— Как вам будет угодно, мадам, — ледяным тоном ответил Филипп, — но остальных прошу, ради Бога, поторопиться.
Имевшийся в виду муж разразился отчаянной бранью в адрес Даниэль, а заодно и своей жены. Тем временем организаторы побега чуть ли не по пояс в воде сталкивали лодку с песка. Наконец это им удалось, двое гребцов взмахнули веслами, и шлюпка исчезла в темноте. «Покинутый» муж продолжал браниться и обвинять всех в грубом отношении к себе. Даниэль не выдержала:
— Месье, может быть, лезвие ножа мадам Гильотины кажется вам более нежным? Или…
— Не надо, Данни, — тихо сказал Джулиан, обняв ее за плечи. — Вы же видите, что они до смерти напуганы…
— А разве мы — нет? — буркнула в ответ Даниэль, но взяла себя в руки.
Шлюпка вернулась через два часа. На этот раз, чтобы не терять времени, ее не стали вытаскивать на песок.
— Вы позволите, мадам? — галантно спросил Джулиан у оставшейся на берегу женщины с ребенком и, не дожидаясь согласия, поднял ее на руки и перенес в лодку. Уэстмор проделал то же самое с ребенком, который царапался и бился в его руках, оглашая берег отчаянным криком. Помочь его отцу не захотел никто; тот в очередной раз чертыхнулся и, съежившись, вошел в холодную воду. Остальные, включая Даниэль, последовали за ним.
Все было готово к отплытию, когда неожиданно раздался отчаянный крик ребенка, сидевшего на руках у матери:
— Ма-а-а! Где моя кукла?! Она осталась там! Вели ее принести!
Даниэль негромко выругалась, выпрыгнула из лодки в холодную воду и, выйдя на берег, побежала к утесу, рядом с которым должна была лежать злосчастная кукла.
Случившегося в следующий момент поначалу никто из сидевших в лодке не понял: узкую тропинку, по которой Даниэль с куклой в руках уже спускалась к берегу, вдруг перекрыли неведомо откуда взявшиеся вооруженные люди. Сухо щелкнул мушкетный выстрел, затем на несколько мгновений наступила жуткая тишина. Джулиан и три его товарища вскочили на ноги, резко накренив лодку. Раздался испуганный женский крик, но двое гребцов дружно взялись за весла, и шлюпка устремилась в сторону моря. С берега по ней открыли беглый огонь.
Крошечная фигурка Даниэль металась из стороны в сторону, пытаясь проскользнуть к берегу, броситься в воду и добраться до шлюпки. И вдруг Данни застыла на месте: в высокой фигуре, стоявшей на самом берегу и смотревшей прямо на нее, она узнала…
Во всю силу своих легких она выкрикнула имя предателя. Ее голос долетел до слуха стоявшего на корме шлюпки Джулиана, и он громко повторил имя подлеца:
— Эстэф!
Крик боли раздался рядом с Джулианом, это кричал один из гребцов, раненный в плечо… Джулиан обернулся и, увидев, что тот другой рукой зажимает рану, изо всех сил пнул носком сапога прятавшегося на дне лодки француза:
— Вставайте и займите его место! Быстро! Если хотите остаться в живых.
Француз тут же поднялся, сел на поперечную скамью и взял в руки весло. Джулиан повернулся к другому гребцу:
— Скажите Джеку, чтобы он отвел яхту подальше от берега и ждал нашего сигнала. Понятно?
Тот утвердительно кивнул головой. Тогда Джулиан перевел взгляд на своих друзей:
— Быстро, все в воду. Только тихо. Их слишком много, поэтому единственная наша надежда — на внезапность.
Мужчины сбросили с ног тяжелые сапоги и сложили на дно лодки плащи, шпаги и пистолеты, оставив себе лишь острые кинжалы. Затем они осторожно соскользнули в воду. В этом месте было уже глубоко, к тому же пришлось бороться с подводным течением, но под покровом темноты всем четверым удалось благополучно и, главное, незаметно добраться до берега.
Эстэф злобно выругался, увидев, что его план наполовину рухнул. Ничего сделать уже было нельзя. Хотя шлюпка находилась еще в пределах досягаемости мушкетного выстрела, ее почти полностью поглотила тьма. В ночном мраке преследование представлялось совершенно бессмысленным.
Зато в руках у него осталась Даниэль. Почему она в последний момент выпрыгнула из лодки, Эстэфа не интересовало. Птичка попала в клетку, а это было главное. И он быстрыми шагами направился к ней, по пути вытащив из кармана скомканный лоскут материи.
Три рослых гвардейца с величайшим трудом связали руки Даниэль за спиной, однако унять ее ядовитый язык так и не смогли. Поток отборной площадной брани обрушился на них, а когда Эстэф подошел совсем близко, он получил плевок в лицо.
