От выпитого вина кружилась голова, а на сердце было легко-легко, как будто Ева сбросила груз обиды и пренебрежения. Олег давно не ласкал ее так, их секс стал обыденным и почти механическим. «А как было раньше?» – спросила себя Ева. Но так и не смогла вспомнить.
– Вы курите? – спросил хозяин дома, предлагая ей тонкие длинные сигареты в лакированной шкатулке.
Она отрицательно покачала головой. Как многого она не знает в жизни! Как много упущено!
– Хотите попробовать?
Ева хотела. Ее словно подменили. Она взяла сигарету и неумело прикурила от свечи, которую поднес Денис Аркадьевич.
– Я не умею курить!
Ей вдруг стало очень весело. Как хорошо, что Олег сидит там, на веранде, со своими скучными друзьями, и не мешает ей развлекаться! Оказывается, вот чего ей не хватало – развлечений! Таинственного сумрака, экзотических запахов, нежных прикосновений…
Хозяин дома стоял рядом, курил вместе с ней. Она чувствовала, как его рука сзади легла под платьем на ее бедро, и ничего не предприняла, чтобы убрать ее оттуда. Наоборот, ей хотелось, чтобы эта рука переместилась вперед, на внутреннюю сторону бедер… Туман плыл в ее склоненной набок головке, сигаретный дым пощипывал горло. Она не вдыхала дым внутрь, боясь закашляться.
– Ева! – Его голос был тих и бархатен, сладок, как вино, как запах жасмина, доносящийся из сада через приоткрытые окна, как теплые летние сумерки…
– У нас идеальная семья, – вдруг сказала Ева, оборачиваясь и глядя прямо в его полуприкрытые глаза, в черные смоляные зрачки, которые источали страстный призыв.
– Я знаю, – ответил Денис Аркадьевич и прикоснулся к ее обнаженной груди.
Ева вздохнула и закрыла глаза. Она больше не хочет быть идеальной женой. Она хочет совсем, совсем другого…
Жена Олега Рязанцева тряхнула головой, отгоняя некстати нахлынувшие воспоминания. В воздухе пахло ванилью и горячим тестом. Господи! Она сожгла пирог!
Ева бросилась к духовке, обжигаясь, вытащила пирог и с облегчением вздохнула. Низ подрумянился чуть-чуть больше, чем нужно, но в целом все обошлось благополучно.
В прихожей резко, громко зазвонил телефон…
Глава 4
В приоткрытое окно врывались звуки перегруженного транспортом шоссе, летела пыль и лепестки черемухи. На столе у Громова, в его личном рабочем кабинете тоже стояли в высокой хрустальной вазе несколько веточек черемухи. Он не любил заморских цветов, дорогих, красивых и каких-то искусственных, будто восковых – без жизни, без запаха.
Игорь Анатольевич глубоко задумался и не сразу заметил секретаршу, которая уже несколько минут стояла напротив стола с запечатанным конвертом в руках. Всю корреспонденцию, адресованную лично ему, Громов прочитывал сам. Это было его незыблемым правилом.
– Спасибо, Алла Викентьевна, – сказал он секретарше и взял у нее конверт.
Молоденьких девчонок в его фирме было полно – ярких, модных и длинноногих, но секретаршу он себе выбирал не по ногам, а по уму и порядочности. Женщину с такими качествами отыскать было непросто, особенно сейчас. Впрочем, наверное, так было всегда, во все времена.
Алла Викентьевна была коренная москвичка в третьем поколении, умнейшая, безукоризненно воспитанная, интеллигентная дама с докторской степенью и знанием двух языков, немолодая, но удивительно приятная, худощавая, высокая, с проницательными серыми глазами. Гром обожал таких женщин, он, можно сказать, преклонялся перед ними и всегда жалел, что слишком рано женился, не успел найти подходящую спутницу жизни. Приходилось терпеть несколько вульгарную Тамару, супругу, с которой они прожили уже больше двадцати пяти лет. Гром по-своему любил жену – слишком много их связывало: первые трудности в Москве, скитания по квартирам, рождение Маринки, его криминальное прошлое, потом полная риска и страха «деловая жизнь», похороны зятя, происшествие с Артемкой…
Игорь Анатольевич прощал жене неистребимо дурной вкус, явный излишек веса, любовь к золотым побрякушкам, которыми Тамара обвешивалась с ног до головы, полное отсутствие логики, каких-либо интересов, кроме еды и магазинов, и многое другое. Он мог себе позволить заводить молодых любовниц, чем и пользовался время от времени, разгоняя тоску. Но постоянной женщины у него никогда не было.
Бывает, умный человек страдает необъяснимой слепотой, когда дело касается его собственных чувств. Необходим толчок извне, какой-то импульс, побуждающий слепца прозреть. Для Громова таким импульсом послужило приобретение статуэтки «Обнаженная Венера».
