.. В склепе он пробыл около недели… а, может, не был там вовсе? Где реальность, а где грезы?..— Сударыня, — воскликнул Жак Клеман, обуреваемый необъяснимым страхом, — я чувствую, что мой мозг раскалывается и я не способен рассуждать! Умоляю, попытайтесь все вспомнить точно! Когда, когда вы нашли меня?!— Я сказала точно: вы знаете, когда должен был умереть Валуа, так вот, вас я нашла на следующий день.Жак Клеман вздрогнул. Значит, все-таки Валуа должен был умереть! Это явь…— Где вы нашли меня, сударыня?— На улице, вы лежали ничком, без чувств, недалеко от постоялого двора «Железный пресс».— Надеюсь, Господь не лишил меня разума!— Аминь! — улыбнулась Мария де Монпансье. — Но сами посудите, сударь, каково было мое состояние, когда в шартрском соборе я обнаружила рядом с Валуа шевалье де Пардальяна вместо Жака Клемана!.. Впрочем, я на вас зла не держу. Сами видите, перенесла в свой дворец, ухаживала за вами, рискуя скомпрометировать себя…— Благодарность переполняет мое сердце, но, поверьте, жизнь Валуа продлена лишь на несколько дней. Я сделаю то, что не получилось в Шартре.Мария де Монпансье побледнела. Смех застыл у нее на устах, а глаза злобно сверкнули. Она резко встала, подошла к монаху и села к нему на колени. Ее руки сплелись вокруг шеи Жака Клемана. Они сидели так, как сидели некогда в зале «Железного пресса» в тот самый день, когда герцог де Гиз застал свою жену в объятиях де Луаня…Жак Клеман чувствовал, что вино и любовь совершенно опьянили его. Сердце билось глухо и прерывисто; он почти потерял сознание; монах трепетал от страсти, а из глубины души волной поднимался ужас и стыд, отвращение перед плотским грехом…— Вот как? — проворковала соблазнительница. — Стало быть, вы готовы попробовать еще раз? И в Шартре вас удержал не страх за собственную жизнь?— Страх? Страх мне неведом! Я был бы рад узнать, что это за чувство. Нет, сударыня, меня остановил не страх, ибо жизнь мне в тягость, а смерть тирана сделает меня счастливым… И не жалость двигала мной… его мать не пожалела мою, зачем мне жалеть сына Екатерины Медичи? Не испытывал я и угрызений совести, ибо сам Господь направлял мою руку…— Тогда… что же? — чуть слышным голосом спросила Мария, крепче приникая к груди монаха.— Что же? Ах, сударыня, я понял, что Господь желает продлить жизнь царя Ирода на несколько дней, потому что по воле Божьей появился на моем пути единственный человек, способный остановить меня… Он сказал: Клеман, я не хочу, чтобы ты убил его сегодня…— И что же это за человек?— О, сударыня, если он прикажет мне убить себя тем самым кинжалом, что я приготовил для Валуа, я это сделаю… Только он имеет право располагать мною и моею жизнью. Ибо когда моя мать умирала, брошенная и презираемая всеми, он один сжалился над ней!— Ваша мать? — с удивлением спросила герцогиня. — Ведь она, кажется, живет в Суассоне на покое… Разве не там ваша родина?Жак Клеман улыбнулся.— Та женщина из Суассона мне не мать. Она меня вскормила… А моя мать умерла, сударыня. При жизни она жестоко страдала, и если ей и выпали минуты счастья, то только благодаря человеку, о котором я вам говорил.— Пардальян! — неожиданно осенило Марию де Монпансье.— Я не называл вам имени! — возразил монах. — Однако знайте, сударыня: пока рука этого человека простерта над королем Франции, жизнь Валуа для меня священна!.. Но очень скоро, возможно, через несколько дней, король лишится своего покровителя… И тогда. — клянусь Господом, клянусь памятью матери, что покоится на кладбище Невинно Убиенных, клянусь вашей красотой, в которой для меня все счастье жизни! — король падет, и падет от моей руки!— Я вам верю, — прошептала Мария.Видимо, она услышала то, что хотела, потому что тут же вспорхнула с колен Жака Клемана, изящно взмахнула рукой и исчезла, словно сильфида.Охваченный неизъяснимой тревогой, Жак Клеман остался в одиночестве. Он чувствовал, что потерял способность рассуждать. Напрасно, упав на колени, монах возносил молитвы, спасаясь от искушения. Жестокий демон продолжал терзать его плоть…Прошел день, но герцогиня так и не появилась. Жак Клеман попытался выйти из комнаты, но двери оказались заперты. Он, впрочем, не почувствовал ни досады, ни злобы. Постепенно к нему вернулось хладнокровие, и только одна мысль не давала монаху покоя: он хотел найти кинжал — тот самый, врученный ему ангелом в монастырской часовне!К вечеру Жак Клеман почувствовал, что проголодался. На столе все еще оставались те блюда и вина, которыми его угощала герцогиня. Монах поужинал в одиночестве и улегся в постель, поскольку делать ему было нечего. Наступила ночь, и в спальне сгустилась темнота.