Макс надел видеоочки, сенсорные перчатки и «контур» — тонкий металлический обруч с небольшой антенной. Информация нейролингвы поступает через спутник на специальный приемник, а тот уже преобразует его в волны нужной частоты и передает на контуры учеников в форме личностно-адаптированных магнитных волн.Это самый простой учебный комплект для подключения. В магазинах продавались другие — более сложные и красивые. Обычно очки и контур в них были интегрированы и образовывали что-то вроде шлема. Громов мечтал купить набор «Сони» — легкие ультрасиликоновые линзы и тонкие, едва заметные сенсорные наклейки на кончики пальцев.— Пожалуйста, быстрее, — подгоняла всех зануда Йокояма, — не копайтесь, не заставляйте других ждать.Митцу вполне справедливо считал, что Йокояма — это не учитель, а оператор нейролингвы. Она всего лишь следит за правильностью загрузки материала, последовательностью и читает «поддерживающие» тексты. Словари усваиваются памятью быстрее и лучше, если одновременно читать какой-нибудь текст на соответствующем языке.Громов нажал кнопку «Старт» на панели внешнего управления.Перед глазами мгновенно развернулось до боли знакомое меню на голубом фоне.Громов протянул руку и выбрал иконку «Войти в систему». Выскочила клавиатура. Макс набрал свой пароль — личный идентификационный номер, который давался каждому при первом подключении к системе.Наконец нейролингва всех идентифицировала, приняла и настроилась на «уникальные» мозговые волны каждого. Затем ученики два часа смотрели на бешено бегущие иероглифы и слушали резкий, впивающийся в мозг голос учителя Йокоямы. Она быстро, нараспев читала стихи. Нейромодулятор специально придавал ее голосу такую частоту которую мозг воспринимает лучше всего. Точнее, голос на этой частоте превращается в нечто похожее на сверло, спастись от которого нет никакой возможности. Неудивительно, что между собой ученики звали Йокояму «Электродрель».Когда урок кончился, Максим устало снял очки и откинулся назад. Голова болела, а во рту противно покалывало, как на большой высоте. До сих пор неизвестно, вредна ли нейролингва. А ученики гадали, зачем вообще учить языки, когда у каждого на ухе висит биофон-переводчик, который немедленно переводит любую речь на понятный для его хозяина язык. Ну и позвонить по нему можно заодно, сфотографировать что-нибудь или сделать видеозапись.Выйдя в коридор, Громов дождался Чарли и Митцу.— Как из соковыжималки, — сказал Митцу, потерев глаза. Его короткие черные волосы топорщились ежиком. Никакое средство не могло заставить их улечься в гладкую прическу. — Голова раскалывается, глаза болят — жуть. Кстати, заметили: Йокояма свой нейромодуль никогда не отключает. Хочет, небось, Тиллибергу в голову засунуть мысль, что она неотразима.Учитель Тиллиберг преподавал в Накатоми историю. Его вечно окружала стайка восхищенных старшеклассниц.— Какая все-таки гадость эта нейролингва! — произнес Макс, морщась так, будто съел что-то несвежее.— А мне нравится, — пожал тощими плечами Чарли и шмыгнул веснушчатым носом.Его пламенно-рыжие кудрявые вихры казались оранжевой строительной каской от чудовищного количества «Глэмшира», которое требовалось для их укрощения.— Зачем знать двести тысяч слов к двенадцати годам, если в реальной жизни обходишься дай бог сорока тысячами плюс тридцать пять «пассивного словаря»? — проворчал Громов. — А потом тебя еще подключают к нейролингве, заставляя учить все двести тысяч аналогов этих уже известных слов на десяти других языках как минимум...— А мне нравится! — упрямо и даже с вызовом повторил Чарли. — Это вообще единственный предмет, ради которого я сюда хожу.Это была правда. 89% способностей Спаркла приходилось на лингвистику. Все прочие двенадцать предметов — бионика со всеми разделами типа генного инжиниринга, биохимии, киберорганики и так далее, социомика, высшая теория математики, квантоника — делили между собой жалкие 11% остальных способностей Чарли.С каждым годом Спаркл становился все худее и длиннее. Он был единственным, кому нравилось вечно серое, пасмурное небо над Токио. От солнца на его молочно-белой коже тут же появлялись красные ожоги. «С тех пор как я сюда приехал, научился различать 247 оттенков серого», — как-то заявил Чарли. На что Громов усмехнулся: «Да уж... Солнце — это, похоже, единственный абонент в Японии, который всегда недоступен».