Реальный сторож, Борисович, за небольшое вознаграждение лишь на сегодня освобожденный от несения вахты, должно быть, уже лежал где-то пьяным и счастливым бревном.– Ты тут что, пионерский лагерь вспоминаешь? – усаживаясь за стол, Сергей показал на печь, картофельный духан пластался явно оттуда.– Дык, а что позорного? Закусь изготовляю – дело святое.Закусывать предстояло водку «Пятизвездную», выставленную точняком по центру стола. Помимо бутылки, на клеенке в синий цветочек, прикнопленной к столу и много не достающей до его краев, дожидались своей очереди два родных граненых стакана, тарелки, кое-какая жратва, в основном консервы, и мобильник. Сперва наступила очередь мобильника. Сергей нагрузил ладонь трубой, по памяти набрал номер.Тем временем молчаливый шрамовский конвой распределился по постам. Братан сел на лавку справа от двери, посбрасывав с сиденья на пол какие-то ватники и резиновые плащи. Альбинос нашел себе порт приписки на табурете возле печи. Водила срыл из комнаты – видимо, контролировать подходы.– Да, на проводе, – прервались гудки вызова.– Здоров будь, Петро. Шрам. Все в сборе?– Ясно, все.– Каранчино знаешь?– А как же!– Дуй до него. Когда будете проезжать, отзвонишься мне.– Заметано. Тады едем.– Пока.Сергей нажал отбой.– Налей по полета.Колобок с готовностью потянулся к «Пятизвездной». Кому-кому, а Колобку нелишне в таких случаях напоминать «смотри, горлышко не сломай». Бывали подвиги. Однажды откликнулся Колобок на просьбу матери помочь ей с закаткой банок. Надавил сверху на приспособу для закатки. Банка разлетелась на мелкие осколки, как от прямого попадания. Удивительно, как Колобок умудрился не порезаться. А раз (наверное, насмотревшись штатовских фильмов, в которых мужики при встречах жмут бабам руки, типа, признавая равенство полов) сдавил одной студенточке пальчики, вложив в пожатие всю сердечность и радушие. Месяц девочка проходила с распухшей кистью. Колян тогда чуть не женился на ней под воздействием чувства вины. Да небось сама студентка отказалась от такого семейного счастья, представив, чем могут закончиться особо страстные объятия. Ну а сколько дверных ручек поотрывал Колобок, дергая дверь не в ту сторону, – и не сосчитаешь.– Давай, Шрам, за то, чтоб ты скоро вернулся вчистую.– Согласен.Хлопнули. Заморили холодной пиццей. Колобок деловито взялся за вспарывание консервных банок, нарезание сыров и прочих колбасок-молбасок. Сергей вновь вооружился сотовым.Четыре керосиновые лампы, коптя и потрескивая, выдавливали из комнаты мрак. Они же создавали настроение «вечера в деревне», того и гляди промычит где-то телок, раскудахтаются куры, зайдется лаем дворняга. А если учесть, что здесь должно произойти, то думки отшвыривало еще дальше, к кулацким временам, к обрезам, к расколам родных братьев на белых и на красных.Запиликал мобильник.– Да.– Это Петро. Каранчино проезжаем.– До перечеркнутой таблички не доехали?– Нет еще. Мимо избушек катим.– От таблички, от перечеркнутой, через сто – сто пятьдесят метров справа увидишь съезд с трассы.– Во, табличка забелела!– Съедешь с трассы и дуй к освещенному дому. Впрочем, больше там ехать некуда. Жду. Отбой.Мобильник лег на клеенку.– Еще по махонькой? – выдал Колобок предложение.– Скажу, когда наступит «еще». Отдыхай. Ты картоху свою смотри не проворонь.– Да уж готова, поди. – Колобок направился к печи.Чуть по привычке не отломив фильтр, Шрам засмолил «парламентину», придвинулся к стене, прислонился спиной к необшитым бревнам сруба. Колобок выкатывал из загнетки черные, похожие на камни картофелины.