Единственное, чего она желала и о чем мечтала, — это чтобы эти несколько часов поскорее прошли. Разве ей под силу тягаться с Лорой и остальными? Это глупость, безумие, она, должно быть, сошла с ума, когда думала, что он сможет довольствоваться только ею одной.
— Успокойся, Келси. — Она оторвалась от созерцания пузырьков в своем бокале и увидела, что его карие глаза внимательно изучают ее побледневшее лицо. — Я не собираюсь заставлять тебя делать то, чего тебе не хочется. Хватит с меня того, что ты сейчас здесь, со мной.
— Что? — Она вытаращила на него глаза, а он взял ее за руку, подвел к маленькому диванчику сбоку от камина и усадил рядом с собой.
— Я не был уверен, что ты сможешь дойти до конца, — просто ответил он, лаская ее взглядом. — Последние дни ты была вся как на иголках. Мне казалось, ты вот-вот дашь задний ход.
— Я бы тебя так не подвела! — вознегодовала Келси, глядя ему в лицо, и уголки его твердо очерченного рта тронула усмешка.
— Нет, конечно. Мне следовало это понимать, правда? Ты совершенно права. — Он посмотрел в ее овальное личико, поднятое навстречу его взгляду, и медленно пропустил прядь ее шелковистых волос сквозь пальцы. — Просто я так хотел, чтобы ты была моей, что был уверен — что-нибудь да сорвется. Понимаешь?
— Да. — Она ответила со всем спокойствием, на которое была способна, если учитывать ее бешено колотившееся сердце.
— Сомневаюсь. — Пиджак он снял, еще когда они сели за стол, а теперь развязал галстук, расстегнул несколько пуговиц рубашки и умиротворенно вытянул длинные ноги. Он казался воплощением ленивой расслабленности, а она вся сжалась, как пружина, и сидела в напряженной позе, положив крепко сжатые кулачки на колени. — Почему ты за меня вышла, Келси? — спросил Маршалл, искоса взглянув на нее, и положил руку на спинку дивана за ее спиной. От неожиданности Келси вздрогнула.
— Кажется, я тебе говорила, — поспешила солгать она.
— Нет, не говорила, — задумчиво протянул он, нежно очерчивая пальцем контур ее лица. — Я тебе хотя бы нравлюсь? — (Она молча взглянула на него, подумав про себя, что, наверное, трудно представить себе более странный разговор между молодоженами в брачную ночь, и медленно кивнула.) — Но я тебя пугаю. — Это был уже не вопрос, а утверждение, и она судорожно проглотила слюну, подыскивая слова, чтобы ответить отрицательно и при этом не выдать правды.
— Ты меня не пугаешь, Маршалл.
— Да нет же, пугаю. — В его голосе сквозило замешательство. — Неужели, Келси, после всего, что между нами было, ты мне все еще не доверяешь?
— Почему же, доверяю, — слабо возразила она, задаваясь вопросом, когда же все это кончится. — Просто дело в том…
— В чем?
— Не знаю, захочешь ли ты меня после того, как…
— Как что? — Он явно не улавливал ход ее мысли.
— После того, как мы будем вместе. — Ну вот, она и сказала. — Я не знаю, чего ты от меня ждешь, то есть я хочу сказать, я еще не… — Она стала запинаться не только от нервозности, но и от того, что на его смуглом, красивом лице появилось недоверчивое выражение.
— И о чем ты только думаешь? — Он пристально смотрел ей прямо в глаза. — Пропади оно все пропадом, ты что, считаешь, я жду, что ты будешь вести себя как дрессированная собачка? — Он раздраженно провел рукой по волосам, и она поняла, что глубоко его обидела, но было уже поздно.
— Нет, я знаю, просто Джейд… — Келси резко оборвала себя. Пытаясь исправить положение, она проболталась именно о том, что решила скрыть от него любой ценой.
— Джейд? — Он молниеносно ухватился за это имя. — Так я и знал! Джейд-то туг при чем?
— Ей-Богу, ни при чем. — По его суровому лицу она видела: его не провести. — Просто она кое-что сказала…
— Выкладывай, Келси, — решительно потребовал Маршалл. — Наш с тобой роман был сущим посмешищем, и будь я проклят, если позволю Джейд или кому-либо превратить в посмешище еще и наш брак. Всю правду — и немедленно.
— Пожалуйста…
— Немедленно! — По мере того как она слово в слово излагала свой телефонный разговор с Джейд, он все более мрачнел, а когда она, запинаясь, добралась до конца, он резко поднялся, подошел к камину и минуту, показавшуюся ей вечностью, всматривался в мерцающие угли, а затем снова повернулся к ней; в его глазах застыла боль. — И ты поверила?
— Нет, — торопливо ответила она. — Я не думала, что ты будешь мне изменять, нет, конечно. Но я подумала…
— Ты подумала, что я буду ставить тебе отметки за поведение в постели. — Он говорил сдержанно, но немая ярость, от которой потемнело его лицо, пугала. — Черт побери, Келси, ты, похоже, не успокоишься, пока меня не доконаешь, так, что ли? — В его голосе слышалась такая ярость, что на секунду в ее потрясенном сознании мелькнула мысль — вот сейчас он ее ударит, однако вместо этого он шагнул к столу, сдернул со спинки стула свой пиджак и быстрыми шагами направился к двери.
