взбудораженное воображение нашептывало ей, что там, в темноте, могло притаиться ВСЕ, ЧТО УГОДНО. Живость воображения не раз подводила ее, особенно в такие вот одинокие вечера, когда трезвая дневная логика отправляется на покой вместе с солнцем, а за черным оконным стеклом и в неосвещенных недрах стенных шкафов начинают шевелиться призраки.Снегова решительно поставила сумочку на подзеркальную тумбу и расстегнула пальто. Руки у нее при этом заметно дрожали, и, прежде чем заглянуть в кабинет, она твердым шагом прошла на кухню, взяла из шкафчика над мойкой бутылку хереса и сделала хороший глоток прямо из горлышка.Поставив бутылку на место и закрыв шкафчик, она закурила и пару минут стояла, глядя в окно и давая алкоголю подействовать. Свет на кухне она не зажигала – здесь, среди хрома и темного пластика, в облаке вкусных ароматов хорошего кофе, ванилина и пряностей, она ничего не боялась. Она любила готовить, как это ни странно для одинокой женщины, почти никогда не бывающей дома, и кухня была ее царством, в котором с ней не могло приключиться ничего дурного. Иногда ей даже казалось, что ее квартира чересчур велика – хватило бы этой кухни и маленькой спальни Правда, тогда негде было бы хранить коллекцию живописи – коллекцию, которую она собирала в течение пятнадцати лет и которая была для нее дороже всего на свете.Антонина Андреевна посмотрела на прямоугольники картин, темневшие на светлом фоне обоев даже здесь, на кухне, и сделала в их сторону приветственный жест рукой. Старые друзья были на месте, а это была такая компания, в которой ей ничто не угрожало.Она раздавила сигарету в пепельнице, и тут потерявший, наконец, терпение Хвастун громко и недвусмысленно напомнил ей о том, что ему, вроде бы, предлагали перекусить. Вопль был такой, словно ему одновременно оттоптали все четыре лапы, а заодно и хвост, и Антонина Андреевна, вздрогнув, полезла в холодильник.Она выгребла кошачьи консервы в хвастунову миску, и кот с громким урчанием приступил к трапезе.Глядя на него, Антонина Андреевна вспомнила о том, что и сама она не ела со вчерашнего вечера, если не считать едой бесчисленное количество выпитого в течение дня кофе.Снимая в прихожей пальто и сапоги, она все смотрела на дверь кабинета, борясь с искушением попросту забыть о почудившемся ей звуке и прямиком вернуться на кухню, оставив все как есть. Это было очень заманчиво, но, во-первых, Антонина Андреевна очень не любила идти на поводу у своих слабостей, а во-вторых, форточку все-таки следовало закрыть – на улице шел мокрый снег, и дело могло кончиться лужей на паркете.Неторопливо переобувшись в домашние туфли, она сделала шаг в сторону кабинета и снова замерла в нерешительности. Все ее страхи вернулись к ней, многократно усилившись, и теперь она уже жалела о том, что сразу не выбежала из квартиры и не позвонила в милицию от соседей. Конечно, сделать это можно было и теперь, но как она будет выглядеть, если тревога окажется ложной? Она представила себе скучающие лица милиционеров, их огромные сапоги, оставляющие на паркете грязные следы, и словно наяву услышала коротенькую, но энергичную речь, с которой обратится к ней старший наряда, или как он у них называется.Антонина Андреевна сердито поджала губы. С мужчинами вечно так: помощи на копейку, а бахвальства и стонов по поводу даром потраченного времени – на сто рублей. И эти вечные снисходительные попытки подбить клинья, словно любая одинокая женщина только и мечтает лечь под первого встречного самца… В те времена, когда у нее не было достаточно денег, чтобы переплачивать за все подряд, пресекая тем самым всякие поползновения со стороны сантехников и прочих водопроводчиков, она научилась сносно менять прокладки в водопроводных кранах и устранять утечки газа из плиты, не говоря уже о замене электрических пробок и приведении в чувство забастовавших дверных защелок. «Остается пустяк, – иронически подумала она, загоняя остатки страха в дальний угол сознания, – научиться не бояться темноты и вязать грабителей так, как техасские ковбои вяжут быков. И тогда можно смело записываться хоть в ОМОН, хоть в слесари… Ну, хватит валять дурака! Надо просто открыть дверь и посмотреть. Привидений не бывает, а тривиальному форточнику на шестнадцатый этаж не забраться. Не собираешься же ты простоять в прихожей до утра?»Она сделала еще один шаг в сторону кабинета, но тут в голову ей пришла еще одна мысль, показавшаяся на удивление удачной. Мужчины, как правило, прибегают к помощи оружия – чаще всего для того, чтобы казаться самим себе сильнее и выше. Так чем она хуже?