– По новой растопи, пионер, а то скоро хата остынет, не май месяц. – Сергей затушил сигарету после нескольких затяжек, как-то не курилось.– Сделаем, шеф.Шрам закрыл глаза. Теперь он намеревался посидеть молча. Не то, чтобы подумать надо было Сергею, скорее – настроиться на приближающийся базар. О чем интересно размышляют сейчас Братан и Альбинос, которых Шрам отождествлял с мебелью, но это ж все-таки с мозгами мебель!Если б Сергею приспичило разоткровенничаться перед конвоирами, то поэму свою он начал бы с писульки, что накатал на первой встрече со своим адвокатом. На сложенном вчетверо блокнотном листе он нарисовал тогда телефон и имя «Антон». А внутри – то, что предназначалось одному Антону.Если Колобка и других его ребят могли держать на леске козлы, что наехали на Шрама, то про Антона чухать не мог никто.Есть среди обитателей Питера особая разновидность с виду безопасных, как морские свинки, вечных патлатых вьюношей. Они вроде как застряли в детстве, только детство это из следующего тысячелетия. Они совершенно не врубаются в расклады и фишки, долбят мухоморы, колеса или безобидный планчик и говорят на своей фене. Типа, «апгрейд», «юзер», «коннект» и прочие птичьи слова. Только с помощью разных технических прибамбасов эти мальчики могут откапывать такие сокровища царя Соломона, какие урановым королям и не снились. И секреты чужие щелкать эти мальчики умеют лучше иных Джеймсов Бондов. А сегодня один мальчишка с фаустпатроном, пардон – со спецаппаратурой, для нас важнее сотни трепачей.В маляве, переданной через адвоката Бескутина, Сергей кратко обрисовал ситуацию и назвал шесть имен с краткими пояснениями по каждому. Кое-что Сергей добавил звонками с «трубы» из «Углов».Сергей хотел от компьютерного гения одного. Одного из шестерых. Суку, Шестеро были в курсах, что тем вечером Шрам забился с Филипсом. Если учесть, как легко этой падле удалось пырнуть Фила, то отпадали последние тормоза, что тот не из великолепной шестерки. Сучонок, наверное, пошел на мочилово с пониманием, что при глубокой копке загремит под подозрение. Но, видимо, обошелся без большого беспокойства, настолько был обнадежен диагнозами скорой кончины Шрама. А с кончиной Шрама для всех шестерых должна была пойти совсем другая жизнь.Сергей надеялся, что Антон управится, ведь ни в чем Антошке отказа не было, нужны камеры наружного наблюдения – бери больше, кидай дальше. Нужны «клопы» последних моделей – задавись. Хакер управился блестяще и, привлеченный по пустяку в «Углы», лично доложил папе о проделанной работе. А сопутствующие вещдоки доставил адвокат.И скоро Шрам увидит знакомое лицо суки. Даже очень скоро увидит – в окне, обращенном к трассе, закивали автомобильные фары… 3 Сначала голоса затарабанили в окошко:– …Начат дом ремонтировать и сразу под порогом трупешник из бетона вырыл. Следующего жмура выковыряли из стены в сенях, а еще подвал не тронут и комнат пять. И тогда хозяин дает команду: дырки залепить, а дом быстрее спихивать по бросовой цене.– …Я ему двигаю: кто-то после себя одну вдову оставляет, а я – много вдов. А самому хоть бы хны. Живу без лишней скорби.– …А этот шнырь у меня и спрашивает: «предъява» пишется через мягкий знак или через твердый? А я ему грю: «Напиши „наезд»».Затем сторожевая хибара наполнилась мужским гомоном. Пятеро перешагнули через порог и растусовались по комнате, сразу сделав ее тесной. Здесь и сейчас мог звучать женский голос. Шестой. Нинкин. Нинку он тоже не вычеркнул из списка. Слава Богу, не потребовалось привозить ее сюда. Слава Богу…– Во, курорт!