– Это было невыносимо. Я все время думала о том, что могу ее потерять. И никому не могла рассказать, что она умирает. Я так боялась…
– И поэтому ты выдумала свой дурацкий роман?
На этот раз он говорил тихо, чем испугал ее еще больше. Джорджия не видела себя со стороны и потому не могла знать, что уже давно вьдала себя с головой. Она вновь вспомнила тот страшный день, когда ей стало ясно, что тетя Мей уже не поправится, и снова пережила миг страшной горечи и обиды на то, что другие благополучно здравствуют, в то время как ее любимая бабушка находится на пороге смерти.
Она была не в силах объясняться с Митчем, но по его лицу поняла, что тот довольно близко подошел к разгадке и, вероятно, про себя проклинает ее.
– Тебе не о чем беспокоиться… У нас с ребенком не будет к тебе никаких претензий, – натянуто сказала Джорджия. – Ты ни в чем не виноват, и ты действительно предупреждал меня…
– Ни в чем не виноват! – в ярости повторил он. – Господи, еще как виноват! Я должен был догадаться… предположить… – Он тряхнул головой и хрипло произнес: – Несмотря на твою страстность и напор… несмотря на твою чувственность, ты была временами такой… такой неискушенной, что мой опыт должен был подсказать мне…
От его слов у Джорджии потемнело в глазах, и она вдруг испытала то же ощущение, которое охватывало ее в плену его сильных горячих объятий.
– Мы должны с тобой пожениться.
Джорджия решила, что ослышалась, но, взглянув на Митча, поняла, что тот вовсе не шутит. Девушка покачала головой и твердо сказала:
– Я не выйду за тебя. Без любви – ни за что.
Она боялась встретиться с ним глазами. Ведь тогда Митч мог бы прочесть в них немую просьбу и затаенное желание, чтобы он не принял эти слова, продиктованные ее гордыней.
В комнате воцарилась тишина. После долгого молчания он выдавил:
– Я понимаю. Раз ты не чувствуешь…
Она не чувствует?.. Да мало ли что она говорит? «Разве можно судить по речам о том, что происходит в душе?» Джорджии казалось, что жизненные силы медленно покидают ее и она вот-вот забьется в предсмертной агонии. Ей хотелось протянуть руки к Митчу, обнять его и попросить, чтобы он никогда не покидал ее.
В этот миг словно решалась ее судьба, словно наступил конец света. Вот что она чувствовала на самом деле, но ей не отвечали взаимностью. Она знала, что Митч не любит ее… и совсем не хочет жениться на ней.
– В наши дни беременность вовсе не повод для брака, – с усилием произнесла она. – Я сама решила оставить ребенка. Сама…
– Потому что он твой, – разгневанно перебил Митч. – А теперь послушай-ка меня. Это еще и мой ребенок, и если ты думаешь, что я собираюсь делать вид, будто я тут ни при чем, только потому, что тебе так хочется… – Он неожиданно умолк и нахмурился. – Мы обсудим это позже. Когда ты немного окрепнешь.
Он приблизился к кровати, склонился над Джорджией и, к ее изумлению, положил ладонь ей на живот. Его прикосновение было теплым и ласковым, любовь и забота, идущие от его руки, словно пронзили девушку насквозь; она невольно закрыла глаза, и по ее телу прошел легкий трепет.
– Но запомни, – негромко сказал Митч, – я такой же родитель, как и ты, и настаиваю на своем праве быть рядом с малышом… или малышкой.
– Но ведь ты не хотел ребенка. Ты ничего не знал… Ты не собирался… Ты думал, что…
– Но теперь-то я знаю, – медленно произнес он. – Теперь я знаю все.
С тех пор как Митч узнал всю правду, его отношение к Джорджии стало еще более бережным. Хотя он больше не заикался о свадьбе, но вполне недвусмысленно давал ей понять, что собирается занять в жизни ребенка отнюдь не последнее место. К ужасу девушки, он даже разоткровенничался с Луизой и сообщил ей о своем отцовстве, на что подруга, когда они с Джорджией остались одни, заметила, что ей давно следовало бы обо всем догадаться.
Джорджия видела, что Луиза просто сгорает от любопытства и желания узнать подробности романа с Митчем, но тактично не позволяет себе ни одного лишнего вопроса и довольствуется расплывчатыми объяснениями. Джорджия сказала Луизе, что однажды, незадолго до бабушкиной смерти, неожиданно для самой себя совершила опрометчивый поступок, после чего и забеременела.
Однако реакция Митча на будущее отцовство оказалась совершенно непредвиденной и немало озадачила девушку. Она предполагала, что, узнав о ребенке, он тут же открестится от них обоих, а вместо этого он явно собирался принять в воспитании малыша самое активное участие.
Нынешним утром Митч должен был уехать. Он сказал, что у него срочные дела в Лондоне. В его отсутствие к Джорджии ненадолго заглянула врач-гинеколог и, к радости пациентки, разрешила девушке вставать с постели.
