На плече у него висела серая спортивная сумка, и из всех троих именно он походил на бандита.На углу возле гастронома их поджидал какой-то скукоженный субъект под сломанным коричневым зонтом, один край которого бессильно обвис книзу, как перебитое крыло летучей мыши. Субъект зябко переступал ногами в огромных, лопнувших по швам и совершенно раскисших от воды грязно-белых кроссовках и дымил сигаретой без фильтра, распространявшей тяжелый, удушливый смрад.Увидев Активиста, он бросил бычок в лужу и подался вперед, но Активист прошел мимо него, как мимо пустого места, и обронил, не разжимая губ:– Во двор.Двор был старый, густо заросший корявой сиренью и старыми вполобхвата кленами. По случаю нелетной погоды скамейки перед подъездами пустовали, как и почерневшая от времени и непогоды беседка в глубине двора.– Он дома? – спросил Активист у скукоженного субъекта.– Дома, дома, – лязгая зубами не то от холода, не то от волнения, подтвердил тот.Активист, едва заметно морщась, окинул взглядом небритую, испитую физиономию, сине-белую болоньевую курточку и замызганные, сильно обтрепанные джинсы, поправил рукой в перчатке узел галстука и спросил:– Сколько, говоришь, он тебе должен?– Четыре тысячи, – снова начиная неловко переминаться, ответил скукоженный. – Иди, говорит, на хер, не брал я у тебя никаких денег…– Ша, – оборвал его Активист. – Это я уже слышал.Спрашиваю в последний раз: деньги он брал? Если узнаю, что ты пошутил, это будет твоя последняя шутка.– Да брал, брал, – зачастил скукоженный, истово прикладывая к впалой груди грязноватый кулак. – Выручай, говорит, зарез мне полный…– Я же просил: не надо художественной литературы. Условия знаешь? Мы работаем из двадцати пяти процентов.– Нормальные люди берут половину, – негромко проворчал Телескоп, но Активист даже не оглянулся.Скукоженный кивнул, все еще прижимая к груди кулак.– Дом мамашин продал, – невнятно пробубнил он. – Хороший дом, пятистенок, и от Москвы всего ничего – двести верст…Активист его уже не слышал – он нырнул в воняющую кошками темную пасть подъезда. Телескоп сдержанно вздохнул и шагнул следом. Тыква отодвинул скукоженного с дороги и вошел последним.– Погуляй, – сказал он скукоженному, и тот, уныло кивнув, побрел на свое место у гастронома.Приятель скукоженного, кинувший его на четыре тысячи, жил на третьем этаже. Дом был старый, построенный со сдержанным размахом достопамятных сталинских времен, и на лестничную площадку выходило всего две квартиры. Поднимаясь по лестнице, Тыква вынул из-за пазухи и натянул на голову шерстяной спецназовский шлем-маску с прорезями для глаз. Активист и Телескоп уже были в масках. Телескоп залепил глазок в соседней двери пластилином и обрезал телефонный провод, а Активист, позвякивая связкой отмычек, возился с замками богато отделанной железной двери, тихо насвистывая сквозь зубы. В левой руке тускло поблескивал вороненой сталью старенький «вальтер». Щуплый Телескоп вынул из-под кожанки обшарпанный наган и встал позади Активиста, из-за блестевших в прорезях маски очков до жути похожий на какого-то чокнутого инопланетянина. Медлительный Тыква потянул «молнию» сумки и не спеша вынул двуствольный обрез с обмотанной красной изолентой рукоятью. Теперь вся троица была в перчатках.Активист потратил на оба замка в общей сложности около четырех минут и бесшумно распахнул тяжелую дверь.– Твою мать, – тихо сказал у него за спиной Телескоп, увидев за первой дверью вторую.Теперь стало слышно, что внутри квартиры работает включенный на всю катушку телевизор – там раздавалась стрельба, какие-то дикие вопли и хлесткие звуки ударов.– Все как у людей, – сказал Телескопу Активист и повернулся к Тыкве:– Мишук, может, ты откроешь? Время – деньги.Тыква отодвинул его в сторону, бегло осмотрел дверь, пожал плечами и коротко ударил ногой по замку. Косяк с треском вылетел, дверь распахнулась, и Тыква ворвался в квартиру, держа обрез у плеча стволами вверх. Активист стремительно и бесшумно нырнул за ним. Телескоп вошел последним, аккуратно закрыв за собой железную дверь и заперев ее на замок.Тыква был уже у самых дверей гостиной, когда хозяин квартиры, плотный, почти квадратный бородач в малиновом халате, выскочил ему навстречу, привлеченный шумом. Он сжимал в волосатом кулаке огромный газовый пистолет, который тут же отлетел в угол, разбив стоявшую на низком столике керамическую вазу. Бородач охнул и сел на пол, прижимая ладони к окровавленному лицу. Тыква потряс в воздухе ушибленной левой кистью и от души врезал бородачу ногой по ребрам, продолжая держать обрез стволами вверх во избежание несчастного случая.