Капитан сухогруза ответил, что указание понял. Система автоматической радиолокационной прокладки (САРП) показывала, что оба корабля успеют разойтись тютелька в тютельку.
Глеб знал, для чего служит САРП. Оценивает ближайшую перспективу при следовании на встречных курсах.
— Правда, моряки на сухогрузе не знали, в какую сторону направляется наш лайнер — в Одессу или на Кавказ, — продолжал Вадимыч. — Наш вахтенный помощник первым испугался, что можем не разойтись. Чуть изменил курс, пытаясь уйти в сторону, — на пять-десять градусов. Вышел на связь с сухогрузом, попросил застопорить. Они дали «средний вперед», потом сразу «стоп». Но вал с винтом по инерции продолжал еще вращаться в прежнюю сторону. На расстоянии мили перевели ручку на «малый назад», «средний назад» и «полный назад». При грузе в тридцать тысяч тонн зерна сухогруз должен был пройти еще прилично вперед, прежде чем остановиться. Вдобавок при резком реверсе судно плохо слушается руля, под кормой закипает водяная каша…
Перевернув бутылку, Вадимыч долго держал ее над стаканом, выцеживая последние капли. Рассказывая, он не смотрел на собеседника. Не потому, что чувствовал за собой вину, просто погружался в прошлое с головой и воспринимал настоящее только на ощупь: стакан, пустая пепельница, поверхность стола.
— Сухогруз долбанул нас прямо по центру борта. Вроде скорость упала до мизера: пять с половиной узлов, считай десять километров в час. А тут удар равнялся миллиону тонн. Сиверов с трудом представил эту силу.
— Все равно мы бы тонули до утра, если б он пробил только один отсек. Но движение по инерции продолжалось. В итоге сухогруз пропорол нам пять отсеков. Когда я нырнул назавтра с водолазами, просто одурел: прикинь пробоину длиной в пятьдесят метров.
По словам бывшего моряка, «Лазарев» лег на борт в течение нескольких минут. Электричество отключилось, морская вода хлынула в коридоры и каюты, пассажиры пытались выбраться через узкие иллюминаторы. Те, кто недавно безмятежно отдыхал на палубе, теперь оказались на отвесном «склоне» над водой, скользили и падали с высоты. Сверху на них летели другие пассажиры, вперемежку с тяжелыми предметами вроде скамеек или плохо закрепленных весел со спасательных шлюпок.
Многие не умели плавать и без спасательных жилетов камнем уходили на дно. За тех, кто пытался выплыть, хваталось множество рук, не позволяя спастись.
О себе Вадимыч молчал, не хотел хвастать. Рассказывал, как товарищ из машинного отделения с трудом балансировал на верхней палубе, сбрасывая один за другим резиновые, автоматически надувающиеся плоты. Как девушки из пассажирской службы почти поголовно отдали свои спасательные жилеты пассажирам, а сами погибли.
Слепой подумал о длинноволосой утопленнице, увиденной им в каюте-люкс. Наверное, дверь заклинило. Несчастная пыталась расшибить кулаками стекло, но оно оказалось слишком толстым и прочным.
Можно было бы поднять всех оставшихся на корабле наверх, но, наверное, в самом деле уже было поздно. Море стало могилой для многих не самых плохих людей. Пусть и эти покоятся в общем саркофаге, незачем их тревожить. Большой вопрос, что лучше: лежать под водой или достаться червям в сырой земле.
ГЛАВА 7
Получить доступ к архивам одного из районных судов Севастополя оказалось делом не таким уж сложным. Когда Сиверов уточнил, материалы какого года его интересуют, цена оказалась пустяковой по московским меркам. Уголовные дела — такой же скоропортящийся продукт, как фрукты: бумажные листы не гниют, зато теряют актуальность.
Флакончика французских духов оказалось достаточно, чтобы получить возможность пролистать несколько томов по «Лазареву» с выступлениями обвиняемых и свидетелей, речами защитника и прокурора.
Сиверова особенно интересовало одно обстоятельство. В первые минуты после удара на «Лазареве» еще работала аварийная система энергоснабжения. Почему капитан сразу не отдал приказ закрыть клинкетные задвижки? Это предотвратило бы стремительное затопление трюма. Почему вообще в нарушение техники безопасности судно вышло в море с открытыми задвижками?
На суде, как и на следствии, капитан утверждал, что задвижки в трюме изначально были закрыты. Капитану не поверили, несмотря на подтверждение его слов многими членами экипажа. Решили, что подчиненные выгораживают начальника. Версия самопроизвольного открывания задвижек от мощного удара тоже была отвергнута.
Слишком много вопросов стояло на следствии и на суде, не хватало времени дотошно исследовать каждый. Теперь Сиверов раз за разом читал десяток отпечатанных страниц и видел разночтения в показаниях. Похоже, в момент отправления задвижки в трюме действительно были закрыты, но перед столкновением оказались открытыми. Приложенные чертежи судна показывали, что задвижки приводились в движение общим гидронасосом, но могли быть открыты вручную.