— Даже не верится, что наконец обед, — Митцу улыбнулся и похлопал себя по животу. — Я думал, не доживу. Скорей бы уже каникулы. Отец обещал отправить меня в Национальный парк Кении, — хвастливо сказал он. — Если только сдам зачет по итогам Нефтяной войны. Черт, мне никогда не запомнить, какие корпорации в какие пулы объединились и сколько мест получали в хайтек-правительстве каждый год!— Да, — сочувственно ответил Громов, — я, честно говоря, нейронную программу написал, чтобы это выучить. Корпорации — еще ладно, а вот даты, когда какие ресурсы закончились и чем они были заменены... Вот где ужас! Все пришлось через видеоочки закачивать. Голова болела два дня.— Да я бы тоже лучше программу написал, чем всухую зубрить. Жаль, имплантантов памяти не бывает, — печально вздохнул Митцу и спросил Макса: — Ты-то домой поедешь?Громов коротко и нехотя буркнул:— Нет.— Охота вам рядом со школой все время сидеть... — недоуменно пожал плечами Токахаши. — Мне уже в начале семестра хочется отсюда подальше свалить. Хорошо, когда в одну из лотекских стран получается поехать.Чарли сник и сунул руки в карманы. Ему про каникулы думать совсем не хотелось. Вряд ли родители будут рады коэффициенту его успеваемости.— Я бы лучше здесь остался, чем домой... — проворчал он.— Да ладно тебе, — Митцу хлопнул его по спине. — Наплюй.Но до столовой шли молча. Все помнили ярко-фиолетовые синяки, которые Чарли привез с последних каникул.Взяв подносы с едой, друзья сели за свободный столик.— Интересно, кого в этом году отберут в Эден? — задумчиво спросил Максим, подцепив на вилку суши. Палочками он есть умел, но не любил.Каждый ученик после третьего года должен был придумать и создать себе домашнего робота. Это называлось «домашний проект». Никаких указаний. Полная свобода. Что хочешь, то и делай. Каждый год ученики представляли в школу отчет и демонстрировали своих роботов. Кто хотел, мог послать заявку в Эден, приложив этот отчет.В прошлом году в Эден пригласили одного мальчика седьмого года и двух девушек, почти выпускниц восьмого года. Учитывая, что в Накатоми пять тысяч учеников, можно представить, какая это честь.Митцу пожал плечами.— Меня точно не возьмут, — сказал он, — у меня с проектом полная беда. Мой робот Нидокинг научился ходить только по прямой. Прошлый век. Моя голова — не то что твоя, Макс. Способностей к концентрации нет. Кстати, чувствую, с квантоникой у меня в этом семестре тоже будут проблемы... Мне в Эдене точно делать нечего. Думаю на механику налечь. Может, примут потом в Детройт? Я больше железо люблю, чем софт. Кстати, вот с железом у моего Нидокинга все хорошо. Он и с высоты падал, и коротился — ни-че-го. Ходит себе и ходит, но только по прямой. Крепкий, но тупой. Прямо как я.Митцу постучал кулаком по своей круглой голове с оттопыренными ушами.— Если бы я был так самокритичен, как вы, мистер Токахаши, — Чарли уже успел смести почти все, что было у него в тарелке, — я бы давным-давно умер от стыда. Что мне с проектом делать, даже представить не могу. Хорошо хоть наконец собрал своего робота. Но он не то что не ходит, а даже на колесиках не ездит. Скажу вам честно, он даже не включается.— Но ведь тебя отчислят, если не представишь проект, — нахмурился Митцу, — это для всех обязательно. Насчет Эдена — ерунда. Хочешь — посылай, хочешь — нет. Но ведь домашний проект надо обязательно в конце года показать, иначе...— Ну и пусть, — неожиданно спокойно пожал плечами Чарли.Максим и Митцу переглянулись, потом хором спросили:— Что?!Громов удивленно добавил:— Ты хочешь, чтобы тебя отчислили?— Да, другого пути нет... Вы же знаете, я не очень-то рвался в Накатоми. Просто отец... и дед... Они про другую школу даже слушать не захотели. «Это альма матер всех Спарклов», — Чарли передразнил напыщенный высокомерный голос своего отца. — А у меня способностей к математике, как вам известно, меньше трех процентов.— Ты никогда не говорил, что хотел в другую школу, — тихо заметил Максим.Ему было ужасно жаль Чарли и хотелось как-то поддержать его. Сказать что-нибудь теплое, ободряющее. Но Громов не знал таких слов, да и чувства проявлять не привык.— Я... я хотел в Норфолк, — с трудом выдавил из себя Чарли и тут же вжал голову в плечи, покраснев до кончиков ушей.— В Норфолк?! — Митцу прыснул от хохота. — Это ж для девчонок! Литература, история, музыка — ерунда, одним словом! Ты еще скажи, что решил стать композитором!— Вот и папа так сказал... — едва слышно ответил Чарли, еще сильнее втянув голову в плечи.Громов нахмурился. Слова Митцу его разозлили. Правильно говорят — хочешь узнать каков человек, взгляни на его школьного робота.
