Он умер, не приходя в сознание, по дороге в больницу; менты, которые расследовали это дело, в разговоре с генералом Осмоловским только разводили руками: у нас таких случаев каждый вечер по пять штук, а то и больше...
Старший лейтенант Дремов, вернувшись из командировки, вывез семью на дачу. За ужином он выпил полбутылки водки, лег в постель и уснул с зажженной сигаретой, что, по словам обследовавших пепелище спасателей, послужило причиной пожара. Помимо Дремова, в сгоревшем дотла доме остались его жена и двое дочерей – четырех и шести лет от роду...
– Бред, – сказал Федор Филиппович, дослушав рассказ Осмоловского до конца. – Топорная работа. Твои люди действительно узнали что-то важное, показавшееся им в тот момент не стоящим внимания. И кто-то очень торопился заткнуть им рот, пока они не сообразили, что к чему.
– Так точно, – мрачно подтвердил Осмоловский. – То есть мне тоже так кажется. Но что это была за мелочь, из-за которой их всех убрали, я не знаю до сих пор. А насчет топорной работы ты не прав, Федор. Все было сделано настолько чисто, что, даже будучи уверенными в своей правоте, мы не нашли ни единой зацепки. Кто-то очень профессионально провернул это дело, не оставив следов. Так что на руках у меня ни одного козыря, кроме голословного утверждения, что так, мол, не бывает. Все согласны, что так не бывает, то есть бывает, но нечасто...
– Да не бывает так! – начиная горячиться, воскликнул Федор Филиппович. – Какое там еще "нечасто"?! Не бывает, и точка! Заядлый автомобилист разбивается насмерть из-за стершихся тормозных колодок, полковник ФСО не успевает увернуться от машины на пешеходном переходе, молодой, здоровый парень умирает от инфаркта на глазах у сотни людей, а мастер боевых единоборств, телохранитель президента получает восемь ножевых ранений от дворовой шпаны... А еще один телохранитель президента напивается до потери пульса стаканом водки и засыпает с зажженной сигаретой. И жена его тоже, надо полагать, была пьяна до неподвижности. И дети... Да чушь собачья!
– Конечно, чушь, – закуривая очередную сигарету, согласился Осмоловский. На каменистой почве у его ног белела целая россыпь окурков, которые шевелились, как живые, под резкими порывами налетавшего со стороны шоссе теплого пыльного ветра. – Чушь, – повторил генерал, куря короткими, резкими затяжками, – но чушь, просчитанная до мельчайших нюансов – как говорится, до миллиметра. Ни сучка тебе, ни задоринки, зацепиться не за что. Мы, конечно, еще раз хорошенько проверили этот их спорткомплекс, буквально наизнанку вывернули, прошерстили всех, кто имеет к нему хотя бы отдаленное отношение...
– И ничего не нашли, – полувопросительно произнес Федор Филиппович.
– Ну, ровным счетом!
...Подчиненные генерала Осмоловского действительно проверили спортивно-оздоровительный комплекс "Волна" с такой тщательностью, словно искали там замаскированное взрывное устройство. Всесторонней проверке подверглись также все до единого лица, работавшие в комплексе, являвшиеся его владельцами или просто регулярно его посещавшие. В основном это были бывшие спортсмены – борцы, несколько тяжелоатлетов и парочка пловцов – с довольно темным прошлым. Впрочем, пройдя через горнило горбачевской перестройки, более или менее темным прошлым обзавелось почти все взрослое население страны; Осмоловского больше интересовало настоящее, а в настоящем эти люди были чисты перед законом – опять же, настолько, насколько вообще можно оставаться чистым, живя в России и занимаясь бизнесом. В ходе проверки всплыла связь депутата Государственной думы Андрея Ильича Ненашева с некоторыми из этих людей, однако инкриминировать Ненашеву было нечего – поддерживать дружеские отношения с кем бы то ни было российское законодательство не запрещает. Что же до некоторых интимных подробностей этих взаимоотношений, то, по убеждению Осмоловского, у господина депутата хватило ума держать свои делишки в секрете, и ни одного порочащего его факта людям генерала выявить не удалось.
Разумеется, Осмоловскому очень не нравилось то обстоятельство, что Ненашев, как выяснилось, околачивался в "Волне" одновременно с группой Славина. Однако было установлено, что после отъезда полковника и его подчиненных господин депутат оставался в Сочи еще четыре дня – купался в бассейне, загорал в солярии и кушал шашлык из молодого барашка, обильно запивая его красным вином. Зная господина Ненашева, можно было предположить, что пил он не только вино, но и коньяк, и даже водочку; надо полагать, без девочек также не обошлось, но все это, увы, не имело никакого отношения к делу.
