https://wodolei.ru/catalog/stoleshnicy-dlya-vannoj/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Огинский умел жить со своим страхом; сплошь и рядом он даже умел им управлять, а при надлежащем обращении из страха можно извлечь даже больше пользы, чем из самой беззаветной доблести.Посасывая сигару, пан Кшиштоф ждал наступления темноты и, чтобы скоротать время, лениво размышлял о многих вещах сразу. С презрительной усмешкой вспоминал он о своей жене — не первой и, наверное, не последней из глупых баб, которые пытались заарканить этого прожженного авантюриста. Да, княжна Ольга Аполлоновна Зеленская, с которой пана Кшиштофа обвенчали едва ли не под дулом пистолета, была не первой его женой, но зато, без сомнения, самой глупой и безобразной из всех женщин, с коими Огинскому доводилось когда-либо иметь дело. Вспоминая свое краткое, продлившееся не более двух месяцев супружество, пан Кшиштоф не мог сдержать дрожи омерзения. Как-то раз, ночуя в постоялом дворе, еще более захудалом и грязном, чем этот, Огинский краем уха подслушал сказку, в которой говорилось о заколдованной принцессе, превращенной при помощи злых чар в лягушку. По ночам сие земноводное сбрасывало лягушечью кожу и снова превращалось в прекрасную принцессу; увы, с Ольгой Аполлоновной, законной супругой пана Кшиштофа, ничего подобного не происходило, и Огинский бежал от нее, как только оправился после ранения. Нелепое это создание вполне могло обретаться где-то неподалеку: огромное состояние княжны Вязмитиновой притягивало семейство Зеленских с той же неодолимою силой, с какой земная твердь притягивает подброшенный к небу камень. Княгиня Аграфена Антоновна до сих пор, наверное, не рассталась со своей бредовой идеей заполучить права опекунства над не достигшей совершеннолетия княжной, и, подумав об этом, пан Кшиштоф усмехнулся: нужно было совсем лишиться рассудка, чтобы мечтать об этом. Дела князя Аполлона Игнатьевича Зеленского, так называемого тестя пана Кшиштофа, были таковы, что ему не доверили бы опеку и над деревенскою козою. Чего греха таить, пан Кшиштоф тоже приложил к этому руку, но обвинять в разорении семейства Зеленских одного его было бы несправедливо: Аполлон Игнатьевич шел к нищете и позору не один десяток лет, и пан Кшиштоф лишь слегка помог ему свалиться в яму, которую он сам же для себя и вырыл.Вспомнив о Зеленских и опекунстве, пан Кшиштоф неожиданно для себя заинтересовался причинами, вызвавшими столь бурные рыдания княжны Вязмитиновой там, на берегу озера. Разумеется, слезы семнадцатилетней девицы, получившей столь утонченное воспитание, могли быть результатом тысячи событий, большинство коих наверняка не стоило выеденного яйца. «Чепуха какая-нибудь, — неуверенно подумал Огинский. — Какая-нибудь очередная детская влюбленность, или повар, дурак, ухитрился срубить голову петуху на глазах у своей впечатлительной хозяйки...»Впрочем, он тут же опомнился. Какой там повар, какой петух! Ведь речь шла о княжне Вязмитиновой, а сия девица неоднократно видела смерть, и притом в обличьях гораздо более грозных, нежели пьяница повар с окровавленным тесаком в руке. Ей и самой случалось обагрить кровью свои нежные ручки, так что вряд ли княжна стала бы плакать по пустякам.Он поморщился, сбивая пепел с сигары прямо на пол. Да-с, дело, как и следовало ожидать, предстояло еще более сложное, чем казалось вначале. Браться за него с бухты-барахты было смерти подобно; оно, это растреклятое дело, было не из тех, которые можно кончить в полчаса. Прежде чем заняться им вплотную, пану Кшиштофу предстояло произвести самую тщательную разведку, и именно для этой цели он предпринял столь утомительный и рискованный маскарад. Глава 5 Княгиня Аграфена Антоновна Зеленская была дамой властной, целеустремленной и притом весьма неглупой с житейской точки зрения. Ежели в ее жизни и была совершена настоящая большая и непоправимая глупость, так это только та, что она вышла замуж за князя Аполлона Игнатьевича, польстившись на его титул. Князь Зеленской был когда-то богат; семейство, из которого происходила Аграфена Антоновна, тоже не числилось среди захудалых и бедных, так что поначалу все шло недурно. Князь Аполлон Игнатьевич был существом невеликого ума и обладал характером мягким, как извлеченная из панциря улитка, то есть представлял собою наилучший материал для витья веревок. Аграфене Антоновне ничего иного и не требовалось: вить веревки из живых людей она любила, полагая такое занятие единственно достойным своей персоны. В первые же годы супружества она столь основательно подмяла князя под себя, что могла снисходительно взирать сверху вниз на его слабости, среди которых на первом месте стояла невинная с виду склонность к карточной игре.