– Говори, где деньги, ты, дерьмо, – гнусавым голосом переводчика пиратской видеостудии проквакал в гостиной телевизор.– Слыхал, что умные люди говорят? – сунул хозяину под нос лоснящийся ствол нагана Телескоп. – Колись, борода, а то я сегодня нервный. За тобой должок, ты не забыл?– Поищи у меня в заднице, – прогнусавил телевизор.Активист хмыкнул, перешагнул через хозяина квартиры и вошел в гостиную. На большом плоском экране телевизора маячило залитое кровью небритое лицо. Активист легонько похлопал по телевизору обтянутой черной кожей ладонью и вдруг резким рывком сбросил телевизор с подставки. Кинескоп лопнул с похожим на пистолетный выстрел треском, зазвенело стекло, и в наступившей тишине Тыква проревел неестественно громким голосом:– Говори, где деньги, козел!!!Хозяин поднял к нему смятое и влажное, неприятно поблескивающее лицо, и тут Телескоп пнул его в подбородок.– Какие.., деньги? – валясь на бок, прохрипел хозяин. – У меня ничего… Возьмите вещи.., аппаратуру… Денег нет, клянусь.– Все на евроремонтик истратил? – с лютым весельем прошипел Телескоп.Тыква коротко размахнулся и треснул хозяина по шее стволами обреза. Активист брезгливо поморщился под маской и приступил к обыску, безжалостно выворачивая на пол содержимое шкафов и ящиков и обрывая обои везде, где за них можно было ухватиться. Телескоп немного постоял над хозяином, примериваясь, куда бы еще ударить, дернул плечом и присоединился к Активисту. Дынников напоследок еще разок пнул жертву в ребра, бросил обрез в сумку, достал пружинный нож и без предисловий вспорол кожаную обивку стоявшего у стены углового дивана.Хозяин застонал, словно холодное лезвие прошлось по его животу.– Дорогой диванчик, – прокомментировал этот стон Телескоп, занятый простукиванием стен. – Должок вернуть, наверное, было бы дешевле.Тыква тем временем извлек из своей чудо-сумки короткую монтировку и с хрустом выворотил дорогой пластиковый подоконник. Посыпались куски штукатурки, пластиковая оконная рама крякнула, но устояла. Хозяин заскулил.Тыква наклонился и, чихая от пыли, поднял с замусоренного штукатуркой паркета полиэтиленовый пакет, перетянутый аптекарской резинкой.– Баксы, – сказал он, заглянув в пакет. – Тысяч пять-шесть.– С почином, – поздравил его Активист. – Значит, где-то есть еще. Не может же он каждый раз подоконник выколупывать, когда ему с телкой расплатиться надо.– А ты говорил, нету, – с упреком сказал Тыква и несильно ударил бородача монтировкой по спине. Хозяин взвыл и попытался отползти. – Только не вздумай орать, – предупредил Дынников, – не то возьму грех на душу. Говори, где деньги!– Мамой клянусь, больше нет, – прохрипел хозяин.– Мамой клянется, – с некоторым сомнением повторил Тыква, оборачиваясь к Активисту.– У таких, как он, мамы не бывает, – уверенно ответил Активист. – Они, как бациллы, размножаются делением. Ищи, должны быть.Телескоп уже со звоном и лязгом орудовал на кухне. Активист направился в спальню, по дороге словно бы невзначай сбросив на пол и растоптав трубку сотового телефона, а Тыква вышел в прихожую и взялся за фигурную медную ручку на двери ванной. Ванная оказалась запертой. Тыква неопределенно хрюкнул, вогнал заостренный конец фомки в щель между дверью и косяком и коротко двинул плечом. Что-то хрустнуло, звякнуло, дверь распахнулась, и вместе с клубами влажного теплого пара в прихожую вырвался истошный женский визг. Активист выглянул из спальни, но раздался звук тяжелой пощечины, и визг оборвался, сменившись тихим скулежом.Тыква пинком вышвырнул из ванной совершенно голую девку с растрепанными мокрыми волосами, выкрашенными в тигровую черно-желтую полоску.– Чего женщину пинаешь, урод? – возмутилась она, не делая ни малейшей попытки прикрыться.– Может, он расколется, если ей сосок открутить? – спросил Тыква у Активиста, не обращая на слова девки никакого внимания.– Вряд ли, – сказал Активист. – Ты что, не видишь, что она с Тверской?– Да, – сказал Дынников, – похоже. Сиди тихо, – добавил он, поворачиваясь к проститутке, – и мы тебя не тронем.– Одеться можно? – капризно спросила та.– Одевайся, – разрешил Активист, скрываясь в спальне. Через мгновение там что-то затрещало и посыпалось.Тыква вернулся в ванную и принялся шарить там, опрокидывая какие-то флаконы и роняя навесные шкафчики. Когда он перешел в туалет, хозяин вдруг вскочил, схватил длинный осколок керамической вазы и устремился в атаку с нечленораздельным воплем. Тыква развернулся и свалил его прямым в челюсть. Хозяин плашмя упал на пол в прихожей, ударившись затылком, и затих, не подавая признаков жизни. Тыква наклонился, пощупал у него пульс, удовлетворенно кивнул и занялся унитазом.