Словом, найти Осмоловскому ничего не удалось, а его непосредственные служебные обязанности не позволяли провести масштабное расследование – одно из тех расследований, после которых в той или иной степени виновными оказываются почти все. Его попытки убедить начальство в необходимости такого расследования потерпели неудачу – по мнению начальства, проведенной в Сочи проверки достаточно, чтобы полностью сбросить со счетов всех известных фигурантов данного дела. Понятно, что генерала Осмоловского такая постановка вопроса не удовлетворяла – во-первых, потому, что он не хотел оставлять безнаказанными убийц и неотомщенными своих людей, а во-вторых, ему по-прежнему казалось, что связанные с сочинским делом события таят пока неизвестную, но вполне реальную угрозу для человека, которого он охранял.
Федор Филиппович признал доводы своего однокашника заслуживающими самого пристального внимания и пообещал разобраться. Разумеется, все это партизанщина чистой воды, поскольку никаких распоряжений сверху генерал Потапчук на этот счет не получал. Несмотря на это, Федор Филиппович начал действовать с присущей ему энергией, поскольку свято исповедовал девиз американских копов, начертанный на дверцах их патрульных автомобилей: "Служить и защищать". Он служил государству и защищал его интересы. То обстоятельство, что государство в данном случае было склонно игнорировать угрозу, ничего не меняло: такое случалось не впервые, и Федор Филиппович за годы своей службы сто раз видел, как оно, государство, замечало готовый свалиться ему на голову кирпич лишь после крепкого удара по темечку. Кирпич после этого разносили в пыль, но что с того? Удар-то уже состоялся...
Короче говоря, Федор Филиппович приступил к осторожному, негласному расследованию, и...
– И?.. – спросил Глеб.
Потапчук заметил, что он уже давно вертит в пальцах незажженную сигарету, и усмехнулся.
– Кури, – сказал он. – Я же вижу, что тебе курить хочется, а ты терпишь, чтобы меня не дразнить. Кури, Глеб, я не дитя малое, ножками по полу стучать не стану.
– Спасибо, товарищ генерал, – сказал Слепой и закурил.
Дым от его сигареты поплыл по комнате, беззвучно толкнулся в холодное оконное стекло и начал расползаться по нему серой клубящейся пленкой. Сиверов сделал круговое движение кистью, рисуя в воздухе дымное кольцо, проткнул его кончиком сигареты; на генерала он не смотрел, как не смотрел на бумаги, которые Федор Филиппович за время своего рассказа успел разложить по столу, сдвинув в сторону чайные принадлежности.
– В общем, мы взяли эту "Волну" под наблюдение, – сказал генерал. – Народ там бывает разный – все больше из тех, по ком тюрьма плачет года этак с восемьдесят пятого. Такие, знаешь, олигархи местного значения, городские тузы – от мэра до начальника милиции, – ну, и прочая мелкая сволочь. Бассейн, сауна, девчонки, шашлык – словом, полный ассортимент услуг. Но все тихо-мирно, чинно-благородно, придраться не к чему... Ненашев там частый гость, наведывается не реже раза в две недели – встречается, понимаешь, с электоратом. Но все это, повторяю, ни о чем не говорит, кроме того, что господин депутат с этих кавказцев кормится. Ну, да это его проблемы, подавится когда-нибудь... Но вот потом, Глеб Петрович, начались дела поинтереснее. Ну, президент заехал – это ладно, к этому все были готовы, и никого этот визит не удивил. А вот через недельку после него, когда я уже решил, что дело не выгорело, и хотел своих людей оттуда убрать, вдруг является в эту их "Волну" Косарев...
Глеб длинно присвистнул и поспешно затянулся сигаретой. Потапчук внимательно посмотрел на него и кивнул:
– Я так и думал, что ты знаешь, кто такой Косарев. Грамотный ты работник, Глеб Петрович, – знаешь даже то, чего тебе знать не положено. Такой информацией не каждый генерал располагает. Да что там генерал – не каждый член правительства!
– Это похвала или угроза? – поинтересовался Глеб.
– От тебя зависит, – не принял шутливого тона Потапчук. – От твоего поведения. Впрочем, вести себя ты умеешь – на люди не лезешь, языком не болтаешь, государственными тайнами, как флагом, не размахиваешь... Значит, объяснять, кто такой Косарев, тебе не надо...
– Павел Андреевич Косарев, кличка – Визирь, – доложил Глеб. – Должность... впрочем, должность значения не имеет, он их все время меняет, я даже не помню, кем он там сейчас числится...
Он сделал паузу, но Федор Филиппович промолчал, из чего следовало, что должность Косарева в данном случае действительно не имеет значения. Из этого следовало также, что генерал не хочет снабжать его лишней информацией; примерно полторы секунды Глеб думал, злиться ему на своего куратора за недоверие или, наоборот, благодарить за заботу, а потом решил, что все это ерунда: при желании он мог разузнать о Косареве все, вплоть до интимной жизни. Федор Филиппович это прекрасно понимал и, коль скоро не пожелал уточнять, какую должность занимает в Кремле Павел Андреевич Косарев, значит, считал это неважным.
