Ролинс вынул из кармана сигарету и закурил от уголька.
Я бы не стал плясать под ее дудку, сказал он.
Джон Грейди промолчал. Ролинс стряхнул пепел о каблук
Плюнь ты на нее. Все бабы одинаковы.
Джон Грейди отозвался не сразу.
Вот именно, сказал он.

Вычистив Редбо и поставив его в стойло, Джон Грейди пошел на кухню. Луиса у
же легла, в доме стояла тишина. Он пощупал кофейник. Теплый. Налил кофе в ча
шку, вышел с ней в коридор.
В дедовом кабинете подошел к столу, включил на стольную лампу, сел в старо
е дубовое кресло. На столе медный календарик. Если его наклонить, то менял
ось число. Пока на нем значилось тринадцатое сентября. Были на столе еще и
пепельница, стеклянное пресс-папье, большая амбарная книга, фотография
матери Джона Грейди на выпускном вечере. Фотография была в серебряной ра
мочке.
В комнате стоял въевшийся запах сигарного дыма. Джон Грейди протянул рук
у к лампе, выключил, остался в темноте. За окном тянулась, уходя на север, за
литая звездным светом прерия. Эту мерцающую темноту испещряли крестики
телеграфных столбов. Дед рассказывал, что в прежние времена команчи реза
ли провода, а потом незаметно соединяли концы конским волосом, так что на
йти побежденное место было практически невозможно. Джон Грейди откинул
ся на спинку кресла, положил ноги на стол. Далеко на севере, милях в сорока
от дома, полыхали зарницы. Часы в гостиной пробили одиннадцать.
По лестнице спустилась мать и появилась в дверях кабинета. Она включила
верхний свет и неподвижно застыла, в халате, сложив руки на груди и обхват
ив локти пальцами. Джон Грейди обернулся, а потом снова стал смотреть в ок
но.
Что ты тут делаешь?
Сижу.
Мать стояла очень долго, потом повернулась, вышла и стала подниматься к с
ебе наверх. Услышав, как закрылась дверь ее комнаты, Джон Грейди встал, вык
лючил верхний свет и снова опустился в кресло.

Когда выдавались теплые дни, Джон Грейди с отцом усаживались на белые пл
етеные стулья в отцовском номере и распахивали окно настежь. Сквозняк за
дувал тюлевые занавески в комнату, а они сидели и пили кофе. Иногда отец по
дливал себе виски. Прихлебывая из чашки свой горячий коктейль, он курил и
смотрел на улицу, где вдоль тротуара длинной вереницей выстроились джип
ы нефтяников, придавая мирному городу сходство с зоной военных действий.

Если бы у тебя были деньги, ты бы купил ранчо?
У меня были деньги, но я его не купил.
Это после войны? Когда тебе заплатили за армию?
Нет… У меня бывали деньги и потом.
А сколько ты выигрывал? Какой твой рекорд?
Тебе незачем это знать. Азартные игры Ц дурная привычка.
Может, как-нибудь сыграем в шахматы?
У меня теперь не хватает терпения играть в шах маты.
Зато у тебя хватало терпения играть в покер.
Покер другое дело.
В чем же разница?
В деньгах, вот в чем.
Они сидели и молчали.
Земля в этих краях еще в цене, снова заговорил отец. В прошлом году открыли
крупную скважину. Ай-Си-Кларк-один.
Он отхлебнул кофе, потом взял пачку сигарет, закурил, посмотрел на сына и с
нова перевел взгляд на улицу. Помолчав, он сказал:
В тот раз я выиграл двадцать шесть тысяч долларов. Я играл двадцать два ча
са кряду. На последней сдаче в банке скопилось четыре тысячи, а играли тро
е. Я и двое из Хьюстона. Я выиграл, имея на руках три дамы.
Он снова посмотрел на сына. Тот сидел, поднеся чашку ко рту. Рука его засты
ла в воздухе. Отец отвернулся и посмотрел в окно.
У меня не осталось от этих тысяч ни гроша, сказал он.
Что я, по-твоему, могу сделать?
По-моему, ничего.
А ты не можешь с ней поговорить?
Нет.
А по-моему, можешь.
Наш последний разговор состоялся в Сан-Диего, Калифорния, в сорок втором
году. Она не виновата. Я не тот, что прежде. Как это ни печально.
Внешне, может, и не тот. А в душе такой же…
Отец закашлялся. Потом отпил из чашки.
Вот. В душе…
Они долго сидели не проронив ни слова.
Она играет в каком-то театре…
Знаю.
Сын поднял с пола шляпу и положил на колени.
Пора…
Мне очень нравился ее старик. А тебе? И мне нравился, ответил сын отвернувш
ись к окну.
Не надо плакаться мне в жилетку…
А я и не плачусь.
Вот и не надо.
Он не сдавался, сказал Джон Грейди, и всегда твердил, что надо держаться до
конца. Он говорил, что похороны стоит устраивать, если есть что похоронит
ь, пусть это хотя бы только военный личный знак. Джон Грейди помолчал. Они
собираются раздать твою одежду, добавил он.
На здоровье. На меня все равно ничего не налезет. Разве что обувь…
Он всегда считал, что вы опять сойдетесь.
Знаю.
Джон Грейди встал, надел шляпу.
Я поеду…
Давай.