— За это вы заплатите мне чуть позже, — злобно улыбнулся он, вытираясь тыльной стороной ладони. И вдруг крепко прижал скомканный лоскут к носу и губам Даниэль. Сладкий, дурманящий запах хлороформа мгновенно затуманил ее сознание. Последнее, что она запомнила, была улыбка Эстэфа и его бесцветные глаза. Но они уже не были похожи на рыбьи: так смотрит на свою жертву готовая к броску кобра…
Прятавшиеся за утесом друзья Данни не могли видеть подробностей этой омерзительной сцены. Но в любом случае они были бессильны что-либо сделать. Четверо с кинжалами в руках против одиннадцати хорошо вооруженных гвардейцев… Слишком неравными оказались бы силы, ввяжись они в бой.
Только когда Эстэф и его люди поднялись на самую вершину утеса, четверо англичан рискнули выйти из своего укрытия и, прячась за большими валунами, осторожно последовали за ними. Они наблюдали, как французы сели на коней, как привязали поперек седла Эстэфа потерявшую сознание Даниэль, а затем поскакали в глубь тянувшегося от самого берега поля.
— Они не собираются сразу же возвращаться в Париж, — задумчиво сказал Джулиан. — Это дает нам надежду. Хотя мы мало что можем сделать без одежды и лошадей, но теперь нам, по крайней мере, известно, в каком направлении они поскакали. Найти же одиннадцать вооруженных всадников в таком уединенном месте, как это, будет нетрудно.
— Но что с Данни? — встревожено спросил Тони.
— Если бы Эстэф хотел ее просто убить, он бы это уже сделал. И уж во всяком случае, не стал бы таскать у себя за спиной бездыханное тело. Скорее всего у него имеются в отношении графини Линтон еще какие-то планы. А пока он будет держать ее взаперти. Но где? Вот это нам и надо в первую очередь выяснить. Потом мы попытаемся освободить Данни. Теперь идемте в поселок, заберем у Леграна наших лошадей и попытаемся найти приличную одежду.
Речь Джулиана была до того здравой, что никто и не подумал с ним спорить. В рыбацком поселке у них уже были друзья, готовые оказать гостеприимство всей четверке. Естественно, потом хозяевам будет щедро заплачено. Итак, переодевшись и получив лошадей, они уже через час-другой собирались пуститься вдогонку за похитителями Даниэль…
…Графиня Линтон очнулась от ощущения, словно ее бьют тяжелым молотком по голове. Удары ритмично следовали один за другим, и после каждого казалось, что череп вот-вот расколется. Острый приступ тошноты заставил ее уткнуться головой в подушку: хлороформ все еще действовал. Никакого другого движения Даниэль сделать не могла, поскольку руки ее были накрепко связаны за спиной. Полежав так несколько минут, она снова потеряла сознание.
В следующий раз Даниэль пришла в себя оттого, что кто-то омывал теплой водой ее лицо, отводил упавшие на лоб волосы и, поддерживая ладонями голову, вытаскивал из-под нее залитую рвотой подушку.
— Тошноты больше не будет, — донесся откуда-то издалека голос Эстэфа. — Оставьте ее в покое, пусть она немного отдохнет. А вы пока можете идти. Когда будет нужно, я позову.
Даниэль слегка приоткрыла один глаз и увидела, что эти слова относятся к молоденькой девушке с очень усталым лицом.
Девушка что-то пробормотала и вышла из комнаты. За дверью сразу же раздался визг: видимо, два стоявших там гвардейца не упустили случая ее облапать…
Даниэль снова опустила веки. Когда же через несколько минут она опять открыла глаза, то увидела устремленные на нее змеиные зрачки Эстэфа. Он склонился над ней со свечкой в руках. Капля горячего воска упала Даниэль на переносицу. Она вздрогнула и резко отвернула голову.
— А, вам неудобно, крошка! — рассмеялся Эстэф и, взяв ее двумя пальцами за подбородок, опять повернул лицом к себе.
— Напротив, сэр, мне очень удобно, — ответила Даниэль, пытаясь улыбнуться.
— Ничего, крошка. Нам предстоит еще много восхитительных развлечений. Вы будете очень сговорчивой после того, как еще некоторое время побудете в таком положении.
И негодяй вышел из комнаты, унеся с собой свечку. Даниэль снова осталась одна в своей мрачной тюрьме. Постепенно глаза привыкли к темноте, и она заметила тоненькую полоску света, пробивавшуюся сквозь щель между закрытыми ставнями, и такую же светлую полоску под дверью. Но больше ничего видно не было, кроме тощего матраца, служившего ей постелью. И еще нестерпимую боль причиняли веревки, стягивавшие запястья рук. Мокрые бриджи неприятно прилипали к бедрам.
Все же Даниэль уснула, чтобы через некоторое время проснуться от естественного позыва организма. Однако облегчить себя было негде, а со связанными за спиной руками — попросту невозможно. Первой мыслью Даниэль было позвать кого-нибудь, но она тут же вспомнила все, что говорили об Эстэфе в Париже. Если эти рассказы были правдой, то ее сегодняшнее унижение — выходка отъявленного садиста. А значит, любое признание своей слабости или обращение за помощью лишь еще более ожесточит его.