В смывном бачке обнаружился запаянный пакет с белым порошком, а в вентиляционной отдушине – еще один сверток с долларами.Они сошлись в прихожей, остановившись над распростертым на полу телом. Телескоп весь перемазался мукой и в ответ на вопросительный взгляд Активиста лишь отрицательно покачал головой, тщательно отряхиваясь и норовя заглянуть себе на спину. Тыква предъявил свою добычу, а Активист присовокупил к ней увесистый брикет российских рублей – Неплохо, – сказал он и повернулся к проститутке, которая к этому времени уже успела одеться и теперь сидела на распоротом диване, похожая на мокрую пеструю курицу. – Сколько он тебе должен? – спросил он, кивая себе под ноги.– Триста, – глядя ему в глаза, нахально заявила девица.– Да тебе красная цена – полтинник деревянными, – возмутился Телескоп, но Активист уже бросил на пол три бумажки по сто долларов.– Десять минут, – с нажимом сказал он. – После этого можешь делать что угодно кричать, звать на помощь, звонить в милицию. А лучше всего – просто мотай отсюда.– Пришить бы обоих, – негромко высказался за спиной Телескоп.Активист даже не обернулся.– Десять минут, договорились? – повторил он.Проститутка кивнула. * * * Они высадили своего заказчика возле станции метро «Багратионовская». Скукоженный еще раз многословно поблагодарил их, с треском раскрыл свой покалеченный коричневый зонт и с явным облегчением заторопился прочь, шлепая по лужам рваными кроссовками сорок шестого размера и унося за пазухой три тысячи долларов.– Эх, – со вздохом сказал Телескоп, глядя ему вслед, – зря мы его отпустили, Активист. Зачем ему три штуки? Все равно пропьет.Активист некоторое время молчал, глядя, как пятнают очищенное «дворниками» лобовое стекло упрямые дождевые капли.– Эдя, – сказал он наконец. – Эдя-бредя, съел медведя… Кто-то сказал, что все зло в мире от женщин. Это не правда, Эдя. Все зло – от жадности, и судьба нашего бородатого приятеля лишний раз подтверждает мой тезис. – Он вздохнул, по-прежнему глядя прямо перед собой. – Пойми, друг мой Эдуард: три тысячи – это его доля. Доля, понимаешь? Та, которую мы – я – ему обещали. Должно же быть в этом вонючем мире что-то, чему можно верить, как ты полагаешь? – Он снова вздохнул, помолчал, словно дожидаясь ответа, не дождался и кивнул Тыкве:– Поехали домой, Миша. Надо подбивать бабки и разбегаться в стороны.Спустя какое-то время Тыква загнал «шевроле» в просторный, но довольно запущенный гараж неподалеку от Калитниковского кладбища. Вдвоем с Телескопом заперев ворота изнутри, они подошли к верстаку, на котором Активист уже раскладывал взятую у незадачливого бородача добычу. Действуя с ловкостью и неуловимой для глаза скоростью опытного банкомета, он разбросал деньги на три одинаковые кучки, время от времени прерываясь, чтобы сбить пепел с дымившейся в углу рта сигареты. Это зрелище поневоле завораживало, и Тыква с Телескопом застыли как вкопанные, не отрывая глаз от мелькавших с бешеной скоростью рук Активиста.– Вот и все, – сказал Активист, коротким жестом придвигая к ним две кучки. Третья так и осталась лежать на поверхности верстака. – Желающие могут пересчитать.– Чего там пересчитывать, – проворчал Дынников и потянулся к своей кучке. – Что мы, друг друга не знаем?– Минутку, Мишель, – остановил его Активист, глядя при этом почему-то не на Тыкву, а на Телескопа. Сигарета по-прежнему дымилась в углу его рта, заставляя его сильно щуриться, и от этого казалось, что он не просто смотрит, а целится. – Эдик, ты ничего не хочешь добавить?– Не понял, – высоким и ломким от волнения голосом сказал Телескоп и, по обыкновению, сильно потянул себя за кончик длинного крючковатого носа. Активист попытался заглянуть ему в глаза, но не смог – в линзах очков плясали блики от ламп дневного света, совершенно скрывая зрачки.– Не понял? – удивленно переспросил Активист. – Повторяю: ты ничего не хочешь добавить нам с Майклом?Телескоп вдруг одной рукой цапнул с верстака свою долю, а другой выхватил из-за пазухи наган. Взвести курок он не успел: стоявший в шаге от него Тыква нанес ему страшный удар локтем в лицо и сразу же добавил в солнечное сплетение. Щуплый Телескоп мучительно захрипел, складываясь пополам и норовя повалиться на испятнанный машинным маслом бетонный пол, но Тыква подхватил хиляка и заставил стоять прямо. Здоровенная пятерня Дынникова рыбкой нырнула во внутренний карман телескоповой кожанки и вернулась оттуда с добычей. Телескоп дернулся, но Тыква нежно взял его за глотку могучей пятерней и слегка сдавил.– Что же ты, паскуда? – ласково спросил он, свободной рукой выворачивая наган из безвольно повисшей руки Телескопа.
1 2 3 4 5 6 7