Антонина Андреевна вернулась на кухню, взяла самый длинный нож и решительным шагом подошла к двери кабинета, из-под которой все так же несло ледяным ноябрьским холодом. Здесь она задержалась всего на мгновение, понадобившееся ей для того, чтобы набрать побольше воздуха, как перед прыжком в воду. Сделав это, Снегова толчком распахнула дверь и сразу же включила свет.Кабинет, как и следовало ожидать, был пуст. Форточка и в самом деле оказалась распахнутой настежь, и залетавший в нее сырой холодный ветер заставлял колыхаться прозрачную тюлевую занавеску. Край занавески время от времени задевал пучок сухих соцветий, стоявший в китайской вазе на полу под окном, издавая шорох, очень похожий на тот, что послышался ей, когда она вошла в дом.– Чертова истеричка, – вслух сказала себе Антонина Андреевна. У нее не было дурной привычки разговаривать с пустотой, но нахлынувшее на нее облегчение требовало выхода, и она повторила:– Чертова старая истеричка.В кабинете, в отличие от остальных комнат, царил обычный кавардак. Вещи и бумаги валялись как попало, но Антонина Андреевна знала, что, протянув руку со своего рабочего места, может не глядя безошибочно взять то, что ей нужно в данный момент – это был ее личный хаос, в котором она ориентировалась гораздо лучше, чем в холодноватом порядке своего служебного кабинета. Здесь было очень уютно – точнее, было бы, если бы не промозглый холод. В очередной раз обругав себя – на этот раз мысленно, – она подошла к окну и взялась свободной рукой за шпингалет форточки, и тут взгляд ее случайно упал на подоконник.Она застыла, цепенея от нового ужаса, не в силах поверить увиденному и будучи не в состоянии обернуться, хотя что-то подсказывало ей, что обернуться необходимо. Сама не понимая, зачем, она протянула руку и осторожно дотронулась до красовавшегося на матово-белой поверхности подоконника грязного отпечатка подошвы.Отпечаток был большой, с затейливым узором протектора, и казался совсем свежим.Антонина Андреевна все еще боролась с оцепенением, пытаясь заставить себя обернуться, когда у нее за спиной раздался шорох, и в темном зеркале оконного стекла мелькнул силуэт человеческой фигуры. * * * Полковник милиции Сорокин засиделся в кабинете далеко за полночь. Потолочные светильники плавали в густом табачном дыму, как тающие кубики масла в бульоне, а конус света от настольной лампы казался реально существующим физическим телом все из-за того же дыма. Зажатая в зубах полковника сигарета отнюдь не способствовала освежению атмосферы, но Сорокина это ничуть не волновало.Он сидел, откинувшись на спинку кресла, курил тридцать седьмую сигарету за сутки и обстреливал стоявшую у двери мусорную корзину бумажными шариками. Шарики полковник катал из раздраконенных страниц своего рабочего блокнота. Расстояние до мишени было изрядным, бумажные шарики летели плохо, и полковник попадал в цель в среднем два раза из пяти. Пол вокруг корзины был густо усеян свидетельствами его промахов, но полковник продолжал катать шарики и швырять их через весь кабинет с упорством, достойным лучшего применения.Он снова смял обрывок бумаги, энергично покатал его между ладоней, прицелился и запустил через весь кабинет по высокой навесной траектории. Шарик ударился о пластмассовый бортик корзины, подпрыгнул и упал, разумеется, наружу.– Дерьмо, – не вынимая из зубов сигареты, прокомментировал это событие полковник.Он скатал новый шарик и метнул его в корзину.На этот раз его усилия увенчались успехом – шарик вошел в синий пластмассовый круг чисто, как мяч, брошенный звездой НБА.– Два очка, – отреагировал Сорокин. – Все равно дерьмо.Этот способ убивать время полковник вычитал в книге. Что это была за книга и кто ее написал, Сорокин понятия не имел. Книга принадлежала гостившему у него племяннику жены и случайно попалась ему на глаза в туалете, где была забыта юным интеллектуалом. Сорокин заглянул в книгу и обнаружил, что это какой-то фантастический роман – кажется, американский. Так вот, некий фантастический деятель, живший, судя по всему, в весьма отдаленном будущем, развлекался метанием бумажных шариков в чернильницу. Помнится, Сорокин тогда удивился: откуда в отдаленном будущем чернильница? Сегодня вечером описанная в книге забава вдруг вспомнилась ему, и он решил попробовать. Чернильницы у него не было, но он компенсировал разницу в размерах между чернильницей и мусорной корзиной, поставив корзину подальше, к самым дверям.