Глеб вспомнил рассказ Вадимыча о поисково-спасательных работах. При большом крене затонувшего судна проникнуть в палубные помещения оказалось непросто. Пришлось прорезать подводной газорезкой отверстия в борту, ползти по узким коридорам, таща за собой кабели светильника, разбирать завалы.
Стояла задача поднять на поверхность как можно больше тел. Их находили в каютах и служебных помещениях, туалетах и душевых, барах и ресторане. Обследовать трюм и машинное отделение — такой задачи не стояло. Картина катастрофы казалась предельно ясной.
Когда через год в зале суда капитан стал объясняться насчет клинкетных задвижек, все работы под водой были завершены. Никто не послал заново водолазов, чтобы подтвердить или опровергнуть его слова.

***
И вот снова впереди мутная вода Севастопольской бухты. Колыхание медуз, испуганно вытаращенные глаза рыб — их стайки образуют большие замысловатые фигуры, мгновенно меняющие форму и объем, словно трехмерная компьютерная графика.
Пузыри стайками уходят наверх, прибор отслеживает глубину погружения. Вот и термоклин, резко отделяющий тепло от холода, подводный «юг» от «севера», куда лучше не опускаться без утепленного костюма.
Отверстие корабельной трубы, сплошь обросшей ракушками. Из черного жерла, блеснув боками в свете фонарика, вылетает очередная, стайка. Тронулся с места потревоженный рак, секунду назад его невозможно было разглядеть среди ракушек.
Каждая морская катастрофа, большая или малая, — огромное событие для морской живности. Знакомое дно вдруг становится другим. Как если бы на пути кочевого племени внезапно вырос огромный город.
Затонувший объект немедленно начинают обживать из-за множества укрытий и остатков кислорода. Первое время здесь особенно много корма, да и вообще все новое безумно интересно, даже рыбам.
При втором погружении у Слепого была четкая цель. Впервые с момента катастрофы человек нырнул в трюм судна, забитый илом. Вооружившись саперной лопаткой, начал раскопки. Они напоминали раскопки в пустыне. Как песок обычно засыпает любую ямку, точно так же оторванные комья ила притягивались обратно.
Работу на большой глубине можно сравнить с работой на другой планете. Затраты энергии слишком велики, через полчаса кажется, что сил больше не осталось. Из-за дыхания полной грудью запас воздуха стремительно тает.
Наконец лезвие ударило в металл. Что это? Судя, по всему, кожух генератора. Да, это она — корабельная машина, на чей вал насажен огромный, торчащий наружу винт.
Генератор не интересовал Сиверова. Он только позволил получить важную точку отсчета. Вспомнив чертеж тушью на кальке, Глеб отыскал место ближайшей задвижки, лопаткой отмеряя расстояние по рыхлой илистой поверхности. Немного передохнул и снова принялся за раскопки.
Приходилось действовать на ощупь. Комья ила распадались в воде на мелкие взвешенные частицы. Слепой, славившийся феноменальным зрением среди друзей и врагов, не мог различить даже собственной руки в рукавице.
Лезвие лопаты снова уперлось во что-то твердое. Глеб сдвинул его вправо-влево. Похоже, здесь водонепроницаемая клинкетная задвижка осталась задраенной. И это уже говорило о многом…
Сиверову очень хотелось проверить еще хотя бы одну задвижку, но запаса воздуха оставалось минут на пять, не больше. Работая саперной лопаткой, он «вынюхивал» его с той скоростью, с какой это делает неопытный аквалангист при первых погружениях.
Пора наверх, тем более всплывать нужно не слишком быстро, чтобы не влететь в декомпрессию. Организм должен освободиться под водой от накопившегося азота…
Как только Глеб выбрался на берег и смог расстегнуть «молнию» на гидрокостюме, он с облегчением почувствовал, как теплый воздух стекает вниз по спине. Снял рукавицы, стал разминать онемевшие пальцы, дышать на них, как делают люди при морозе. А ведь бархатный сезон в Крыму еще не закончился, ночные температуры еще не опускались ниже двадцати градусов.

***
Километрах в шести от места погружения Сиверова на черной воде отражался парус небольшой яхты.
— Красное дерево, понял? — Картавый гордо постучал толстым ногтем по внутренней поверхности борта.
Этот плечистый и приземистый человек с длинными, до колен ручищами никогда не страдал дефектом речи. Кличка прилипла к нему на первой отсидке — сейчас и не вспомнить, откуда она взялась.
— Сколько ж ты за нее отвалил? — выпятил нижнюю губу щуплый его гость с темно-рыжими усами на бледном лице.