Увы, с годами склонность эта, вытесняя и заменяя собою все иные предпочтения, превратилась у тишайшего князя Аполлона Игнатьевича в настоящую страсть. Жены своей он боялся до икоты и ни в чем не смел ей перечить. Однако когда доходило до карт, сей примерный муж забывал обо всем на свете, завороженный многообещающими подмигиваниями червонных дам и поощрительными улыбками трефовых королей. При этом в картах ему фатально не везло, и невезение сие имело вполне обыкновенную, очевидную для всех, кроме самого князя, причину: игроком Аполлон Игнатьевич был весьма посредственным, чтобы не сказать скверным, и приобретенный с годами богатый опыт разорительных проигрышей ничему его не научил. С достойным лучшего применения упорством князь снова и снова садился за накрытый зеленым сукном стол, вставая из-за него с пустыми карманами; разномастные короли с бородатыми лицами проходимцев и похожие на распутных девок дамы высасывали его, как свора голодных упырей, пока наконец не высосали досуха. Только чудом удалось Аполлону Игнатьевичу избежать долговой ямы; что же до его семейства, то пан Кшиштоф Огинский не слишком ошибся, предрекая Аграфене Антоновне незавидную участь прачки и неудачливой торговки сомнительными прелестями собственных дочерей. До такого ужаса дело, конечно, не дошло, однако в первую после нашествия французов зиму семейству Зеленских пришлось туго.Неисчислимые лишения и беды, свалившиеся на ее голову, сильно подсушили дородную княгиню, сделав ее менее громогласной и категоричной в суждениях, но зато гораздо более решительной, твердой и скрытной. Изменения, произошедшие с нею, были сродни тем, что так напугали полковника Шелепова в княжне Вязмитиновой; разница, однако же, заключалась в том, что Аграфена Антоновна сумела снискать в обществе горячее сочувствие и даже уважение, коим прежде не пользовалась, а княжна Мария Андреевна в своем деревенском уединении и пренебрежении светскими обязанностями сделалась лишь мишенью для городских сплетниц.Князь Аполлон Игнатьевич был окончательно прижат женою к ноге и не смел не только взять в руки карты, но и лишний раз подать голос. Бедно, но опрятно одетый, молчаливый и перед всеми заискивающий, каждый вечер приходил он в дворянское собрание и, присев в самом темном углу, тихо наблюдал за карточной игрой. Кто-нибудь угощал его сигарой, еще кто-то подносил рюмочку, скрывая за любезной улыбкой брезгливость, которую невольно вызывало это опустившееся, ничтожное существо. Князь не принимал ни малейшего участия в той жестокой борьбе за существование, которую вело в начале 1813 года обездоленное им семейство. Впрочем, его об этом никто не просил, поскольку княгиня отлично понимала, что муж ее способен принести гораздо более вреда, чем пользы.К концу весны положение Зеленских начало мало-помалу поправляться. Причиною подобной перемены послужило, разумеется, достойное всяческих похвал упорство Аграфены Антоновны, с коим эта почтенная дама сражалась за честь и благополучие своего семейства. Упорство сие вкупе с бедственным положением снискали сочувствие некоторых высокопоставленных особ, и компенсация, выплаченная Аграфене Антоновне за убытки, понесенные ею от войны с Наполеоном, многократно превзошла размер упомянутых убытков. Само собой, пришлось похлопотать; кое-кто получил мзду, кому-то мзда была обещана. Княгиня даже продала свои последние драгоценности, сберегаемые ею на самый черный день, и в результате денег едва хватило на покупку небольшого, сильно пострадавшего от войны имения в Смоленской губернии, совсем неподалеку от владений княжны Вязмитиновой.Тут надобно заметить, что фортуна, хоть и слывет весьма ветреной особой, дарит свои подарки лишь тем, кто способен по достоинству их оценить и ими воспользоваться. Княгиня Аграфена Антоновна относилась именно к этой категории людей и, едва речь зашла о поместье графа Курносова — соседа княжны Вязмитиновой, мигом смекнула, какие выгоды можно извлечь из его местоположения. Мысль об опекунстве над княжной Марией, с некоторых пор отнесенная к разряду несбыточных мечтаний и потому отложенная в сторону, вновь гвоздем засела в самой середине сознания княгини. Слухи об эксцентричном поведении княжны Вязмитиновой, граничившем с безумием, широко распространились в свете, достигнув уездного N-ска, где Зеленские коротали ту страшную зиму. Слухи эти были на руку княгине; умело подхватив их, Аграфена Антоновна принялась осторожно, с должным тактом и горячим показным участием распространять в высшем обществе хорошо продуманные сплетни, суть которых сводилась к одному и тому же: неисчислимые бедствия, которые претерпела бедная сирота, оказались губительны для ее неокрепшего рассудка.