Комбат чувствовал упругую грудь Светланы и понял, она без лифчика.– Ты сумасшедший, сумасшедший! – бормотала Светлана, абсолютно не пытаясь вырываться, а подставляя свои губы для поцелуя.Комбат догадался о ее желании, вернее, может даже и не задумывался хочет Светлана этого или нет, а жадно поцеловал ее припухшие губы. Она ответила таким же длинным поцелуем.– Знаешь, у меня еще море работы, а ты свалился, как снег на голову.– Я не собираюсь уезжать, – ответил Борис.– Тогда не мешай мне, потерпи хотя бы полчаса, и тогда я буду полностью принадлежать тебе.– А кому ты принадлежишь сейчас?– Это долго объяснять. У меня очень важный заказ. Я должна перевести текст, набрать его, отредактировать и отдать заказ завтра утром.– Во сколько? – поинтересовался Борис.– Между девятью и десятью утра.– Я тебя подвезу.– Нет, подвозить меня не нужно.– К тебе кто-то придет за текстом и это будет мужчина?– Да, мужчина, – немного покраснев, кивнула Светлана.– И наверное, он молод, красив, богат?– Не молод, не красив, но богат. Ему лет шестьдесят семь, а может и того больше.– Тогда он мне не конкурент, – довольно буркнул Борис Рублев, усаживая Светлану на стул. – Сиди и не двигайся, всем остальным займусь я.Он быстро, по-военному, приготовил большие бутерброды, обильно намазав их маслом, положил на каждый по ломтю красной рыбы.– Ты что, Борис, представляешь, будто я этот бутерброд смогу затолкать себе в рот?– А почему бы и нет! – наивно улыбнулся Рублев.– Не смогу, потому что он огромный, как кирпич. А у меня рот не такой большой, как у тебя.Но тем не менее бутерброд Светлана съела, за что была благодарна Борису. Ведь без него так и сидела бы на диване, поджав ноги, водрузив на голову наушники, подключенные к диктофону. А ее пальцы продолжали бы бегать по клавишам, набирая текст, который она сразу же переводила.Светлана с облегчением вздохнула;– Спасибо, что приехал. Иначе я сидела бы голодная.– Вот видишь, как хорошо.– Ты тут, Борис, займись еще чем-нибудь, а я все-таки пойду закончу работу.Комбат добродушно улыбнулся и кивнул:– Иди, иди, я у тебя еще кран починю, а то вода капает.– У меня же нет никаких инструментов!– Инструменты у меня в машине, я сбегаю и принесу.Через полчаса краны были починены и на кухне, и в ванной. Комбат, вымыв руки, прошел в большую комнату. Он подкрался к Светлане, которая быстро набирала текст, сзади, и его большие руки, холодные после воды, скользнули в широкий разрез ее майки и оказались на груди женщины. Экран компьютера дрогнул, и текст быстро побежал. Страница побежала за страницей, а Светлана, закрыв глаза, попыталась выскользнуть, но это ей не удалось. Рублев уже потерял всякое терпение.Комбат головой столкнул наушники. Светлана все-таки успела отпустить клавишу, остановив бегущий по экрану текст, и посмотрела на Бориса, запрокинув голову.А ему это только и надо было.– Иди сюда… – прошептал он, целуя ее в глаза, щеки и губы.– Погоди, погоди… – возбуждаясь, пробормотала Светлана, перевернулась и повисла у Бориса на шее.– Чего ждать, дело – делать надо.Он легко поднял ее с дивана и понес на руках в спальню. Наушники упали на ковер, кассета в диктофоне продолжала вертеться и в наушниках слышались тихие английские слова. Комбат быстро стащил ей через голову майку, чему она не противилась, затем быстро разделся сам и буквально набросился на свою обнаженную женщину.Через полчаса он уже лежал на спине, глядя на высокий лепной потолок. Светлана замерла рядом, положив голову ему на бок, как прислоняются на пляже к огромному валуну.Они были совершенно обнаженными, сбившаяся простыня валялась на полу, а Светлана и Комбат тяжело дышали, постепенно приходя в себя после утомительной любви.– Ты какой-то сумасшедший! Напал на меня, можно даже сказать, изнасиловал.– А ты, можно сказать, сопротивлялась.– Да нет, не сопротивлялась, – призналась Светлана, – мне даже это понравилось.– Давай, так будем делать всегда.– Нет, всегда так не надо.– Почему?– Однообразие приедается. Нужно быть изобретательным.– И что ты предлагаешь изобрести в следующий раз?Светлана теснее прижалась к Борису и укусила его за плечо, но укусила не сильно.– У тебя такая занятная татуировка, – прошептала она. – Когда ты двигаешь рукой, двигается твой парашютик.– Да, я знаю. Хороший мастер сделал татуировку, только жаль, что он погиб.– Как?– Очень просто. У него не раскрылся парашют. И представляешь, Светлана, пока он долетел до земли, он порвал на себе весь комбез. Крепкий комбез превратился в клочья ткани.– А почему так произошло?– Не правильно был сложен парашют. Такое бывает. Не очень часто, но случается.