Желая отвлечься от естественных позывов, Даниэль принялась размышлять, какие еще причины могли толкнуть Эстэфа на подобное обращение с ней. Будь граф просто агентом революционного комитета, он мог бы схватить их всех еще в Париже. Кроме того, он появился на горизонте задолго до ее первой самостоятельной поездки во Францию; рассказывал Джастину о дружбе их отцов, затем появился в Лондоне, предложив ей свои услуги. Но что настораживало Даниэль больше всего, так это неприязнь к нему Линтона с самой первой встречи. Неприязнь, которую Джастин так и не смог себе объяснить…
Снова открылась дверь, и при блеснувшем на секунду в прихожей свете Даниэль узнала девушку, приходившую несколько часов назад.
— Мадам? — раздался ее мягкий, негромкий голос.
— Слушаю вас, милая.
— Мне разрешили развязать вам руки, если вы желаете воспользоваться ведром или немного поесть.
— Во имя милосердия, сделайте это! — взмолилась Даниэль.
— Хорошо. Но не пытайтесь… За дверью стоят гвардейцы… Даже если вы…
— Я никуда не убегу, милая.
Девушка наклонилась над ней и развязала руки. Даниэль с благодарностью на нее посмотрела:
— Спасибо.
Она растерла онемевшие запястья и расправила плечи. Затем справила нужду. Жизнь сразу показалась не такой ужасной.
— Будете есть? — спросила девушка. Даниэль бросила взгляд на кусок сыра, кружку с водой и отрицательно покачала головой.
— Когда вы снова придете? — спросила она.
— Не знаю. Наверное, когда он мне прикажет.
— Понятно. Вы можете сказать, где я сейчас нахожусь? Все еще в Бретани?
— Да, мадам. В пяти милях от берега пролива. Этот дом принадлежит моему отцу. Он предоставил его графу за приличную сумму. Граф оплатил также и мои услуги, поэтому теперь я не могу его ослушаться. Если он выкажет недовольство, то отец меня изобьет. Тогда я не смогу в следующий раз что-нибудь для вас сделать.
— Не бойтесь, милая. Я вас не подведу. Как вас зовут?
— Жаннет. Миледи, если вы не будете есть, то мне придется…
— Понимаю.
Даниэль присела на своем жестком матраце, и Жаннет снова связала ей за спиной руки.
— Я постаралась сделать не слишком тугой узел… Но слабее — не могу.
— Спасибо.
Вновь тихонько скрипнула дверь, и Жаннет ушла. Даниэль задумалась. Итак, она заперта в темной комнате сельского дома в пяти милях от Ла-Манша. В ее импровизированной камере нет ничего, кроме этого матраца, помойного ведра и низенького столика в дальнем углу, до которого ей все равно не добраться. Бежать отсюда невозможно. Боже, сколько раз ей приходилось буквально ходить по краю пропасти! Но в такое ужасное и безнадежное положение Даниэль попала впервые…
Прошло еще около шести часов, и на пороге комнаты возник Эстэф со свечкой в руках. Укрепив ее на столике, он подошел к Даниэль:
— Итак, крошка, вы все еще не испытываете никаких неудобств?
— Никаких, сэр.
— Неправда. Мокрая одежда никак не способствует комфорту.
Он наклонился и бесцеремонно похлопал Даниэль по мягкому месту. От возмущения у нее
перехватило дыхание. Но Эстэф, не обращая на это внимания, принялся расстегивать пуговицы на ее рубашке. Даниэль сжалась, как пружина, и, резко распрямившись, ударила Эстэфа ногами в живот. Тот вскрикнул от боли и отскочил на шаг.
— Этого вам не стоило делать! — вкрадчиво сказал он и вдруг наотмашь ударил Даниэль по лицу.
Слезы брызнули у нее из глаз, на разбитых губах почувствовался соленый привкус крови.
— Предпочитаете, чтобы вас раздели мои люди? — прошипел Эстэф. — Будьте уверены, они сделают это с превеликим удовольствием.
Он с силой дернул за воротник рубашки, разорвал ее пополам и долго изучал обнаженную грудь Даниэль. Затем стал стаскивать с нее мокрые бриджи. Она лежала неподвижно, понимая бесполезность сопротивления. Это вывело Эстэфа из себя.
— Даже не желаете оказать мне сопротивление? — вновь зашипел он, ощупывая все ее тело. — Ну ничего! Еще немного, и вы приползете ко мне сами!
Даниэль собрала оставшиеся силы и чуть слышно спросила:
— За что? Что я вам сделала?
Эстэф злобно усмехнулся:
— Вы лично не сделали мне ничего. Но отец вашего мужа обесчестил мою мать. Я дал клятву отомстить за это оскорбление и орудием своего мщения избрал вас. Скоро сюда в поисках исчезнувшей жены заявится ваш муж, но к тому времени графиня Линтон станет послушной игрушкой в руках графа д'Эстэфа, в чем ваш супруг будет иметь возможность убедиться. Затем я его убью.
Даниэль облизнула кровь с разбитых губ и с сарказмом в голосе произнесла:
— Вы не учли одного, сэр. Мой муж погиб. Уильям Питт сообщил мне об этом незадолго до нашего отъезда во Францию. Вы можете делать со мной все, что захотите. Но граф Джастин Линтон уже не узнает об этой изощренной мести Ролана д'Эстэфа его дому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69