– Только не стоит быть на ногах слишком долго, смотрите не переусердствуйте, – предупредила она и на прощанье добавила с улыбкой: – Конечно, если бы мистер Флет-чер был рядом, вам бы все было нипочем.
Как только врач ушла, Джорджия поднялась с постели и направилась в ванную. Через полчаса она снова была в спальне и, стоя перед зеркалом, разглядывала свое обнаженное тело со смешанным чувством изумления и благоговейного страха.
Она шутливо журила ребенка за то, что тот натворил со своей мамой, и, поглощенная этим занятием, не услышала, как вернулся Митч. Очнулась она лишь тогда, когда увидела его застывшим от неожиданного зрелища на пороге спальни.
Джорджия тут же потянулась за брошенным на кровати халатом и от смущения залилась краской… но не только потому, что он увидел ее совершенно голой: она внезапно осознала, сколь непривлекательно выглядит в глазах Митча, хотя ей самой происшедшие перемены казались прекрасными и удивительными. Не успела она прикрыть наготу, как Митч хриплым и сдавленным голосом потребовал:
– Подожди, Джорджия, не прячься от меня.
Загипнотизированная его властным взглядом, она замерла.
Когда Митч кончиками пальцев коснулся ее кожи, по телу Джорджии пробежала сильная дрожь; ребенок же, словно почувствовав, что происходит что-то необычное, сильно брыкнулся, и она чуть не задохнулась. Заметив, как Митч весь напрягся, она поняла, что он неверно истолковал ее болезненную реакцию и счел себя отвергнутым, и потому, задержав его руку, положила ее на живот, чтобы он тоже услышал, как шевелится малыш.
Джорджия увидела, как страх на его лице сменился удивлением, а потом появилось такое светлое выражение, которое, возможно, бывает только… у любящего человека.
У нее перехватило дыхание: об этой минуте она мечтала с того самого дня, когда узнала о своей беременности, – и вот она наступила; в этом миге и в этом взгляде сбылись ее самые сокровенные и недостижимые мечты о взаимной любви двух людей, связанных чистым и возвышенным чувством общности и непреложного долга перед крохотным существом, ставшим плодом их телесного единения.
Ладонь Митча покоилась на ее теле, ребенок перестал брыкаться и затих. Джорджия разжала пальцы, но Митч даже не попытался убрать руку.
Она чувствовала исходящее от него тепло и хотела придвинуться ближе, хотела, чтобы он обнял ее и не отпускал, и вдруг поняла, что прилив материнской любви и радости сменяется в ней совсем другим состоянием – пронзительным и влекущим.
Пальцы Митча гладили ее кожу, ласкали медленно и кротко, вызывая трепет желания, подсказывающий, что ей уже пора отстраниться, иначе… ее истинные чувства, к обоюдному смущению, выплывут наружу и разрушат ту новую близость, которая только что возникла. Но едва Джорджия попыталась отодвинуться, как Митч удержал ее и, к ужасу и изумлению девушки, опустился перед ней на колени и с нежностью поцеловал ее большой круглый живот.
На глазах у Джорджии тут же выступили слезы, и, еле сдерживая бурю нахлынувших чувств, она мучительно застонала. Митч поднял голову и поймал ее взгляд.
– Ну что, так дело не пойдет? – грубовато спросил он. – Но я не могу находиться рядом с тобой и не хотеть тебя. Я думал, что смогу… Что просто буду вместе с тобой заботиться о ребенке. Но не получается. – В его ровном голосе звучали боль и отчаяние. – Мне казалось, что самое страшное уже пережито той ночью, когда я поверил, что заменяю тебе кого-то другого… и твоя любовь предназначалась вовсе не мне. Я считал, что после такой закалки меня уже ничем не проймешь. Я не мог оставаться здесь, потому что любил тебя… и ужасно хотел тебя… И я уехал, потому что уж очень силен был соблазн разжалобить тебя и убедить в том, что между нами возможны серьезные отношения – ведь в постели мы прекрасно подходим друг другу. Я даже готов был наступить своим чувствам на горло и оставаться только любовником, раз это единственная возможность быть вместе. Но в конце концов я этого не сделал. Все-таки у меня есть гордость, и она меня удержала. Я уехал и думал, что больнее, чем тогда, мне уже не будет. Но оказывается, то были еще цветочки. Ты не представляешь, что я пережил, когда понял, как ошибся в тебе… Судьба моих родителей сыграла со мною злую шутку. Как я тебя обвинял за попытки увести чужого мужа! И каково же мне было узнать, что ты на самом деле ездила в больницу и ухаживала за умирающей бабушкой… Ты, наверное, меня ужасно презирала, потому и не рассказала всю правду. Луиза поведала мне, конечно без всякой задней мысли, в каком напряжении ты находилась в то время. Она и не догадывается, что сообщила мне нечто важное. И тогда мне стало ясно, что сомнения, которые терзали меня той ночью, не лишены оснований… что твоя неискушенность и нервозность во время нашей близости… – он осекся и отвернулся к окну.