Отец скинул ноги с подоконника на пол.
Я провожу тебя. Хочу купить газету.
Они стояли в вестибюле, где пол был выложен кафелем. Отец просматривал га
зетные заголовки.
Господи, чего это Ширли Темпл разводится?!
Джон Грейди посмотрел в окно. Опускались ранние зимние сумерки.
Надо бы постричься, сказал отец сам себе. Потом перевел взгляд на сына. Я п
онимаю, что у тебя на душе. Со мной такое бывало…
Сын кивнул. Отец еще раз взглянул на газету и стал складывать ее.
В Библии сказано, что кроткие унаследуют землю, и, наверное, так оно и есть.
Я, конечно, не вольнодумец, но если честно, то я сильно сомневаюсь, что унас
ледовать землю Ц такое уж великое счастье…
Он посмотрел на сына, потом вынул из кармана пиджака ключ и протянул ему.

Поднимись в номер. В шкафу найдешь кое-что для себя.
Что там?
Подарок. Хотел дождаться Рождества, но осточертело все время на него нат
ыкаться. Забирай.
Ладно.
Тебе сейчас нужно отвлечься… Когда спустишься, оставь ключ у дежурного.

Ладно.
До скорого.
Пока.
Джон Грейди поднялся в лифте, прошел по коридору к номеру, отпер дверь, вош
ел. Открыл стенной шкаф. На полу, рядом с двумя парами ботинок и грудой гря
зных рубашек, он увидел новенькое седло «Хэмли формфиттер». Поднял его з
а луку, закрыл дверцу шкафа, потом положил седло на кровать и застыл, не св
одя с него глаз.
Черт побери, произнес он.
Джон Грейди оставил ключ у дежурного и вышел на улицу с седлом на плече. Он
дошел до Саут-Кончо-стрит, остановился, положил седло на землю у ног. Уже с
темнело, горели уличные фонари. Первая же машина шла в его сторону. Это был
старенький грузовичок «форд», модель А. От резкого торможения грузовик
сильно занесло, водитель опустил стекло, дохнул на Джона Грейди перегаро
м.
Бросай, ковбой, свою красотку в кузов и садись.
Джон Грейди так и сделал.