«Надо будет позвонить Забродову и сказать, что от книг бывает не только польза, как он утверждает, но и прямой вред, – подумал Сорокин, глядя на замусоренный пол с чувством, напоминавшим угрызения совести. – А он ответит, что вред книги приносят только дуракам, и будет, между прочим, прав. Да ну его к черту! Сам-то, небось, ножами швыряется у себя в квартире. Интересно, где уборщица держит всякие свои тряпки-веники? Надо бы здесь прибрать, что ли…»Вместо того чтобы отправиться на поиски веника и совка, он с мстительным удовольствием вырвал из блокнота новую страницу, располовинил ее и принялся катать новый шарик.В дверь постучали. Сорокин вздрогнул и воровато спрятал уже готовый бумажный шарик в карман кителя, уверенный, что это явилась уборщица.– Войдите, – виновато пригласил он.Дверь распахнулась, и на пороге возник капитан Амелин, вот уже два месяца, как переставший быть капитаном и щеголявший новенькими майорскими звездами.– Разрешите, товарищ полковник?– Предположим, я не разрешу, – проворчал Сорокин. – Скажу, что я занят. Твои действия?Амелин красноречиво покосился себе под ноги, где валялось множество бумажных комочков, одним глазом заглянул в корзину и вздохнул с притворным смирением.– Зайду попозже, – ответил он. – Вместе с уборщицей.– Ну вот! Опять мне нет покоя! – пожаловался Сорокин – Никто меня не любит. Даже ты.– Нечего было идти в менты, – ответил жестокий Амелин. – Ас чего это вы взяли, что я вас не люблю?– Если бы ты меня уважал, – сказал Сорокин, – то не пришел бы сюда в первом часу ночи, держа под мышкой папочку с очередной гадостью.Амелин сокрушенно вздохнул.– Да уж, – сказал он. – Что да, то да…– То-то же, – горько вздохнул Сорокин. – Да ты проходи, садись. Что там у тебя?Амелин поколебался, зачем-то дотронулся указательным пальцем до кончика носа, нерешительно пожевал губами и сказал:– Да ничего, в общем. Так, шел мимо, вижу, свет у вас горит… Дай, думаю, зайду. Вы почему домой не идете, товарищ полковник?Сорокин не глядя сунул окурок в пепельницу и немедленно вынул из пачки новую сигарету.– Домой, – со странной интонацией повторил он, – домой… Там, понимаешь, положение… Гости, в общем…– Так тем более! – с деланным энтузиазмом воскликнул Амелин, приняв окончательное решение повременить с делами до утра.– Это как посмотреть, – проворчал Сорокин. – Глаза бы мои их не видели. И ведь не прогонишь! Сестра жены, как-никак… С мужем и сыном, – тоскливо добавил он после паузы.– Да-а, – сочувственно протянул Амелин, хорошо осведомленный о жилищных условиях полковника. – Незваный гость хуже татарина…– Да званые они, – скривился Сорокин. – Ты не подумай, они отличные люди, я их всех люблю.., не то, что ты меня… Просто… Их так много! Мы все время друг на друга наступаем.– Вы что, с женой поссорились? – спросил проницательный Амелин.– Что за дикая идея? И потом, я уже не мальчик, чтобы, поссорившись с женой, уходить из дома. В общем, кончай свой психоанализ и давай поближе к делу.– Да нет у меня никакого…Сорокин легонько хлопнул по столу ладонью.– Я же сказал – хватит. Кого ты пытаешься провести? В этом кабинете не такие, как ты, кололись. Мимо он проходил! Ты на часы-то смотрел, «прохожий»? Гляди, выгонит тебя жена из дома.– Гм, – промычал Амелин.– Что – «гм»? Хочешь сказать, что такого красавца не выгонят? Или.., уже?– Пф-ф-ф, – шумно выдохнул Амелин. – Ну… Ну, в общем… – он непроизвольно вздохнул, – в общем, да.Точнее, она сама ушла. А еще точнее – уехала.– На «мерседесе», – уточнил Сорокин.– На «вольво», – поправил его Амелин.Сорокин помолчал, дымя сигаретой.– Погода нынче дерьмовая, – сказал он наконец. – Гопникам не позавидуешь.– Ну, они-то у нас всепогодные, – со вздохом возразил Амелин. – Как бомбардировщики.– Может, тебе того… – Сорокин неопределенно покрутил в воздухе ладонью. – Может, помощь требуется?– Материальная, – немедленно отреагировал Амелин. – В размере восьми миллионов долларов.– Ладно, – сказал Сорокин, – как знаешь. В этих делах и правда каждый сам за себя.– По крайней мере с тех пор, как упразднили парткомы, – подхватил Амелин. – Наша служба и опасна, и трудна… А можно, я с вами вместе шарики побросаю?– Приходи со своей бумагой, – ответил Сорокин. – Ну, так что там у тебя?Тема личных неприятностей майора Амелина и полковника Сорокина была закрыта. Амелин наконец-то закрыл за собой дверь, пересек кабинет и подсел к Т-образному полковничьему столу, заставив висевшую над ним дымовую завесу слегка раздаться в стороны.– Я просмотрел сводки за последние два дня, – сказал Амелин. – Есть такое дело.– Опять? – обреченно спросил Сорокин. – А ты уверен?– Стопроцентной уверенности, конечно, быть не может, но почерк тот же. Одиннадцатый этаж, форточка, следы на подоконнике. Соседи сверху весь вечер были дома. Клянутся, что ни от них, ни с крыши никто не спускался. Собственно, на крышу проникнуть там невозможно.
1 2 3 4 5 6 7