Само собой, у княжны нашлись заступники. Слухи о ее безумии яростно опровергались друзьями покойного князя Вязмитинова — полковником Шелеповым и этим старым шутом, опекуном княжны, графом Бухвостовым, который вырвал опекунство буквально из-под носа у Аграфены Антоновны. Оба эти старика имели немалый вес и пользовались в обществе большим уважением — по мнению княгини, совершенно незаслуженно. Но фортуна порой поворачивает свое крылатое колесо с большой неторопливостью; замечено также, что, чем медленнее осуществляется поворот, тем вернее и надежнее бывает успех. Граф Курносов, остро нуждаясь в деньгах, уступил свое поместье буквально за бесценок, полковник Шелепов получил наконец приказ выступить со своим полком к театру военных действий, а тут и с графом Бухвостовым, как нарочно, случилось это несчастье на охоте... Даже светлейший князь Голенищев-Кутузов, по непонятной причине сильно благоволивший княжне Вязмитиновой, удалился от дел и окончательно осел у себя в Вильно, предаваясь чревоугодию, пьянству и бесцельному стариковскому флирту с тамошними распутницами. Княжна Вязмитинова осталась совсем одна; сочувственные реплики, высказываемые в ее адрес дамами из высшего общества, стоили ровно столько, сколько обыкновенно и стоят подобные реплики, то есть ровным счетом ничего. Заручившись определенной поддержкой, — а она заблаговременно позаботилась о том, чтобы ею заручиться, — княгиня Аграфена Антоновна имела верные шансы получить опекунство, а вместе с ним и контроль над огромным состоянием молодой княжны.Аграфена Антоновна хорошо понимала, что такая подопечная, как княжна, может доставить гораздо больше хлопот и неприятностей, чем выгоды. Но и тут, казалось, все складывалось в ее пользу: княжне оставался всего лишь шаг до официального признания ее невменяемой, и Аграфена Антоновна намеревалась помочь ей сделать этот последний шаг. Осуществление этого плана было чревато огромными трудностями, но к трудностям княгине Зеленской было не привыкать.Ранним погожим утром княгиня Аграфена Антоновна стояла на крыльце постоялого двора, расположенного примерно на полпути между Москвой и Смоленском, и наблюдала за погрузкой своего багажа. Процедура сия не отняла много времени, так как, во-первых, багажа было совсем немного, а во-вторых, даже то, что было, на ночь не снимали с подвод, за исключением самого необходимого. Вот это-то необходимое, в числе коего были также три дочери Аграфены Антоновны, княжны Елизавета, Людмила и Ольга, грузилось сейчас в экипажи под неусыпным наблюдением княгини. Князь Аполлон Игнатьевич, не столько необходимый, сколько привычный, неприкаянно мыкался поблизости, путаясь под ногами у прислуги и робко подавая советы, которых никто не слушал.Наконец погрузка была завершена. Княжны — все, как одна, крупные, дородные, нескладные и некрасивые — втиснулись в душное нутро крытого экипажа, отчего тот заметно просел на рессорах. Было слышно, как они возятся внутри, устраивая себя и свои многочисленные юбки, и бранятся злыми голосами. Князь Аполлон Игнатьевич сунулся было к открытой пролетке, загроможденной узлами и баулами, в которой путешествовал в одиночестве и всеобщем небрежении от самого N-ска, но у княгини на сегодняшнее утро были особенные планы, и ее зычный оклик остановил князя, заставив его вздрогнуть и слегка присесть на кривоватых, обтянутых несвежими белыми чулками ногах.— Ты, батюшка, нынче с княжнами садись, — непререкаемым тоном велела Аграфена Антоновна, — а я снаружи воздухом подышу. Душно мне нынче что-то, томно...— Да здорова ли ты, матушка? — всполошился Аполлон Игнатьевич, мигом сделавшись похожим на испуганного попугая.— Здорова, здорова, — ответила княгиня унтер-офицерским басом. — А коли и нездорова, так чем ты, князюшка, мне поможешь?— Лекаря можно бы позвать, — неуверенно пискнул князь.— Ле-е-екаря, — с невыразимым презрением протянула Аграфена Антоновна. — А платить ему чем? Разве что тебя, батюшка, на базаре продать. Так за тебя, небось, и полушки не выручишь.Сдержанная скорбь, сквозившая в каждом слове, в каждом движении княгини, когда та бывала в обществе, в кругу домочадцев исчезала без следа. Здесь Аграфена Антоновна могла дать себе волю, не опасаясь разрушить столь тщательно создаваемый ею образ страдалицы, терпеливо сносящей все невзгоды и лишения, которые выпали на ее долю.— Что ты, право, матушка? — забубнил князь. — Что ты, княгинюшка? Нешто можно так-то, да еще при людях?Не дождавшись ответа, он суетливо полез в карету. Оттуда немедленно донеслись раздраженные голоса княжон, пенявших князю за то, что он мнет им туалеты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42


А-П

П-Я