Всю следующую неделю шли дожди. Потом немного прояснилось, но ненадолго.
С серого неба на застывшие равнины снова обрушились потоки воды. Залило
мост у Кристоваля, и движение по шоссе оказалось прерванным на неопредел
енное время. В Сан-Антонио тоже залило все, что только можно было залить. Д
жон Грейди надел на себя дедов дождевик, заседлал Редбо и поехал на пастб
ище у Алисии, где южная часть ограды оказалась под водой. Стадо сгрудилос
ь на незатопленном островке. Коровы грустно взирали на коня и человека. Р
едбо, в свою очередь, недовольно поглядывал на коров.
Что поделать, дружище. Мне это все самому не нравится, сказал Джон Грейди,
коснувшись каблуками его боков.
Пока матери не было, Джон Грейди, Луиса и Артуро ели на кухне. По вечерам, по
ужинав, Джон Грейди часто выходил на шоссе, ловил попутку и, оказавшись в г
ороде, бродил по улицам. Иногда он доходил до Борегард-стрит, останавлива
лся напротив гостиницы и смотрел на окно на четвертом этаже, где за прозр
ачной занавеской время от времени мелькал силуэт отца, перемещавшийся т
уда-сюда в освещенном прямоугольнике, словно медведь в тире, только медл
еннее и так, словно это причиняло ему страдания.
Вернулась мать, и Джон Грейди снова стал есть в столовой. Мать и сын сидели
на противоположных концах длинного стола, а Луиса хлопотала, подавала е
ду. Унося последние тарелки, она обернулась у двери.
Альго мас, сеньора?
Что-нибудь еще, сеньора?

Но, Луиса. Грасиас.
Нет, Луиса, спасибо.

Буэнас ночес, сеньора.
Спокойной ночи, сеньора.


Буэнас ночес.
Дверь за Луисой закрылась. Тикали часы. Джон Грейди поднял голову.
Почему бы тебе не сдать мне ферму в аренду?
В аренду?
Да.
Кажется, я уже говорила, что не хочу больше это обсуждать.
Но у меня появилось новое предложение.
Сильно сомневаюсь.
Я отдам тебе все, что заработаю. И ты сможешь тратить деньги, как пожелаешь
.
Ты соображаешь, что несешь? Тут ничего не заработаешь. Эта ферма уже двадц
ать лет приносит одни убытки. После войны на ней не работал ни один белый.
И вообще, тебе только шестнадцать. Ты не сможешь управлять фермой.
Смогу.
Чушь. Лучше учись.
Мать положила салфетку на стол и, отодвинув стул, встала и вышла из комнат
ы. Джон Грейди оттолкнул чашку. На противоположной стене, над буфетом, вис
ела картина с изображением лошадей. Там их было с полдюжины. Они перепрыг
ивали через ограду корраля с развевающимися гривами, бешено закатывая г
лаза. У них были длинные андалусские носы, а в очертаниях голов угадывал
ась кровь Барба. У передних лошадей были видны крупы, мощные и тяжелые. Во
зможно, это напоминала о себе линия Стилдаста. Но в остальном животные на
картине не имели ничего общего с теми, кого он, Джон Грейди, видел в жизни. К
ак-то раз он спросил деда, что это за лошади. Тот поднял голову от тарелки, п
осмотрел на картину так, словно видел ее впервые, буркнул, что это все фант
азии, и снова принялся за еду.