– Какой ужас! – Светлана села на кровати и обхватила голову руками. – Какой ужас ты рассказываешь, Борис!А Комбат в это мгновение подумал, что если бы он ей рассказал то, что с ним случалось, то наверное, настроение у его Светланы испортилось бы не на один день.«Но зачем женщину посвящать в чисто мужские дела? Зачем ей знать о всех тех кошмарах и ужасах, которые довелось пережить ему? Зачем ей знать о гранатах, которые взрываются в руках, о сожженных „бэтээрах“ в узких ущельях, о десантниках, которых расстреливали в воздухе, и они опускались на землю уже мертвыми? Не говорил он ей и о том, как страшно, когда в самый нужный момент оружие вдруг дает осечку или в рожке кончаются патроны и автомат становится ненужным, как детская игрушка».– Борис, что с тобой случилось?– Что ты имеешь в виду? – спросил Комбат.– Ты вот так неожиданно, без звонка, без предупреждения появился у меня. Раньше ты так никогда не поступал.Комбату хотелось рассказать о своих сомнениях, мучениях, как сегодня утром к нему пришел Андрей Подберезский со своей мужской бедой, и у Комбата появились такие же сомнения, как и у его боевого товарища. И может, именно поэтому он приехал к Светлане, чтобы развеять свои дурные мысли. И слава богу, что его предчувствиям не суждено было сбыться ни на йоту.– Просто захотелось и все. Давно тебя не видел. Это плохо?– Ну да, давно! Каких-то два дня прошло.– Да, два дня, сорок восемь часов, двое суток. А ведь за это время многое могло произойти.– Так все-таки произошло что-то?– Нет, слава богу, – сказал Борис Рублев, – ничего плохого не произошло. Просто ко мне приезжал друг.– Какой?– Ты его, к сожалению, не знаешь.– Но я надеюсь, ты меня познакомишь во своими друзьями?– Думаю, да.– А как ты думаешь, я им понравлюсь?Комбат пожал плечами и ухмыльнулся:– А ты считаешь, что ты можешь не понравиться моим друзьям?– Но я же их не знаю.– В общем, Светлана, это не имеет значения. Главное, чтобы ты нравилась мне. А если ты нравишься мне, то понравишься и моим друзьям, хотя они все разные, и у каждого в голове дырка.– В каком смысле?– Ну, каждый со своими заморочками, – так у нас говорили в армии.– Глупость какая-то про дырки!– Никакой глупости. А может и глупость, – сказал Борис, сладко потягиваясь.Вдруг Светлана вскочила с кровати.– Ты куда? – бросил Борис вдогонку.– Погоди, погоди, я забыла выключить диктофон.– И он все записал или стер? – спросил Рублев.Но Светлана его слов уже не услышала.Они расстались как всегда, посмотрев в глаза друг другу.– Я тебе позвоню, – сказал Борис.– А я буду ждать, – ответила Светлана Иваницкая.– Только если куда-нибудь исчезнешь, предупреди, – попросил Рублев.– Хорошо, обязательно, – ответила Светлана, приподнялась на цыпочки и поцеловала Бориса в щеку.Комбат с облегчением вздохнул."Слава богу, все у меня в порядке. И свидетельство тому – счастливая улыбка Светланы, подаренная на прощание. И как она живет? Как ни приду, вечно у нее какие-то дела, вечно включен компьютер и по всей квартире разбросаны листы бумаги со всевозможными текстами на разные темы.– Что ж, каждый зарабатывает деньги как может, – запуская двигатель, пробормотал Борис Рублев и посмотрел на окна квартиры Светланы Иваницкой.Кроме горшка с кактусом и колышущейся шторы он ничего не увидел.«Наверное, опять засела за работу. Ну что ж, женщина должна работать. Женщина должна работать всегда».Эту нехитрую истину Комбат усвоил от отца. Его мать была непрерывно чем-то занята.«И куда бы мне сейчас поехать? – размышлял он, ведя машину в потоке других автомобилей. – Заеду-ка я в тир к Подберезскому, поговорю с ним еще, постараюсь успокоить. Да, это я и сделаю». Глава 3 Уже наступила вторая половина трудового дня, и полковник Бахрушин позволил себе первую сигарету. Он был страшно горд тем, что продержался так долго без никотина. Горд и готов с надменностью смотреть на других – менее стойких курильщиков.– Может быть, еще потерпеть? – сказал сам себе Леонид Васильевич Бахрушин.Но рука уже вытащила из верхнего ящика письменного стола твердую, глянцевую, еще не начатую пачку хороших американских сигарет – настоящих, без унижающей достоинство каждого нормального человека, надписью:«Для употребления только за пределами США». И Бахрушин уже не мог противиться своему желанию, не мог удержаться. Пальцы сами, даже не повинуясь хозяину, проделали нехитрую операцию, такую привычную и приятную для каждого курильщика.Он подвинул к себе поближе вымытую до сияния глубокую хрустальную пепельницу, приятно скрипнувшую, большим и указательным пальцами подцепил мягкий хвостик золотистой ленточки целлофана, а затем сладострастно дернул От звука рвущегося прозрачного материала по душе разлился приятный холодок.