От Джорджии не укрылось, что Митч очень взволнован, и она готова была поклясться, что заметила в его глазах слезы.
– Вот так я понял… так узнал, что этот ребенок – мой. – Он тряхнул головой, словно пытаясь отбросить неуместные соображения. – Я знаю, что проморгал его. И когда я предложил тебе пожениться, то был уверен, что ты не захочешь. Ведь, если бы я не был тебе безразличен, разве ты утаила бы от меня, что беременна? Ты не старалась бы меня убедить, что увлечена кем-то другим. Я знаю, ты меня не любишь… однако, как последний глупец, надеялся, что смогу просто быть рядом с тобой и ребенком. Но не выходит. – В его голосе звучало неприкрытое страдание. – Когда я вижу тебя… – Он судорожно сглотнул, и Джорджия увидела, как трудно ему говорить. – Я так тебя хочу… Я очень тебя люблю, – тихо произнес он, и она еле расслышала последние слова. – Любовь и желание меня просто захлестывают… Я ничего не скрываю от тебя только по одной причине: я хочу, чтобы ты поняла, почему я вынужден тебя покинуть. Только не думай, что вы с ребенком мне не дороги. Я должен уехать, чтобы не произошло ничего такого, о чем нам обоим пришлось бы потом пожалеть.
Митч подался вперед и нежно и любовно провел ладонями по ее выпуклому животу – так слепой пытается запомнить предметы на ощупь. Этот жест настолько тронул Джорджию, что ей захотелось удержать его, приголубить, обнять и наконец признаться, что она тоже очень его любит. Но не успела она раскрыть рот, как он крепко поцеловал ее, и по ее телу прошла волна сильнейшего возбуждения.
– Митч!
Он тут же отпустил ее и поднялся с колен.
– Ну что еще? – резко спросил он. – Что я такого ужасного сделал? Я причинил тебе боль? Или нанес вред ребенку?
Джорджия не ответила и только покачала головой. Объяснить свои чувства она в двух словах все равно не смогла бы, так стоит ли тратить драгоценное время и снова мучить друг друга? Поэтому она просто протянула к нему руки.
Митч не шелохнулся, и в его глазах она прочла такую настороженность и такое смятение, что у нее защемило сердце.
Должно быть, такой же взгляд, думала Джорджия, был у него в детстве, когда отцовские загулы больно ранили неокрепшую душу… ведь он любил обоих родителей и еще не понимал, что между ними происходит. Вовлекать ребенка в проблемы взрослых просто бесчеловечно, ведь он страдает гораздо сильнее. Она не допустит, чтобы их с Митчем ребенок так же когда-нибудь мучился, чтобы смотрел на мир затравленным взглядом. А еще ей вдруг захотелось, чтобы у малыша были такие же глаза, как у отца.
– Митч… Я люблю тебя. – Ее голос задрожал и сорвался. – Я всегда тебя любила. В ту ночь… когда мы были вместе… я уже тебя любила, хотя не понимала этого до конца. Когда я проснулась и обнаружила, что ты уехал, я решила, что ты не хочешь оставлять мне никаких надежд и наша близость была для тебя случайным эпизодом.
Он по-прежнему стоял как окаменелый, словно… словно боялся поверить своим ушам.
– Митч, пожалуйста… обними меня. Мне холодно. Нам обоим холодно, – сдавленно добавила она, погладив живот.
Джорджия сказала все, что могла, и теперь судьба ее зависела только от Митча, от того, сделает ли он шаг навстречу. И он сделал его. Он подошел, обнял ее и неожиданно осыпал Джорджию градом страстных поцелуев. Ее тело тут же трепетно отозвалось на его горячие, ненасытные прикосновения, и, закрыв глаза, она целовала его в ответ и слушала признания в том, как она любима… желанна… и как он ужасно соскучился по ней.
Потом, уже лежа в постели, они долго и нежно ласкали друг друга и принадлежали друг другу всецело и безраздельно. И соитие их тел было таким гармоничным и одухотворенным, что Джорджия даже заплакала. Митч слегка приподнялся и мягкими, бережными поцелуями убрал с ее лица все слезинки.
– Ты уверена, что тебе это нужно… что я тот, кто тебе нужен? – хрипла спросил он.
Джорджия, отгоняя все его сомнения, крепко прижалась к нему и прошептала:
– Мне нужен только ты, Митч. Отныне и навек.
Они поженились за три дня до Рождества без пышных церемоний. В день праздника Митч застал Джорджию в саду среди засохших розовых кустов.
– Ты думаешь о ней? – догадался он, остановившись за спиной у Джорджии и обнимая ее.
Она кивнула.
– Бабушка полюбила бы тебя всей душой и была бы счастлива за нас. Как бы мне хотелось… – Она обернулась к мужу и тихо произнесла: – Мне не хватает ее даже сейчас…
– Джорджия… вставай скорее!
Она недоуменно открыла глаза, взглянула на Митча, потом на часы и увидела, что еще только восемь утра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17