— Куда ты? — От ужаса голос Келси стал пронзительным, но он не замедлил шагов и остановился на минуту лишь в дверях; его глаза метали молнии.
— Кто я, по-твоему, такой? — По контрасту с глазами его голос был ледяным, но эта холодность полоснула ее по сердцу, будто бритвой. — Кто я, черт возьми, по-твоему, такой? — Он окинул ее презрительным взглядом. — Нет, пожалуй, можешь не отвечать. Ты что, думаешь, я не понимаю, что Джейд мизинца твоего не стоит? Рядом с тобой… — Он внезапно оборвал себя и негромко выругался. — Не смотри на меня так, Келси. Мне нужно подумать, дай мне время подумать. — И, прежде чем она смогла найти слова, чтобы упросить его остаться, он с шумом захлопнул за собой дверь.
Первый час после его ухода она просидела не шевелясь, но минуты шли, камин стал догорать, и ей пришло в голову, что он может и вовсе не вернуться. Она подбежала к окну и сквозь мелкие стеклышки в свинцовом переплете стала смотреть вниз, туда, где была стоянка. Его машина оказалась на месте! Он ее не бросил. От радости у нее закружилась голова, но она тотчас же снова напряглась, увидев, что пошел снег: с темного, хмурого неба медленно падали мягкие белые хлопья.
"Он замерзнет”. Плохо, что она начинает привыкать говорить сама с собой, но, насколько ей известно, он не взял с собой пальто. На нем только его свадебный костюм. Может быть, он внизу? Вряд ли, но прошло еще несколько минут, и она заставила себя не спеша, спокойным шагом спуститься по винтовой лестнице в маленький холл. Ее ждало жестокое разочарование:
Маршалла там не было.
— А, это вы, деточка. Что-нибудь не так? — Миссис Джонс, собиравшая стаканы с опустевших столов, с удивлением обернулась на ее шаги.
Келси глубоко вздохнула.
— Я просто ищу.., моего мужа. — Она с трудом выговорила эти непривычные слова и почувствовала, как заливается краской. Господи, что может о ней подумать эта маленькая деревенская трактирщица?
— Так он что, еще не вернулся? — Что бы ни подумала миссис Джонс, на ее лице ничего не отразилось. — Не беспокойтесь, лапочка моя, он сказал, что у него болит голова, и я дала ему ключ от входной двери. По мне, просто шампанского перебрал да переволновался. — Она заговорщицки улыбнулась. — Эти мужчины никогда ни в чем не знают меры, правда? Кого ни возьми, все мальчишки-переростки.
Келси в ответ тоже улыбнулась и устало поднялась по лестнице наверх. Выхода нет, придется подождать еще.
Когда пробило полночь, а он все еще не вернулся, она медленно приготовилась ко сну и скользнула под надушенные простыни с чувством безграничного отчаяния, от которого у нее в мыслях царил полный хаос. Все кончилось, еще не начавшись, и виновата в этом она одна. Боль была слишком велика, чтобы ее можно было облегчить слезами, глаза Келси горели, но были сухи. Почему только она не сумела удержать язык за зубами? Джейд все-таки добилась своего: она их разлучила. Келси беспомощно ворочалась в постели. Почему, ну почему она ей позволила все испортить?
Она лежала, надушенная и облаченная в тонкую как паутинка шелковую ночную рубашку, которую купила специально для брачной ночи, но мужа рядом с ней не было. При этой мысли у нее чуть не вырвался истерический смешок. Кто из всех ее родных и друзей смог бы поверить, что Маршалл Хендерсон, именно Маршалл Хендерсон оставил свою молодую жену в брачную ночь одну в постели утирать слезы?
Глава 10
Келси не знала, в котором часу она, сломленная усталостью, забылась сном, но ей показалось, будто она всплывает из удушливого мрака, когда услышала, что кто-то рядом снова и снова настойчиво повторяет ее имя: “Келси? Келси?” Узнав голос Маршалла, она мгновенно очнулась и увидела, что он стоит у постели на коленях; в темноте его лицо казалось расплывчатым белесым пятном.
— Маршалл, ты вернулся… — Замешательство, вызванное бурными событиями последних суток, не позволяло ей спокойно осмыслить увиденное, но, инстинктивно протянув к нему руки, чтобы обнять, она обнаружила, что он промок до нитки. — Маршалл! — Она села в постели и поспешно включила ночник. — Ты ужасно выглядишь.
— Плевать. — От холода его голос дрожал; в тусклом свете ночника было видно, что его смуглое лицо посерело и осунулось, вода струйками стекала у него по шее и капала с черных волос.
— Ты должен принять горячую ванну. — Она обеспокоенно оглядела его, но он покачал головой; его зубы стучали.
— Нет. Я должен с тобой поговорить. Мне нужно было давным-давно кое о чем тебе рассказать, но я думал… — Он вдруг оборвал себя. — Я допустил много ошибок, Келси, и, может быть, их уже не исправишь, но все равно мне нужно с тобой поговорить. Ты должна меня понять.