– Ну вот, ну вот… – пробормотал Леонид Васильевич, отламывая крышечку с акцизной маркой, разорвав на две равные части двуглавого орла. – Ну вот, слава богу, я добрался и до сокровенного, – большой и указательный палец вырвали фольгу и тут же свернули ее в шарик.Шарик был не сильно подброшен и угодил точно в пепельницу, даже не выскочил из нее, как обычно. Это Бахрушина удивило и обнадежило. Сверкающий кусочек фольги пробежал по краю большой пепельницы так, как бежит шарик, пущенный умелой рукой крупье. Когда шарик остановился, сигарета была извлечена из пачки, выбрана из двадцати таких же одинаковых. Лишь она одна удостоилась чести оказаться вначале в пальцах, а затем и в пухлых губах полковника ГРУ Леонида Васильевича Бахрушина.Как желанно нам долгожданное!– Ну вот, наконец-то! – задержав дыхание, пробормотал полковник Главного разведывательного управления, щелкая зажигалкой и поднося дрожащий голубой огонек к кончику сигареты. – Первая затяжка – самая приятная: словно первая женщина, пусть и встречаешься ты с ней после долгого расставания.Бахрушин даже не стал выдыхать дым, он постарался его проглотить. И это ему удалось.Он сам себе напоминал отчаявшегося алкоголика: вот он, первый глоток хорошего коньяка, а потом пойдет все, что угодно – водка, вино, пиво…За первой затяжкой последовала вторая, но уже не такая глубокая и не такая вкусная.На этот раз Бахрушин выпустил дым через нос, махнул рукой и разогнал голубоватое облачко. По телу разлилось блаженство. Бахрушин прекрасно понимал, что блаженство, скорее всего, вымышленное, оно есть плод его самовнушения. Но тем не менее, полковнику сделалось хорошо и спокойно.Он откинулся на спинку вращающего кресла. Тяжелые, набрякшие от усталости веки опустились, закрыв поблекшие с возрастом голубые глаза.– Ради таких приятных моментов и стоит жить, – сказал себе полковник, продолжая разминать в кончиках пальцев горящую сигарету.Возможно, он и докурил бы ее до самого фильтра, находясь в состоянии эйфории, но дверь его кабинета открылась, и на пороге появился один из помощников.– Извините, Леонид Васильевич, что вот так, не предупредив… Но дело, мне кажется, срочное.– Ты уверен в этом?– Потом можно от вас нагоняй получить…– Значит, спокойствие любишь?– Кто его не любит?Полковнику Бахрушину страшно нравилось, когда к нему обращаются не называя звания, а вот так, по имени отчеству, по-граждански. Может быть, его беспокоило то, что он до сих пор не генерал, но это обстоятельство волновало его не сильно. Ведь он прекрасно знал себе цену и понимал, что его ценят на службе, а если что и случится, то не променяют и на трех генералов.Со своим начальством Бахрушин уже давным-давно разговаривал, обращаясь по имени и отчеству, а иногда и запросто, называя своего непосредственного шефа всего лишь по имени и позволяя себе в его адрес всякие колкости. А иногда он разрешал себе даже и непристойности. Но делал это настолько умело и изящно, что придраться было не к чему. Даже матерные слова с его уст слетали, как ласковые прозвища.– Ну так что у тебя, снова у кого-то задница зачесалась? – Бахрушин пристально, но по доброму взглянул на своего почти лысого помощника, хотя лет тому было еще немного.И тут же подумал:«Тебе бы борода пошла. Но в нашей конторе, к сожалению, носить бороды не принято».– Вот.– Клади на стол, черт с тобой.Помощник подошел к своему шефу и положил перед ним четыре тонких листа бумаги.Вверху каждого виднелся гриф «Совершенно секретно», не заметить который было невозможно.– Что это такое? – не глядя в бумаги, не вдаваясь в содержание, спросил полковник, посмотрев на своего подчиненного.– Там все написано, Леонид Васильевич.Гляньте своим опытным глазом.– А человеческим языком ты мне рассказать не можешь?– Могу, товарищ полковник."Вот и началось, – подумал Бахрушин. – Значит, действительно что-то из ряда вон.Всякую бюрократическую херню человеческим языком не перескажешь. Одни: «во исполнение», «в усиление», «в укрепление», «в организационных целях» и т.п. и т.д."– Короче, что здесь?– Какая-то дребедень, Леонид Васильевич.– Я это уже понял и без тебя. Хорошего чего-нибудь ты бы мне не принес.– А что вы имеете в виду под словом "хорошее?– Ну, например, билеты в театр, на стриптиз… Или представление к генеральскому званию, – Да зачем оно вам, Леонид Васильевич?И так ведь хлопот хватает.– Что хватает, так это да. Но и генеральские льготы не помешали бы.Сигарета, зажатая в пальцах, не казалась уже полковнику такой приятной и желанной.Но тем не менее, он бережно подвинул пепельницу к себе, а бумаги с грифом отодвинул чуть подальше.
1 2 3 4 5 6 7