…Через минуту я уже диктовала Венере из Ташкента свой домашний адрес, а через десять уже была в ближайшем универсаме и закупала продукты. Как-никак, это будет второй человек, переступивший порог моей квартиры, – первым был сантехник, чинивший бачок в туалете.Я позволила себе посорить деньгами – это оказалось приятным чувством. Я купила рыбы и креветок (привет от Нимотси), белого вина (к рыбе), фруктов (к вину) и мороженого (к фруктам). На этом моя провинциальная фантазия была исчерпана.Венера из Ташкента приехала через час.Она позвонила в дверь так же весело и дерзко, как разговаривала со мной по телефону.И когда я увидела ее на пороге, меня пронзило острое, как игла, предчувствие – в моей жизни начинается новый этап: я даже зажмурилась, так она была красива. Нет, “красива” – это не было нужным словом, тут же педантично заметила я про себя. Я почувствовала в ней тот неистовый вкус к жизни, который когда-то покорил меня в Иване. Этого нельзя было приобрести (какое приобрести, ей от силы девятнадцать, соплячка) – с этим нужно было родиться.– А это я названивала. – По юному лицу гостьи пробежала тень, ну конечно, она сразу же разочаровалась во мне, бедняжка – Я так и поняла. – Я сразу повернулась и отправилась на кухню, ни разу не оглянувшись, с прямой спиной – что-что, а спину я умела держать так же, как хороший боксер прямые удары в челюсть: знаю, знаю, что не понравилась вам, – ну и плевать!..– Можешь вымыться с дороги, в ванной полотенце чистое, и горячую воду вчера дали. – Ей необходимо было время привыкнуть ко мне, во всяком случае – убрать гримасу с лица.– Я вообще самолетом, не успела изгваздаться, – крикнула она из прихожей, и я вздрогнула: “изгваздаться” было любимым словом Ивана.– Как знаешь…Я уже сидела на кухне, в своем любимом кресле, купленном после первого сценария. Неначатая бутылка вина на столе показалась мне глупой – кого ты хочешь обольстить. Мышь?.. Я резво подскочила и отлила добрую половину в раковину.– Ну, как тебе Москва? – банально спросила я, заканчивая манипуляции с бутылкой.– Ужасно, – банально ответила она, все еще возясь в прихожей.– А как Ташкент? – Я никогда не была в Ташкенте.– Еще хуже. Вы где?– На кухне. – Я снова устроилась в кресле и уже спокойно плеснула себе вина в бокал из французского набора. Бокалы я купила после третьего сценария. Сделала глоток – должно быть, смешно выгляжу, богема сраная. – Можно на “ты”.Наконец-то она появилась на пороге кухни.– Хочешь выпить? – спросила я. – Вчера ребята-телевизионщики приходили, осталось. Неплохое вино.– Вообще-то, я не пью с утра. Узбекская женщина, знаешь ли. – Она легко согласилась с моим “ты”.– “Венера” – не узбекское имя – Мне оно тоже не нравится. Можешь звать меня Венькой, – она обезоруживающе улыбнулась.– А меня – Мышью, – ляпнула я. – Близкие друзья так и зовут меня – Мышь.Мне очень хотелось понравиться ей, заинтересовать, произвести впечатление. И тогда я небрежно достала только что купленный в универсаме табак “Амфора” и трубку вишневого дерева: трубку пару лет назад спер в какой-то лавчонке Нимотси, поигрался с ней пару месяцев и забросил.Я неумело набила трубку табаком, поднесла спичку и под заинтересованный взгляд Веньки сделала затяжку, – кажется, клюнуло. Женщина, свободно и непринужденно курящая трубку, не может не вызвать интерес.– Я, пожалуй, выпью, – сказала Венька, – за знакомство.Мы выпили, не чокаясь, и несколько минут в полном молчании разглядывали друг друга. Вблизи, на освещенной солнцем кухне, она показалась мне еще интереснее: светлые волосы, капризно изогнутые губы, немного тяжелые веки над светлыми, почти прозрачными глазами. Я разглядела все, даже маленький шрам на виске, придающий юному чистому лицу необъяснимую прелесть чего-то необычайного, уже случившегося в ее жизни.– Ты ведь сценарный закончила? – спросила Венька, проглотив вино как воду.– Вроде того.– Занимаешься кино?– Вроде того. – В горле першило от трубки, но я решила сыграть свою роль томной метрессы до конца.– Здорово! – Она вдруг покачнулась на стуле и положила ноги на подоконник. – Можно я так посижу?– Сиди. А ты во ВГИК поступать собираешься?– Еще не знаю.– Я могу поговорить кое с кем, если нужно. – Я судорожно перебирала в уме полузабытые вгиковские имена. – Ты работы привезла?– Какие работы?– Ну, этюды там литературные, писульки всякие, выявляющие тебя как динамично развивающуюся творческую личность…– Да нет. Я просто так приехала. Пожить. Потусоваться."Мужичка подснять богатенького, – подумала я про себя, – дерзай, провинциалочка, у тебя должно получиться”.– Тебе остановиться есть где? – осторожно спросила я.