Бронзовая богиня, купленная на аукционе, странным образом открыла ему глаза, и он осознал, что тайно влюблен в Аллу Викентьевну, свою секретаршу, не очень молодую и не очень красивую женщину, которая напоминала ему графинь и княгинь с портретов Рокотова, загадочных и немного печальных. Живопись была его хобби: альбомы с репродукциями занимали целый стеллаж в рабочем кабинете и значительную часть домашней библиотеки, которую в основном составляли книги по искусству и серия «Музеи мира». Игорь Анатольевич был частым посетителем музеев и художественных выставок, куда его сопровождала Алла Викентьевна, которая и составляла культурные программы. Они бродили по гулким, пахнущим пыльными портьерами, лаком, старыми холстами и деревом, залам, делились впечатлениями и чувствовали себя удивительно, необъяснимо счастливыми.
До сих пор Громов даже сам себе не признавался, какие чувства испытывает к своей секретарше. Просто она была ему нужна, необходима – каждый день, из месяца в месяц, из года в год. Он дарил ей в праздники дорогие и изысканные подарки, объясняя это собственным хорошим воспитанием, и платил почти такую же зарплату, как и своему коммерческому директору. Алла Викентьевна была предана своему шефу всей душой, и он мог быть абсолютно спокоен за свои тылы.
Странно, но, добившись финансового благополучия, деловой известности и получив возможность отдаваться совершенно другим интересам, Громов почувствовал себя так, словно он всю жизнь занимался чем-то подобным. Весь его путь к вершине был не чем иным, как расширением возможностей заниматься тем, что ему нравится и радует душу. И Алла Викентьевна была частью этого другого, нового мира, к которому он стремился. Если уж быть откровенным до конца, то даже политикой он решил заниматься в значительной степени из-за нее, Аллы, – чтобы стать для нее более интересным и привлекательным.
Никто не догадывался о его истинном отношении к секретарше, кроме Дениса Аркадьевича. Однажды, за очередной партией в шахматы, у них зашел разговор о женщинах.
– Чудесные игрушки! – сказал Матвеев, поднимая на Громова глаза после очередного удачного хода.
– Шахматы? – не понял тот.
– Да нет, что вы! Я о женщинах…
Денис Аркадьевич откинулся на спинку плетеного кресла и прикрыл глаза рукой. Все его жесты напоминали Громову прекрасно разыгрываемый спектакль под названием «Московский барин».
– Курите?
Громов взял из шкатулки длинную сигару с золотым ободком. Дым хорошего табака отвлекал его от мрачных мыслей о неизбежном проигрыше, который вновь обозначился на инкрустированной слоновой костью шахматной доске. «Так и комплекс неполноценности может развиться», – недовольно подумал он.
– Как вы считаете, кого предпочитают женщины? Побежденных или победителей?
Денис Аркадьевич как будто прочитал мысли гостя. Громов немного растерялся.
– Ну… судя по всему, победителей…
– Всегда ли? – улыбнулся Матвеев, выпуская дым сигары вверх, в рассеянную голубизну неба. – Женщины бывают разные, как и мужчины: сильные и слабые. Я вообще считаю, что это основное отличие в людях. Так вот: женщины послабее предпочитают проигравших – им можно выражать сочувствие, поддерживать и становиться им нужными, постепенно приобретая таким образом власть над мужчиной-неудачником.
Громов поморщился. Ему не нравилась тема, унижающая достоинство мужчин. Но было интересно послушать Матвеева. Игорь Анатольевич был старше своего собеседника, хотя иногда казалось, что все как раз наоборот. И Денис Аркадьевич представлялся Громову мудрым и хитрым змеем-искусителем, жившим вечно.
– Какие женщины, по-вашему, любят победителей?
– О! – Матвеев поставил локти на стол и сложил пальцы рук в замок. – Победителей любить сложно! Женщины, которые отваживаются на такое, предпочитают любить своих кумиров тайно, обожать их из-за кулис, никогда открыто не появляясь на сцене. Потому что как именно будет развиваться действо, никто не знает. Невинный фарс может перейти в драму, а драма – в трагедию! Или наоборот!
Денис Аркадьевич засмеялся одними губами, тогда как его глаза внимательно наблюдали за собеседником.
– А вы каких партнеров предпочитаете? – поинтересовался Громов.
– Я? Сильных, конечно! Игра всегда интереснее, когда противник достойный. Подавленными и побежденными людьми легче управлять… Они слушаются, но это быстро надоедает. Если люди независимы, на них трудно, а часто и невозможно воздействовать силой. Вот тут-то как раз и приходится пускать в ход истинное искусство игры!
– Но людьми нельзя играть! – вырвалось у Громова.
Он сам не ожидал такого всплеска эмоций, и ему стало неловко за себя.