Я откинулась назад. Спина затекла. Питьевой автомат «чайкофемашина» выдал сообщение, что на сегодня моя норма питьевой воды исчерпана. В отделе остались только я да Лунная Тень. Судя по первым буквам файлов, он просматривал личные дела тех, с кем Громов учился. Компания у Макса подобралась уникальная.Дэз Кемпински. Полное имя Дезире Кемпински. Награда за ее поимку близится к миллиарду кредитов.Чарли Спаркл — новый президент «Спарклз Кемикал», или «император мыла», как его теперь называют. Его папочка отошел отдел нежданно-негаданно, оставив все своему сыну, которого, по слухам, не слишком-то любил... История эта до сих пор будоражит воображение сетевых репортеров и личностных аналитиков.Так что Лунатику сидеть еще долго, а я, пожалуй, пойду. Завтра чуть свет вылетаю в Токио.Взгляд мой остановился на новостной ленте. Красная буквенная змейка непрерывно неслась над нашими головами. «Доджеры» разгромили «Маппет Вингс» всухую... Энди Нулин плывет через Тихий океан на доске для виндсерфинга... Арена «Квейк» готовится отпраздновать свое пятидесятилетие... Макияжная матрица Белинды Редс стала на сто двадцать оттенков богаче... Председатель торгового комитета провел переговоры с бедуинами о восстановлении Суэцкого канала...Ни слова о «Биософте»! Ни слова о Громове!Мне вспомнилась любимая присказка шефа: «Событие не произошло, пока о нем не сказали в новостях». Ну-ну...Я надела видеолинзы и закрепила контакты на пальцах. Вошла в Сеть.Направо — конференц-залы. Доска тем... История за день. До двенадцати дня — только о «Биософте» и Громове. В 12:15 первый раз заговорили о чем-то еще, конкретно — о заезде «Формулы-1001», решится ли Скарлетт МакКонахен разогнать свой болид выше скорости звука, чтобы обставить наконец «Пулю» Минг? К пяти часам вечера «Биософт» обсуждали уже не больше, чем другие новости — деловые, спортивные, политические и так далее.Я вызвала панель управления и набрала адрес Лунатика. Появившись в его приват-чате, сказала:— Это просто невероятно! Неужели люди не понимают, что происходит?!— Не хотят, вот и не понимают, — ответил Тень, не выходя в Сеть. Мы продолжали говорить по биофону. — Кстати, я был уверен, что наш драгоценный хайтек-улей погалдит пару часов, а потом сделает вид, будто ничего не произошло, чтобы с ума не сойти от страха. Ведь никто не знает, как жить без «Биософта». Потому и думать не хочет. Посмотри, как рейтинг президента вырос, доверие к правительству. Люди боятся. А когда они боятся — начинают обожать вожака, надеются, что он им поможет. Вот и сейчас — все будут веселиться и изо всех сил убеждать друг друга, что «лучшее в истории» правительство решит эту проблему за несколько дней. Тем более что корпорации только что обязали оплатить те «несколько выходных», что будут у людей из-за «мелких проблем» с «Биософтом». Арены переполнены, развлекательные центры тоже — люди в восторге от неожиданных каникул.— Но как такое может быть?! Это просто сумасшествие какое-то! — воскликнула я.— Знаешь, почему я выбрал специализацию личностного аналитика? — печально усмехнулся Лунатик. — Мне тоже всегда хотелось понять, как такое может быть.— И что? Теперь, когда ты понимаешь, тебе легче?— Да. Я стал фаталистом и успокоился.— А зачем тогда вообще работаешь на «лучшее в истории» правительство?— Во-первых, за десять тысяч кредитных единиц на сладкую жизнь, во-вторых, имею идиотическую мечту протянуть подольше, а в-третьих, у меня мания величия, верю, что могу спасти наш лучший из миров, — грустно рассмеялся Тень. — Извини, я тебя отключаю. Много работы. Кое-что о Дэз Кемпински Самолет бюро, старенький облезлый карлик, имел только одно достоинство — потреблял крайне мало топлива. Судя по полустертым надписям на стенах, его конфисковали после войны где-то на европейском севере.Чтобы не расходовать драгоценное горючее почем зря, на борт собрали агентов, курьеров, секретарей, почту, посылки, оборудование... Все и всех, кому в это утро позарез требовалось попасть в Токио. Еще пять лет назад было не так плохо с транспортом. Во всяком случае, внутри самолетов еще сохранялись пассажирские кресла. Теперь же все пространство заняли металлические ярусы из легчайших прочных пластиковых решеток. Люди ложились на них как рыбки в консервную банку. Внизу осталось некое подобие корабельного трюма — туда битком набивали груз. Мне повезло найти место у стены — выпуклый борт образовывал нишу. Так что прижимали меня только справа — какой-то бледный молодой человек с искусственным накопителем памяти поверх его собственной черепной коробки. Судя по форме — почтальон. Никогда не понимала, кому охота добровольно превращаться в живой оптик Оптический диск — «оптик», накопитель информации из переработанного оптоволокна. Оптопластиковый прозрачный носитель стандартного размера в см (Д х Ш х В = 4 х 1,5 х 1).

, таскать туда-сюда файлы, которые люди по каким-то причинам не желают посылать через Сеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44