– Думаю, да, – осторожно ответила она.– Можешь у меня. Две комнаты, правда, от центра далеко… – “Ну ты даешь. Мышь! Пустить неизвестно кого, неизвестно зачем… Иван наверняка щелкнул бы тебя по носу – “была у зайчика избушка лубяная, а у лисички ледяная…”.– Ну, это если в крайнем случае, – снисходительно одернула меня Венька."Правильно, не зарывайся. Мышь, – всяк сверчок знай свой шесток”. Я вдруг почувствовала легкую азартную ненависть к этой девчонке.– А Серегу Волошко ты откуда знаешь?– Да в нашем местном Голливуде познакомились, на “Узбекфильме”. Он какое-то дерьмо поэтическое снимал, а я о нем статейку собиралась написать в качестве курсовой работы. Я ведь на журфаке тусовалась, а потом надоело, бросила. Охота была о махалле писать и кибитках глинобитных… А Серега меня трахнуть хотел, как мэтр киноискусства.Еще бы не хотел. Всякий бы захотел.– Удалось? – небрежно спросила я.– Нет. Мои мальчики ему два ребра сломали и зуб выбили.Точно. Незакомплексованный Серега улыбался мне в переходе на “Киевской” щербатым ртом.Мы выпили еще. Вино с крепким трубочным табаком дало неожиданный эффект – меня начало подташнивать.Венька пристально смотрела на меня.– Что, не нравлюсь? – в открытую спросила я.– Ты просто не затягиваешься, когда куришь. Затягиваться надо, иначе это просто перевод табака, никакого кайфа. А табак, между прочим, хороший. Мой отец такой курит.– Рада за него. – Я попыталась непринужденно затянуться, и голова у меня поплыла.– Вот так, примерно, – одобрила меня Венька, – тренироваться надо почаще. И тренировок не пропускать.– Учту.– А ты какие сценарии пишешь?– Да муру всякую.– И хорошо платят?– Нормально. На хлеб с маслом хватает. И на французское белье. – Я сроду не носила французского белья.– Я бы, наверное, тоже могла писать.– Счастливое заблуждение.– Слушай, а кинцо-то по твоим сценариям уже сняли?Действительно – сняли или нет? Нимотси, ау!.. Хоть бы весточку подал – я-то исправно обряжала щиколотки своих героинь в серебряные цепочки…– Сняли, – высказала смелое предположение я.– А как называются? Может, я видела? Один из моих сценариев имел рабочее название “Вспоротые ножом”, а другой – “Время оргазма”. Остальные именовались не менее тухло.– Да вряд ли… Я для иностранцев работаю. Да ну его в задницу, это искусство. – Я достала из холодильника еще одну бутылку вина.– Много пьешь, – соплячка вздумала сделать мне замечание. – Ну его в задницу, это искусство, точно… А то я уже подумала, что ты начнешь спрашивать у меня про любимого режиссера.– Что, произвожу впечатление рахитичной старой девы от интеллектуального кинематографа?– Ага. Христовой невесты, – Венька засмеялась, – но ты мне нравишься. Давай – за тебя.Мы выпили за меня. А потом – за нее. Ничего себе девичник получается… Я снова закурила трубку, внимательно следуя провокационному Венькиному совету затягиваться.Язык у меня развязался, я рассказала Веньке об Иване, и в моем изложении это получилось похожим на страсть и отчасти оправдывало мою пустую, свободную от постоя и мужского бритвенного прибора квартиру.– Ненавижу смерть. И злюсь на тех, кого уже нет. Просто злюсь, и все, ничего больше.– Я тоже злюсь, – помолчав дольше, чем было нужно, наконец сказала Венька. – Просто злюсь, и все, ничего больше.– Он глупо погиб.– А бывает, что умно?– Бывает, наверное. Наплодить детей и внуков и умереть во сне. Или сочинить пару-тройку вещей в стиле позднего Кортасара, а потом взять и повеситься на мужниных подтяжках. Сразу признают гением, потому что мертвый гений не опасен ни для чьего честолюбия. И хоть ты увидишь это из райских кущей, с высоты птичьего полета, но игра стоит свеч.– Это мужской взгляд на вещи.– Это нормальный взгляд на вещи.– Слушай, заведи себе любовника из слесарсй-карусельщиков, и все эти мысли пойдут на фиг, взявшись за руки.Мы сидели с Венькой на кухне уже полдня, мы выпили дикое количество вина, и пассаж о слесаре я восприняла как совет близкого человека.– А почему слесаря-карусельщика?– Ну, токаря-расточника.Вот тогда-то мне и стало по-настоящему плохо: в горле стоял табак, обильно смоченный вином. “Неплохо начатый дебют человеческого общения может закончиться весьма плачевно”, – сказала я сама себе."Точно-точно, пьянству бой”, – шепнул мне на ухо мертвый Иван."Говорил же тебе, кури траву – обойдешься без ненужных эксцессов”, – шепнул мне на ухо уехавший Нимотси.– Я сейчас, – выдавала я из себя и бросилась в ванную.Все остальное я помнила смутно: кажется, Венька поливала меня водой и накачивала марганцовкой, полное отсутствие брезгливости, удивительное для девочки с такими надменными капризными губами.