Джон Грейди поднялся по лестнице на второй этаж, отыскал дверь матового
стекла, на которой дутой было начертано «Франклин», снят шляпу, взялся за
ручку и вошел. За столом сидела секретарша.
Я к мистеру Франклину.
Вам назначено?
Нет, мэм, но он меня знает.
Как вас зовут?
Джон Грейди Коул.
Минуточку.
Она вышла в соседнюю комнату, потом вернулась и кивнула.
Джон Грейди встал и подошел к двери.
Входи, сынок, сказал адвокат Франклин, и он вошел.
Садись.
Он сел.
Когда Джон Грейди рассказал все, что хотел, адвокат откинулся в кресле и у
ставился в окно. Покачал головой. Перевел взгляд на Джона Грейди и выложи
л руки перед собой.
Во-первых, начал он, я не имею права давать тебе советы. Это называется зло
употребление положением. Но я могу сказать тебе, что ферма Ц ее собствен
ность и она вправе поступать с ней так, как сочтет нужным.
А я?
Ты несовершеннолетний.
Ну а что мой отец?
Сложный вопрос.
Франклин снова откинулся на спинку кресла.
Они ведь официально не развелись…
Они развелись, друг мой.
Джон Грейди вскинул голову.
Это уже подтвержденный факт и потому не является секретом. Развод оформл
ен документально.
Когда?
Все бумаги подписаны три недели назад.
Джон Грейди опустил голову. Адвокат наблюдал за ним.
Еще до того, как умер старик…
Джон Грейди кивнул.
Ясно.
Все это грустно, сынок, но что делать… Уже ничего нельзя изменить.
А вы не могли бы поговорить с ней?
Уже говорил.
И что она сказала?
Какая разница? Главное, она не собирается менять решение.
Джон Грейди кивнул. Он сидел, уставясь на свою шляпу.
Сынок, далеко не все свято верят в то, что жизнь на скотоводческом ранчо в
западном Техасе уступает разве что существованию и раю. Твоя мать не жел
ает оставаться на ферме, вот и все. Если бы это занятие приносило деньги, т
огда, конечно, другой разговор. Но денег это не приносит.
Ранчо могло бы давать доход…
То ли да, то ли нет. Оставим этот спорный вопрос. Дело в том, что она еще моло
дая женщина и ей хоте лось бы вести не столь замкнутый образ жизни, как пре
жде.
Ей тридцать шесть.
Адвокат откинулся на спинку своего вращающегося кресла. Слегка поворач
иваясь в нем туда-сюда, провел указательным пальцем по нижней губе.
Он сам виноват. Безропотно подписал все бумаги, что сунули ему под нос. Даж
е не почесался, чтобы как-то защитить свои интересы. Господи, я говорил ем
у, чтобы он нанял адвоката. Черт, я просто умолял его!
Знаю.
Уэйн говорит, он перестал ходить к врачу.
Да… Спасибо, что уделили мне время, мистер Франклин, добавил он помолчав.

Извини, что не мог сообщить тебе ничего более обнадеживающего. Но ты имее
шь право обратиться к кому-то еще…
Да нет, зачем…
Почему ты сегодня не в школе?
Я больше не хожу.
Понятно…
Джон Грейди встал, надел шляпу.
Большое вам спасибо.
Не за что, отозвался Франклин, тоже вставая. Есть в нашей жизни вещи, проти
в которых мы бессильны. Это похоже, тот самый случай.
Похоже, скачал Джон Грейди.

После Рождества мать почти не появлялась в доме. Джон Грейди проводил вр
емя на кухне с Луисой и Артуро. Луиса не могла говорить о ранчо без слез, и п
оэтому они не говорили о ранчо. Никто не решался сообщить о предстоящей п
родаже Луисиной матери, которая жила тут с начала века. Потом наконец Арт
уро ей рассказал. Старуха выслушала его, кивнула и отвернулась.
Утром, на рассвете, Джон Грейди надел куртку и вышел на шоссе. В руке у него
был кожаный саквояж, в котором лежали чистая рубашка, пара носков, а также
зубная щетка, бритва и помазок. Саквояж принадлежал его деду, а куртка на б
айковой подкладке была отцовской. Ждал он недолго. Вскоре появился грузо
вик, который остановился, когда он поднял руку. Он сел, поставил саквояж на
пол кабины и стал растирать озябшие кисти рук. Водитель перегнулся чере
з него, проверяя, хорошо ли закрыта дверь, потом включил первую скорость, и
машина покатила дальше.
Дверца плохо закрывается. Ты куда?
В Сан-Антонио.
Ну а и в Брейди. Так что не до конца, но подброшу.
Спасибо.
Торгуешь скотом?
Не понял.
Шофер кивнул в сторону саквояжа с ремнями и медными застежками.
Говорю, торгуешь скотом? У них такие же.
Нет, просто другого нет.
А я подумал, не торгует ли парень скотом. И давно там стоял?
Несколько минут.
Шофер показал правой рукой на приборную доску, где светился оранжевый ди
ск
Вон печка.
1 2 3 4 5 6