– Где же хлеб-соль, где баба с коромыслом?– Партизаны тут ховаются, а не бабы.– Дивись, босота, на охотничий домик.– На кроликов охотиться будем. Сначала разводить, а потом охотиться.– Пацаны какие-то непонятные кругом. Серьезные, блин, как прокуроры.– Здорово, орлы!– Ты кто?– Не признал, гляди-ка, братва! Пахана не признал. Зенки разуй, чучело!– Да че ты мне толкаешь. Этот рыжий. А усы откуда, ты, умник?– Может, тебе паспорт показать? Или мамой поклясться, что Шрам я, Шрам.– С возвращением, Шрам.– Привет, Серега. Чего-то долго пропадал.– Сбег?! Срыл от мусоров?! Во ништяк!– Правда, что ли, в бегах, Шрам?– А зачем еще обличку менять, ушастый! Поумнее вопрос не мог изобресть!– Пузырь на столе! Живем, братва.– И Колобок тут, ё-моё. От бабушки-то ушел?– Шутку смени, а! Достал. Голову отверну вместе с языком.– Хоре базарить. – Шрам решил навести порядок в частях. – Заглохли и слушаем. Значит, так. Я не в бегах, а в увольнительной. Отпустили до утра.– Ни хрена себе пенки. Как это ты договорился?– Молчим, Багор. И слушаем. Договорился зелеными словами. Есть такая услуга у фирмы «Углы». Когда попадете, можете попользоваться.– Да ну тебя! – Суеверный Шатл поплевал через левое плечо.– Братаны, которых здесь видите, секут, чтоб не соскочил на ветер. И вообще, дело поставлено серьезно. А теперь колитесь, кто при волынах и при перьях? Такие условия, пацаны, выдвинула туристическая фирма, – Шрам кивнул в сторону Братана, – обеспечивающая отдых на воле.Братан никак не отреагировал. Мол, меня пока ваши игры не касаются.– Чтоб отдыхали без оружия. Короче, сдаем сабли и артиллерию. Вываливай и сыпь перед братаном на лавке, вон на ватник.Пятеро Шрамовых бойцов, вполне обалдевших и от встречи с паханом, и от сообщения об увольнительной, и от приказа разооружаться, тем не менее потихоньку начали выполнять приказ. Скрипели половицы под ногами крупных мужиков, вжикали «молнии» расстегиваемых курток, хлопали отбрасываемые полы пальто, басили голоса: «Беспредел в структуре полный!», «А чем ты, Шатл, недоволен, не пойму?», «Чего-то этот сторож над вольтами мне не нравится, пожалуй, обойму я себе оставлю», «Да? Я тоже», «Отвык без пушкаря», «И спишь с ним?», «Сплю я со Светкой. Преимущественно».У ног Братана, и к этой процедуре оставшегося безучастным, на разорванном и прожженном ватнике пух на дрожжах целый арсенал: «Макаров», довоенный ТТ, маленький, но удобный для ношения под пиджаком и ближнего боя пистолет Коровина, плюс две выкидухи и «эргэдэшка»…Сергей взял со стола кругляш сервелата, отправил в рот.– Колобок, погляди! Прости, братва, но таковы условия. А уговоренное, не мне вам бубнить, я выполняю. Сегодня я отвечаю перед людьми, чтоб ни у кого ничего за пазухой не завалялось. Короче, без обид.Вряд ли обойдется без обид, да и плевать. Сергей знал, что через некоторое время четверо въедут, что предосторожность не была излишней.Колобок, морщась от возложенной на него заподляной обязанности, охлопал каждого из пятерых. Ничего.– Давайте за стол, хлопцы. – Сергей взял стул и приставил к торцу стола.Братан и Альбинос, груженные арсеналом, вышли из комнаты. А пятеро расселись по лавкам, трое с одной стороны, двое с другой:– Не выдержали, без нас откупорили фуфырь.– Запасы-то, надеюсь, сделаны. А то за добавкой бегать отсюда далеко.– А у тебя, скажешь, в тачке не заныкано ничего, да?– Жрачки мало.– А тебе ее всегда мало.