Венька уложила меня – совсем слабую, но пытавшуюся соображать.– На видаке последний фильм Антониони, кассета стоит, – выдавилая из себя. – Можешь посмотреть.– Рискну.…Когда я пришла в себя, Веньки в комнате не было, а с кухни доносились приглушенные голоса.Ничего себе.Проклиная все на свете, я по стенке добралась до кухни.Их было трое – Венька и два молодых человека.Один – явно узбек, но узбек породистый. Я знала этих узбекских отпрысков из хороших киношных семей еще по ВГИКу – узкие тела, гордые головы, небольшие руки превосходной лепки, аристократический разрез глаз. Уж эти-то точно никогда не десантировались на хлопок и не махали кетменями на строительстве арыка.Второй произвел на меня гораздо меньшее впечатление – обыкновенное лицо, никакой экзотики. Только лоб хороший – давно я не видела таких высоких крутых лбов.– Ну как Антониони? – светски спросила я, сгорая от стыда за марганцовку в ванной.– Туфта полная, – честно призналась Венька, – меня только на двадцать минут хватило. И почему только творческие работники не выходят на пенсию?.. Знакомьтесь – это Мышь. А это – Фархад и Марк. Фарик и Марик.На Фарика и Марика я произвела впечатление не большее, чем замызганный окурок, брошенный на асфальт. Они смотрели только на Веньку.– Мышь сценарии пишет. Никакой реакции.– Фарик журналист, а у Марка здесь бизнес намечается.– Радостно за него. – Я вдруг позавидовала Веньке. Мне вполне хватило бы кого-нибудь одного.– Ты не бойся, мы не останемся. Мы квартиру сняли на Алексеевской, – И когда только успели?– Лето. Дни длинные, – лениво разлепил губы Марик.– Мы поедем. А я тебе завтра позвоню. Здорово было, правда. Я рада, что так получилось.Я поморщилась.Фарик и Марик поднялись как по команде – оба высокие, хорошо сложенные и еще не заматеревшие."Ну и черт с вами”. – Входная дверь хлопнула.Я опять осталась одна. * * * Венька действительно позвонила мне на следующий день. Мы встретились на нейтральной территории, на Новом Арбате (я не была там года три, хотя все это время, за исключением месячной эпопеи с продажей бабушкиной квартиры, безвылазно просидела в Москве).Мы сидели в летнем кафе у кинотеатра “Октябрь” и пили отвратительно теплый сок. После вчерашних возлияний мне все еще было муторно, и трубку взять с собой я не решилась. Зато купила пачку самых дорогих сигарет – вообще-то, мне было всегда все равно, что курить, я так и не научилась получать от этого удовольствие. Но сигареты были моим спасением в общении с другими людьми, они придавали мне иллюзию независимости и незакомплексованности – это был психологический барьер, преодолеть который не представлялось никакой возможности.Иван, читавший меня даже не как беллетристику средней руки, а как комикс, сказал однажды: “Если у тебя такие проблемы, то чем наживать рак легких, купи себе четки. Займешь руки, а все остальное приложится”.Я вдруг вспомнила об этом сегодня, в летнем кафе, за соком, сидя напротив девятнадцатилетней соплячки с восхитительно длинными ногтями.Ее мальчики сидели рядом, за соседним столиком, с видом угрюмых телохранителей. , – Слушай, – непринужденно сказала Венька, – меня тут мысль озарила… Только не подумай, что это наглость с моей стороны… Словом, мы могли бы работать вместе, почему нет? Фарик, между прочим, – криминальный журналист, так что все свеженькое, полный эксклюзив. Сейчас это хавается, почему не попробовать. Могли бы объединить усилия."Поздравляю, девочка, у тебя собачий нюх на такую безвольную инфузорию, как я”.Я выбила сигарету из пачки:– Шла бы ты лучше в топ-модели. Венька заговорщицки скосила глаза на своих телохранителей и прощебетала:– Десять сантиметров не хватает до стандарта. Так что это отпадает.Я вдруг подумала, что спустя семь лет все может повториться снова. И мой позвоночник впервые за долгое время дал слабину и превратился в плющ, готовый обвиться вокруг этой девчонки. Искушение закрыть глаза и положиться на чужую волю было таким сильным, что я даже зажмурилась.– Серега говорил, что ты просто классно пишешь .– Да?– ..так гениально, что просто крышу сносит!– Ну, не я конкретно, а уже распавшийся коллектив авторов.– Можно придумать что-нибудь подобное.– Подобного уже не будет.– Будет лучше.– Что, хочешь попасть в обойму? – проницательно спрос ила я.– Очень! Причем сразу – и в яблочко.– А при чем здесь я?– Ты пока не говори ничего, просто подумай. В любом случае – позвони.…Я не позвонила – ни на следующий день, ни через неделю. С одной стороны – каждому человеку нравится быть соблазненным: все равно чем – главное, соблазненным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10