Мысли Жака Клемана бродили между сном и явью. Он без конца вспоминал события последних дней: бегство из Шартра. покаянную темницу, муки жажды и голода, наконец, свое пробуждение в роскошной спальне, обед с очаровательной герцогиней… Что же из этого было на самом деле? И что ему только приснилось?Потом мысли Жака Клемана смешались, перед его внутренним взором хороводом закружились странные видения, он потерял ощущение реальности и уснул тяжелым сном.Проснулся он оттого, что кто-то скользнул в постель и лег рядом с ним. Нежные женские руки обвили его шею, и Жак Клеман ощутил знакомый запах духов… а потом нежный и страстный поцелуй обжег ему губы.Монах приоткрыл глаза и увидел совсем рядом прекрасную Марию де Монпансье. Он хотел что-то сказать, но она закрыла ему рот новым поцелуем… Неведомый доселе Жаку Клеману огненный поток страсти подхватил и понес его…Когда он, наконец, очнулся, то понял, что готов отдать за еще одну ночь с этой женщиной не только свою жизнь, но даже душу…А Мария уже исчезла. Свечи в комнате погасли, бледный утренний свет проникал в спальню. Жак Клеман почувствовал мучительную жажду. На столике у кровати он увидел золотой кубок и залпом выпил его содержимое. Он узнал вкус освежающего напитка, которым его поила Мария. Но не успел монах сделать последний глоток, как непонятная истома навалилась на него. Он откинулся на подушки и потерял счет времени. Жак Клеман заснул, и сон его был неестественно крепок.Когда молодой человек проснулся, руки и ноги плохо слушались его. Он с трудом разлепил глаза и обвел взглядом комнату… Нет, он был не в покаянной темнице, но и не в роскошной спальне, не там, где недавно вкусил наслаждение… Жак Клеман лежал на узком жестком ложе. Над ним, на голой стене, висело распятие. У кровати стоял заваленный книгами столик. Что-то блеснуло на столе — он вгляделся и узнал свой кинжал!.. Жак Клеман понял, что находится у себя в келье, в монастыре якобинцев.Он встал, нашел у кровати рясу, оделся. Дворянский наряд исчез. Монах взял со стола кинжал, перекрестился и поцеловал клинок. Потом он достал из ящика ножны, убрал в них оружие и прицепил кинжал к поясу. В эту минуту дверь в келью, которая по монастырскому уставу никогда не запиралась, распахнулась, и на пороге появился настоятель отец Бургинь. Жак Клеман низко поклонился.— Хвала Господу! — радостно произнес настоятель. — Примите мое благословение! Вы уже встали, лихорадка, похоже, кончилась? Вы нас так напугали! Как вернулись десять дней назад в монастырь, гак сразу и свалились больной…— Десять дней назад? — недоверчиво спросил Жак Клеман.— Конечно, брат мой, вы же вернулись из Шартра, куда ездили во исполнение воли Господней, и в тот же вечер заболели…— Значит, вернувшись из Шартра, я не покидал монастырь?— Да вы даже из кельи не выходили! Лихорадка вас совсем измучила; но теперь, слава Христу, вы, судя по всему, пошли на поправку.— Я вполне здоров, отец мой, — ответил Жак Клеман, — но позвольте задать вам один вопрос.— Спрашивайте, сколько хотите, — улыбнулся отец Бургинь.— Только один вопрос… До того, как я оказался в покаянной темнице… простите, отец мой, я хотел сказать, до того, как я свалился в лихорадке, вы дали мне соизволение покидать монастырь… в связи с неким замыслом, о котором, если я не ошибаюсь, вам хорошо известно…— Что-то я ни о каком «замысле», как вы выражаетесь, не припоминаю, — без тени смущения произнес отец Бургинь, — впрочем, продолжайте, брат мой!— Я хотел бы знать, по-прежнему ли вы ко мне благосклонны? Иначе говоря, дозволена ли мне некоторая свобода… определенные привилегии…— Ну конечно, брат мой! — воскликнул настоятель. — Можете уходить из монастыря, когда вам вздумается, будь то ночью или днем, и ничего страшного, если уйдете без предупреждения. Ибо я знаю, что вы трудитесь в вертограде Господнем… А сейчас идите со мной, брат Клеман… Все братья собрались в часовне, дабы возблагодарить Господа за дарованное вам выздоровление и возвращение разума…Жак Клеман последовал за настоятелем в часовню и опустился на колени перед алтарем. Монахи затянули благодарственный псалом, а он, склонившись якобы в молитве, все шептал про себя:— Где же явь? И где сон? Глава VIIIМОГИЛА НА ХОЛМЕ МОНМАРТР Мы оставили шевалье де Пардальяна и молодого герцога Ангулемского в бедной деревенской харчевне. Там они провели часа два, дав отдых лошадям. Потом оба продолжили путь из Шартра в Париж. Карл Ангулемский казался мрачным. Пардальян же, как обычно, выглядел беззаботным.Их путешествие в Шартр оказалось безрезультатным. Фауста так ничего и не сообщила им о Виолетте. Бедный герцог по-прежнему страдал, доходя временами до отчаяния. Пардальян рассказал Карлу о том, что произошло в соборе, и рассудительно заметил:— Фауста, похоже, мне не лгала.