– Ой ли?! – насмешливо посмотрел на него Матвеев.
Игорь Анатольевич ничего не ответил. Он понял, на что намекает собеседник, но это его не смутило. Да, он не считался с людьми, подчиняя их своим интересам, иногда расправлялся, жестоко, по законам своего собственного представления о справедливости, но он никогда не считал людей игрушками и не забавлялся ими. Это не могло бы доставить ему удовольствия.
– Нет, – отрицательно покачал он головой. – В эти игрушки я не играю.
– Конечно, – убрал улыбку с лица Матвеев. – Алла Викентьевна слишком хрупкая, тонкая, слишком ценная игрушка, чтобы ею играть. Такую вещицу безопаснее держать в шкафу за стеклом и только изредка любоваться ею! Сдувать пылинки и мечтать о прикосновениях, легких, как сердечная дрожь…
Если бы Громова внезапно окатили ледяной водой, он бы и то, наверное, почувствовал себя лучше, чем от последних слов Дениса Аркадьевича.
– Знает ли она о вашем прошлом, уважаемый Игорь Анатольевич? – продолжал Матвеев, пуская дым от сигары кольцами. – Например, о совсем недавнем. Что на самом деле произошло с вашим вторым зятем Андреем? Или куда делся Штырь? А?
Громов снова не нашелся, что ответить, только в глазах его бешено метнулся злой огонь.
Денис Аркадьевич понял, что задел весьма опасную струну в непростой душе своего собеседника, и сразу прекратил разговор на эту скользкую тему, переключившись на погоду, собак и шахматы как ни в чем не бывало. На его лице появилось на мгновение и тут же исчезло выражение почти плотоядного удовлетворения, как у крокодила, только что проглотившего лакомый кусочек. Он понял, что Громов у него на крючке, и что крючок этот – милейшая Алла Викентьевна, дама сердца сурового и закаленного в боях «черного ковбоя» – настолько крепок, что Игорь Анатольевич никогда с него не сорвется.
Громов очнулся от размышлений и покрутил в руках принесенный секретаршей плотный белый конверт. Из окна тянуло запахом молодых листьев и нагретого асфальта; легкий ветерок раздувал занавеску.
Игорь Анатольевич покачал головой и нехотя вскрыл конверт. Внутри оказалась коротенькая записка, содержание которой повергло Громова в шок. Минут десять, а то и больше, он просидел неподвижно, уставившись в окно на горящее оранжевыми стеклами соседнее здание банка, ничего вокруг себя не видя, не замечая. Потом, словно не веря своим глазам, он несколько раз перечитал записку. В ее содержании ничего не изменилось.
Громов посидел еще немного, глубоко задумавшись, и позвонил секретарше.
– Алла Викентьевна, – сказал он, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Найдите, пожалуйста, господина Смирнова и соедините меня с ним, если он на месте.
Смирнов, бывший десантник, потом спецназовец, потом безработный, потом сотрудник охраны Игоря Анатольевича Громова, уже полгода занимался частным бизнесом: оказывал услуги разным людям в различных щекотливых ситуациях. Разумеется, за вознаграждение, притом весьма и весьма немалое. Такой уж у Славки Смирнова был независимый и самостоятельный характер, что он не смог долго удержаться ни в армии, ни тем более на службе у Громова. Он был классным специалистом, надежным товарищем, умелым и хладнокровным бойцом – но предпочитал действовать на свой собственный страх и риск, будучи просто не в состоянии подчиняться чьим бы то ни было приказам. Вернее, как он сам говорил, «если начальник умный, я бы его послушал» – то есть с умными начальниками Смирнову хронически не везло. Исключительно поэтому он решил, что заниматься своим делом сможет, только подчиняясь сам себе, своей интуиции и следуя своим собственным планам.
Вообще-то его звали Всеслав, как какого-нибудь древнего русского князя, чем он очень гордился, считая, что имена людям даются не зря. Хотя в жизни все обстояло намного проще – его мама увлекалась древнерусской историей, ездила на раскопки в Суздаль, еще когда была студенткой исторического факультета, и в честь какого-то безвременно и героически погибшего воина Всеслава назвала своего первого и единственного сына. Но сын на нее за это не обижался. Ему нравилось свое имя, как, впрочем, и все остальное – внешность, лицо, ум, талант и профессия. Славка был одним из немногих людей, которые сами себе нравились и практически всегда были собой довольны.
Алла Викентьевна потратила около часа, разыскивая господина Смирнова, пока наконец не застала его дома. Смирнов всю ночь занимался какой-то сомнительной слежкой, под утро еле уснул, отключив телефон, а когда проснулся, то отправился в спортзал своего друга Рената, где занимался физическими упражнениями и усовершенствованием навыков ближнего боя. Славка любил свое красиво развитое, сильное тело и с удовольствием уделял ему внимание, поддерживая в отличной форме.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6