Хозяин только отмахнулся, не желая обсуждать тему. Сплюнул вниз на лунную дорожку, бликующую золотом. На низком столике лежали нарды и пепельница. Продолжая играть, игроки по привычке завзятых нардистов называли выпавшие на костях-«зарах» комбинации.
— Джут-се… Дорд-чахар… Шеш-беш…
Если комбинация выпадала к месту, ее название произносилось громко и смачно, ход шашкой делался с громким хлопком по доске. Невыгодные цифры назывались тихо сквозь зубы, так же тихо сдвигалась шашка.
— Пластиковая яхта — гадюшник. Просыпаешься, блин, как в остывшей бане, — Картавый поморщился от отвращения.
— Так что ему, говоришь, нужно, этому кадру? — партнер по нардам вернулся к главному поводу для встречи.
— Мне подсказала добрая душа. Вроде он самый высокооплачиваемый киллер на всю Россию. Вот и думай, Алик, что ему понадобилось. Может, кости погреть. А может, отстрелять человек пять, нас с тобой в том числе. Тогда московская братва пришлет наместника и будет спокойно здесь керувать.
По паспорту гостя Картавого звали Али — редкий случай, когда уменьшительное имя звучало длиннее полного. Бросив кости, Али недовольно покачал головой.
— Опять «ду-бара»! Второй раз подряд. Все тебе освобождаю, занимай.
— Не прибедняйся. Забыл, какое дерьмо мне вначале перло?
— В котором году нас пытались подмять?
— Москвичи? В девяносто шестом, когда Сидора с Ханом замочили.
— Каких людей Крым потерял!
— Пусть земля им будет пухом, — Картавый потряс кости в сжатом кулаке и энергичным жестом швырнул их на доску. — Пяндж чахар… Вот тебе пятерочка, вот четверочка. Если б не тот год, мы бы с тобой до сих пор ходили на вторых ролях.
— Кто знает? — философски заметил Али. Картавый бросил короткий взгляд исподлобья.
На секунду представил своего партнера в чалме и халате, подпоясанном узорчатым кушаком, с кривой саблей на боку. Предки Али были теми самыми крымскими татарами, с которыми Хмельницкий ходил на поляков. С теперешними потомками тоже надо держать ухо востро. Но москали все равно опаснее. Москали хотят нахрапом взять.
— Значит, подсказали — добрая душа нашлась? Ну и как, отблагодарил человека?
— А он не взял ничего. Сказал, у него с москвичами свои счеты.
— Если б не сказал, я бы сказал за него.
— Думаешь, туфта? Хочет нашими руками жар загрести?
— Аллах знает. А для меня пока фифти-фифтй.
— Это ж по всем уровням наезд. Ихние монополисты сейчас по всему бывшему Союзу энергетику к рукам прибирают.
— Не будем грузиться высокими материями. Справки насчет гостя не пробовал наводить?
— В Москве киллеров только по кличкам знают. Как только такой товарищ засветится, ему каюк.
— А у этого кличка какая?
— Без понятия… Думаю, подстраховаться нам не мешает. Пока будем справки наводить, он нас закопает к чертям собачьим.
— Ладно. Если окажется, что он не киллер, значит, мужику просто не повезло.

***
Сиверова все время не покидала мысль о задвижках на судне. Если хоть один из отсеков трюма был изолированным в момент катастрофы, это означает только одно: сразу после отправки кто-то начал открывать задвижки вручную, но все открыть не успел.
Диверсия? Проверка исправности механизмов? Сиверов не хотел напрасно ломать себе голову. Он снова отправился к хозяину пивной, бывшему моряку, отказавшемуся от моря. Его не было на месте, женщина за стойкой сообщила, что Вадимыч второй день как «ушел на базу». Иначе говоря, пьет на дому.
Глеб отправился приводить мужика в чувство, но дверь никто не открывал, хотя внутри прослушивалось какое-то шевеление. Соседи этажом ниже не открывали по другой причине — боялись незнакомого человека крепкого телосложения. Но Глеб нашел убедительный довод: объяснил, что хозяин квартиры забыл закрыть кран, вот-вот с потолка начнет на них капать.
К ремонту соседи не были морально готовы, поэтому Сиверова тотчас пропустили на балкон. Там он зацепился за плиту и одним рывком подтянулся на балкон Вадимыча. Все произошло настолько быстро, что никто во дворе не заметил трюка. Только одной старушке на скамейке почудилось неладное. Сняв очки, она тщательно протерла стекла, но ничего предосудительного не заметила.
Через раскрытую балконную дверь Глеб прошел в комнату, где удивительным образом соседствовало несовместимое: дешевые выгоревшие обои и красивый торшер с зеленым абажуром, облезлая краска на половицах и японский телевизор со здоровенным экраном. Кое-какой доход со своего пивного бизнеса Вадимыч имел, но тратил его явно по настроению.
Сейчас он лежал лицом вниз на широкой двуспальной кровати, едва вместившейся в узкую спаленку.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6