Колобок сел на стуле возле печки, открыл топку, пошевелил угли кочергой, забросил еще полено. После чего там, у печки, и остался. Так и должно было быть. Интересный экземпляр слепила природа – шустрый шар на коротких ногах. Этот шар придумщица-природа щедро наградила тройной порцией силы. Кто-то тренируется, а все без толку, Колобок же, ничем никогда не занимавшийся и вообще ленивый на телодвижения, легко засаживал щелбанами гвозди в доску, приподнимал автомобили. И козлов душил двумя пальцами, что сегодня особенно могло пригодиться.– Приступим. – Сергей притянул к себе бутылку «Пятизвездной». Глава двенадцатаяПРОБЛЕМЫ А завтра мне зачтется мой последний приговор,И снова, детка, встретимся с тобою.А утром поведут меня на наш тюремный двор.И там глаза навеки я закрою. 1 – Терпи! Терпи. Держись. «Вертушка» летит. Скоро уже.Старший сержант Конов по-детски всхлипывал, охал, на каждом ударе сердца вздрагивал всем телом, глаза бессмысленно смотрели в небо. Конов держал руку на распоротом минным осколком животе, на красно-розовом клубке кишок.Забрав у Конова из подсумка рожки, он пополз по искромсанной минами и гранатами лысине холма к краю. Он лег рядом с ефрейтором Хатько, уткнувшимся лицом в землю. Спина Хатько была забросана комьями земли.Хоть и неглубоко, но Хатько успел вкопаться до атаки. На сооруженный ефрейтором бруствер он положил ствол «калаша», выглянул, проскочил глазами по сектору. И дал очередь на блеснувший внизу металл.Теперь ползком к другому краю. Очередь оттуда. Вынудить их снова начать минный обстрел. Оттянуть новую атаку. Пока на нее не решаются, потому как думают, что нас несколько. Когда поймут, что я один…«Эргэдэшек» две. Делить будем честно: одну им под ноги, другую себе на грудь.Утюжа животом короткую травку высотки, оглянулся. Конов перестал всхлипывать и вздрагивать…Ночь билась в висках. Огни дома напротив издевались над ним своим мещанским равнодушием к тому, что происходило и происходит за тысячу километров от них. Олег затушил сигарету. Отнес пепельницу к столу, поставил ее на тетрадный лист, на фиолетовые строчки записки: «Я больше не могу. Ухожу. Извини. Кира».Детей у них не было.Олег наклонил над большой белой пиалой заварной чайник. Из носика выкатились две капли. Он зажег газ, поставил на огонь чайник с водой. Отвел створку настенного кухонного шкафчика. Снял с полки металлическую коробку, сковырнул крышку с наклеенной поверх белых на красном фоне горошин бумажкой, на которой было выведено рукой жены «для чая». Крупные черные листы едва закрывали дно. На один раз. Если бы знать, купил бы по дороге. Он же не знал, что у них заканчивается заварка, он был далеко, был в Москве. Придется сходить в ларек. Одеться и сходить.Водку нельзя. Доктора сказали – вернутся ТЕ БОЛИ. Когда одно, одно, одно желание еще живет посреди лопающегося кошмара – броситься под поезд, чтобы отсечь этот ад.Что у него осталось?Сигареты, чай, работа… Работа… Думать о работе. Работа. Например, ладно, голубятню на территории части размещать нельзя. Хотя причина ерундовая дескать, зеки быстро освоят голубиную почту.Вспомнилось, сколько безвинных божьих тварей гибло в боях. Перед глазами встали исклеванные вороньем туши коров. А вам приходилось добивать выстрелом в ухо раненую лошадь, чтоб не мучилась? А собаки? Идущие впереди солдат по минным полям и подрывающиеся на пехотных минах добродушные псы… Забыл поставить вопрос о собачьем питомнике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34