– Полагаю, это действительно неважно, – продолжал Сиверов. – Важно другое – то, из-за чего его прозвали Визирем. Неизвестно, сколько лет он всюду сопутствует президенту...
– Двадцать, – прихлебывая остывший чай, вставил Федор Филиппович.
– Надо же! – удивился Глеб. – Я думал, все-таки меньше – скажем, десять-пятнадцать... Впрочем, разница невелика. Некоторые считают, что речь в данном случае идет о дружбе, но я полагаю, что имеют место чисто деловые отношения, такие давние и тесные, что вводят посторонних людей в заблуждение. Так вот, некоторые осведомленные источники утверждают, что хозяин редко принимает решения, не посоветовавшись предварительно с Визирем. Эти же источники утверждают, что в девяти случаях из десяти к советам Визиря прислушиваются.
– Чаще, – сказал Федор Филиппович. – Он практически не ошибается, и последние три случая, когда его советы оставили без внимания, стоили многих человеческих жизней. О деньгах я уже не говорю. Но это не означает...
– Знаю, – перебил Глеб. – Это не означает, что речь идет о кукловоде, управляющем марионеткой, которая сидит в президентском кресле и произносит речи на публике, или о теневом правителе вроде кардинала Ришелье. Как я понял, это действительно советник – умный, практически не дающий осечки и по каким-то причинам личного характера предпочитающий оставаться в тени.
– Ты правильно понял, – сказал генерал Потапчук, – но упустил одну важную деталь: это человек с безупречной репутацией. Безупречная репутация есть непременное условие его существования в нынешнем качестве. Сам подумай, сколько народу в России, да и по всему миру, мечтает прибрать его к рукам!
– Из контекста нашей беседы следует, что кому-то это удалось, – заметил Глеб. – Удивительно! Чем же они его взяли, эти лица некоренной национальности? Чем купили? Вы что-нибудь знаете или только предполагаете?
– Я тебе о предположениях ничего не говорил, – проворчал Потапчук. – Это ты вечно торопишься вперед батьки в пекло. Впрочем, ты прав, его действительно прибрали к рукам – вернее, прибирают, но процесс идет такими темпами, что...
Он не договорил и махнул рукой, показывая, что процесс зашел уже далеко – настолько далеко, что терапевтическими мерами больного уже не спасешь. Ничего иного Глеб и не ожидал, поскольку был, образно говоря, политическим хирургом, быстро и аккуратно удалявшим из государственного организма то, что не поддавалось излечению.
– На чем же он погорел? – спросил Глеб. – Взятки? Интересные видеозаписи?
Федор Филиппович сердито пожевал губами, пребывая в явной нерешительности. Похоже, ему не очень-то хотелось посвящать своего агента в подробности грехопадения Визиря.
– Экий ты быстрый, – проворчал он наконец. – Так тебе все и скажи... М-да... Не хочется говорить, да, видно, придется, чтобы ты все правильно понял и не увлекался там... э... активными воздействиями. Видишь ли, если тебе показалось, что мне нужна голова Косарева, то ты глубоко заблуждаешься. Он честный человек и приносит несомненную пользу государству, так что его ты трогать не смей – по крайней мере, до особого распоряжения, которое, я полагаю, не поступит. А на чем он погорел... Ну, знаешь поговорку: на детях гениев природа отдыхает... Так вот, у Визиря есть сын, мальчишечка двадцати пяти годков от роду. Выпускник Принстона, бакалавр, трудится в головном офисе одного из зажиточных коммерческих банков... В общем, все это чепуха и к делу не относится. Важно то, что шесть лет назад, явившись домой на каникулы и на радостях набравшись с дружками по самые брови, сей многомудрый недоросль обидел некую девицу из соседнего дачного кооператива. Дело это темное – во-первых, за давностью лет, а во-вторых, потому что все были пьяны, и девица в том числе. Полагаю, что произошло все по обоюдному согласию, а поутру девица призадумалась и решила сорвать с парня куш. Не факт, кстати, что между ними вообще что-то произошло, экспертизы ведь никакой не было, не допустили... Дело спустили на тормозах, девица огребла энную сумму, забрала из ментовки заявление и отбыла в неизвестном направлении, а герой-любовник, не догуляв каникул, укатил обратно в Принстон с хорошим отпечатком папиного ботинка пониже спины.
– Обычная история, – сказал Глеб, пожав плечами. – Ну, и что? Тоже мне, пятно на репутации...
– Беда в том, что девица оказалась редкостной стервой.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7