Значит, никаких следов юной певицы они не обнаружили. Вот почему столь мрачен был молодой герцог. Он молча ехал рядом с Пардальяном, опустив голову и бросив поводья.Шевалье ездил в Шартр по двум причинам: во-первых, он хотел разузнать что-нибудь о Виолетте — это ему не удалось; а во-вторых, он решил остановить Гиза, который после смерти Генриха III неминуемо взошел бы на престол Франции. И этот свой замысел шевалье блистательно осуществил: король остался жив, а посрамленный Гиз бежал в Париж.— Что же вы, сударь, так тяжко вздыхаете? — обратился Пардальян к своему спутнику. — Вспомните-ка, совсем недавно вы сидели в Бастилии, а я болтался в воде, в ловушке у Фаусты. А теперь мы в полном здравии скачем верхом, и нам по плечу любое дело — может, мы даже освободим Виолетту… Что еще нам надо?— Господи, Пардальян, вы же сами сказали: освободить Виолетту! Но простите, друг мой, я вам докучаю своими постоянными вздохами.— Мы ее обязательно найдем! Ничего невозможного для нас нет!— Но нет никаких, совершенно никаких сведений о ней! Куда нам ехать? Где ее искать? На юге, на севере?— Мы поедем туда, где находится Моревер.— Моревер! — проворчал Карл. — Говоря о Виолетте, вы постоянно упоминаете его имя. Чем он может нам помочь?Пардальян поостерегся и не стал рассказывать герцогу Ангулемскому то, что услышал от Моревера в тюремной камере. Карл ничего не знал о странном браке, связавшем Виолетту и этого человека. Следовательно, ничего не было ему известно и о том, что Моревер имеет на юную певицу права… супружеские права.— Моревер, — сказал шевалье, — это тень герцога де Гиза. Уверен: Гиз замешан в похищении вашей невесты. Но мы не можем напасть на герцога. У себя во дворце он окопался как в крепости и без надежной охраны не выходит. Мы с вами сразу погибнем, а без нас Виолетту спасать будет некому. Девушка окажется в лапах у Гиза.— Вы правы, Пардальян, я понимаю… но, все-таки, при чем здесь Моревер?— Мы вернемся в Париж, найдем Моревера и упрячем его в надежное место, подальше от посторонних глаз. А потом все просто: приставляем ему кинжал к горлу и спрашиваем, где Виолетта. Заартачится — пригрозим отправить к праотцам. Ну, как вам мой план?— Ах, шевалье, я не встречал человека великодушнее и отважнее вас! Ваша шпага разит без промаха, ваши замыслы великолепны и…— Хватит, хватит, — рассмеялся Пардальян, — учтите: помогая вам, я не забываю и о моих собственных делах. У меня есть свои резоны, так как я мечтаю посчитаться с достойным господином де Моревером.— Мной движет любовь и только любовь! — с пылом заявил Карл Ангулемский.— А мной — ненависть! — хладнокровно заметил шевалье де Пардальян.Карл задумался, а шевалье продолжал:— Доверьтесь мне, и Моревер от меня не уйдет! У нас с ним старые счеты, и, по-моему, мы вот-вот встретимся.— Как бы я хотел, чтобы ваше предчувствие не обмануло вас, дорогой друг! — воскликнул герцог. — А где мы остановимся в Париже?— Там же, где и раньше. Вам что, не понравилось в гостинице «У ворожеи»?— Понравилось, но, по-моему, там нам останавливаться опасно.— Монсеньор, — возразил Пардальян, — мне частенько приходилось скрываться, и я пришел к выводу, что нет ничего легче, чем поймать человека, который прячется. Ни Гиз, ни его приспешники и предположить не могут, что мы возвращаемся в Париж. И уж никогда им не придет в голову, что мы осмелимся расположиться в этой гостинице.— Согласен! Едем к госпоже Югетте!Неторопливо беседуя, двигались наши герои в сторону Парижа. В столицу они въехали утром и направились прямо к постоялому двору «У ворожеи». Они приехали к полудню; большой зал был заполнен до отказа; Пардальян нашел свободный столик и предложил Карлу сесть.Госпожа Югетта была на кухне — давала указания служанкам, следила за кастрюлями да поглядывала, как справляется с большим вертелом поваренок. Милая хозяйка гостиницы в последнее время выглядела неважно: побледнела, похудела. Ведь она по-прежнему считала, что шевалье де Пардальян заточен в Бастилии. Она было предприняла отчаянную попытку освободить его, но, к сожалению, ей ничего не удалось сделать. (Позднее мы расскажем читателям, что именно придумала госпожа Югетта. )Вот и нынче очаровательная хозяйка была печальна. Она, конечно, не оставляла свое заведение без присмотра, продолжала хлопотать сама и командовать слугами, но мысли Югетты были далеко. Она старалась изобрести хоть какой-нибудь способ, чтобы облегчить судьбу узника Бастилии, но ничего не приходило ей в голову. И горькие слезы текли по щекам прекрасной трактирщицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63