— Только после ванны. — Она думала лишь о нем и совсем забыла, что прозрачный шелк практически не скрывает ее наготы, когда бросилась в ванную и стала наполнять ванну горячей водой, от которой шел пар. Он остался стоять там, где стоял, и следил за ней взглядом, полным безнадежного вожделения. Он вернулся! Больше она ни о чем не могла думать.
— Маршалл, пожалуйста, иди сюда… Ты простудишься.
— Келси…
— Маршалл, пожалуйста.
Уловив в ее голосе нотки отчаяния, он покорно склонил голову и медленно побрел в ванную, машинально сбрасывая на ходу промокшую одежду; его лицо свела судорога. Несмотря на озабоченность, она, увидев его большое, поджарое, мощное тело, осознала, что почти раздета, и ее бросило в жар. Его смуглая, поросшая черными волосами грудь блестела под люминесцентными лампами, и, хотя Келси понимала, что ей следует уйти, она осталась на месте, как пригвожденная, не в силах шевельнуться: она упивалась его видом.
Его большие руки теребили пряжку пояса, но пальцы замерзли, и пряжка никак не расстегивалась, тогда он повернулся к ней:
— Ты бы не могла?..
— Да, конечно. — Она, не колеблясь, шагнула вперед, хотя в душе была далеко не уверена, что сможет ему помочь; так и получилось. Приблизившись, она застыла в нерешительности, не в силах заставить себя проделать столь интимную процедуру. — Маршалл? — От смущения ее щеки зарделись, и она подняла глаза на него; он нежно взял ее руки в свои, поднес к поясу и неспешно, но настойчиво помог ей расстегнуть пряжку.
Когда последняя одежда упала на пол, его тело лучше всяких слов сказало ей о том, как она ему нужна, и на этот раз он в свою очередь поспешно отвернулся, быстро забрался в ванну и, закрыв глаза, лег в воду, от которой поднимался пар; под его высокими скулами играл тусклый румянец. Она села рядом на пол, ей хотелось плакать, хотелось что-то сказать, но она не сделала ни того, ни другого. Через какое-то время цвет его лица восстановился; он согрелся, и конвульсивная дрожь, бившая его большое тело, стихла.
— Прости меня, Келси, это не брачная ночь, а черт знает что. — Услышав его низкий голос, она вскинула голову навстречу его взгляду и увидела, что его лицо исказила гримаса какого-то чувства, но какого именно — она понять не могла.
— Ничего страшного. — Это были жалкие слова, но лучше не придумать.
— Да какое там, черт побери, “ничего страшного”! — Он увидел, как она вздрогнула, и понизил голос. — Я думал быть таким чутким, таким снисходительным, чтобы все прошло мило и гладко, а вместо этого… — Он издал свой характерный отрывистый смешок, в котором не чувствовалось веселости. — При имени Джейд…
— Это я виновата. — Она уже не знала, что и сказать.
— Нет, ты ни в чем не виновата. — Внезапно он сел и потянулся за полотенцем, потом встал и вышел из ванны, а она одновременно поднялась с коврика.
— Маршалл… — Ее переполняли неистовая любовь, желание помочь ему, сделать так, чтобы ему стало лучше, чтобы с его лица исчезло это печальное, затравленное выражение, от которого складки по углам его рта превратились в глубокие борозды. — Маршалл, не прогоняй меня, пожалуйста.
— Не прогонять тебя? — Он изумленно уставился на нее. — У меня и в мыслях нет тебя прогонять.., если бы ты только поняла…
— Тогда поцелуй меня. — Испуг и замешательство предшествующих часов исчезли, на смену им пришло нестерпимое желание быть с ним рядом и произвести какое-нибудь, какое угодно впечатление, лишь бы расшевелить его холодную сдержанность. Она шагнула к нему и обхватила руками за шею. — Пожалуйста. — Больше ей этого было не вынести.
— Келси! — Это был стон неистового желания, и когда она прижалась к нему, дрожь, бившая его, передалась ей. — Мне нужно с тобой поговорить, я не могу нормально думать, когда ты…
— Я не хочу, чтобы ты думал. — (Когда он поднял руки, чтобы высвободиться из ее объятий, полотенце соскользнуло на пол, открыв его желание.) — Я хочу, чтобы ты меня хотел.
— Хотеть тебя? — Вздрогнув, он привлек ее к своему мощному телу и впился губами в ее губы; этот жаркий, свирепый поцелуй пробудил в ней что-то древнее, глубоко спрятанное, и оно вспыхнуло ярким пламенем, пожирая ее. — Ты представить себе не можешь, моя хорошая…
Забыв обо всем, она беспомощно прильнула к нему, а его горячие губы раздвинули ее губы и проникли вглубь; в страстном порыве его дрожащие руки сорвали тонкий шелк с мягких изгибов ее тела, и она спрятала лицо у него на груди с нечленораздельным возгласом: “Маршалл.., пожалуйста…"
Железное самообладание Маршалла, так долго удерживавшее его от последнего шага, рухнуло перед лицом ее безоговорочной покорности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22