– Ну что, сестричка, принимай пациента, – весело произнес он.
– Давайте карту, – вздрогнула я.
Мордоворот сел на стул, протянул историю болезни и стал нагло пялиться на мои ноги. Стараясь не обращать внимания на его сверлящий взгляд, я уткнулась в исписанные врачом страницы.
– Вам назначена внутривенная инъекция, а чуть позже надо будет поставить капельницу, – серьезно сказала я.
– Ты бы меня сначала в палату отвела. Хочется посмотреть, в каких условиях меня будут лечить.
– У вас же палата люкс…
– Ну и что? Палаты разные бывают. Я в свинарнике лежать не буду.
– У нас очень хорошая палата, – растерялась я, но затем взяла себя в руки и сухо произнесла: – Впрочем, если вас не устраивают наши условия, можете обратиться в какую-нибудь частную клинику.
– Некогда мне обращаться. Прихватило со страшной силой, даже на стуле сидеть не могу. Слетал на недельку в Альпы чистым воздухом подышать, в горной реке искупался – так яйцо раздуло до сумасшедших размеров. Терпеть сил нет.
– Можете не продолжать, – покраснела я. – С вашей историей болезни я только что ознакомилась.
Мордоворот ухмыльнулся и протянул мне руку.
– Коли. В таком отделении работаешь, а краснеешь, словно девочка.
Пропустив мимо ушей последнюю фразу, я перетянула руку жгутом и стала набирать шприц.
– Ты хоть нормально колешь? – заволновался мордоворот.
– Нормально. У меня рука легкая. Больные хвалят.
– Смотри мне, а то, может, я сам?
– Вы что, можете сами уколоть себя в вену?
– Запросто. Я когда-то ширялся по молодости. Что уставилась?! Можно подумать, ты никогда не ширялась!
– Никогда. И вообще, я с вами на «ты» не переходила.
Я осторожно ввела лекарство. Мордоворот тяжело задышал и с тревогой в голосе спросил:
– Что хоть вводишь-то?
– То, что прописал врач.
Бросив использованный шприц в корзину, я взяла историю болезни и тихо сказала:
– Пойдемте.
Мордоворот встал и послушно направился следом за мной. Я подошла к санитарке и попросила ее проводить больного в палату люкс. Когда они ушли, я закрыла процедурку и пошла в раздевалку, чтобы привести свою внешность в порядок. Достав из косметички коробочку теней и губную помаду, подошла к зеркалу. В раздевалку заглянула Танька и хитро посмотрела на меня.
– Да ты, подруга, марафет наводишь!
– Просто решила привести себя в порядок.
– Понятное дело, когда такого больного привезли, – съязвила Танька.
– Это не имеет к нему никакого отношения.
– Не скажи. Ты так и светишься вся изнутри.
– Больно надо, – сморщилась я.
– Кстати, а чем он болеет?
– Яйцо застудил, – не смогла я сдержать улыбку.
– Одно?
– Вроде одно.
– Хорошо, что второе не пострадало, – прыснула со смеху Танька.
– Ладно, дуй в свое отделение. Мне пора капельницу ставить.
– Кому?
– Новому пациенту, – усмехнулась я.
– А я-то думаю, какого черта ты так намарафетилась! Ты случайно не забыла, что у Светки из хирургии сегодня день рождения? Собираемся в одиннадцать, после отбоя.
– Я знаю.
– Это я так, на всякий случай. Просто ты суетишься целый день, можешь забыть.
Танька отправилась в свое отделение, а я вернулась в процедурку, взяла капельницу и пошла в палату к мордовороту.
Он лежал на кровати, поглаживая верхнюю часть спортивных штанов. Сделав безразличную физиономию, я поставила капельницу рядом с ним.
– Угораздило же меня так застыть, – пожаловался мордоворот, окинув меня оценивающим взглядом с ног до головы. – Даже неудобно как-то. Тут такая сестричка, а у меня яйцо раздуто, как арбуз.
Я залилась краской и злобно посмотрела на него.
– Я что-то не так сказал? – пожал он плечами.
– Я уже устала слушать про ваше драгоценное яйцо. В последний раз говорю вам о том, что читала вашу медицинскую карту.
Мордоворот громко засмеялся и, слегка прищурившись, уставился на мою грудь. Не обращая на него внимания, я поставила ему капельницу и вышла из палаты.
Ближе к вечеру в процедурку зашла санитарка, наша бабуля, лет пять назад вышедшая на пенсию, но продолжавшая работать. Сев на стул, стоящий у окна, она тяжело вздохнула.
– Что, баба Люба, пригорюнилась? – улыбнулась я.
– Ну и больные нынче пошли, страшно по отделению передвигаться!
– Это ты про кого?
– Да про новенького. К нему уже криминалы пару раз приезжали. Еще и дня не лежит, а они уже заездили.
– С чего ты взяла, что это криминалы? – засмеялась я.
– А кто ж еще! Все стриженые, разодетые, с перстнями да цепочками.
– Может, это не криминалы, а коммерсанты?
– Бог его знает. Нынче коммерсанта от криминала не отличишь. И те и другие – новые русские. В общей палате, видите ли, лежать не захотел! Ему сразу люксовую подавай!
– А что ему в общей-то лежать, если деньги есть, – вздохнула я. – Это нам по жизни всем общим пользоваться, а ему только индивидуальным. Живут же люди!
– А какая краля к нему недавно приезжала! Ты таких отродясь не видела.
– Какая краля? – растерянно посмотрела я на бабулю. – Когда приезжала?
– Недавно. Сама за рулем. Одета с иголочки, как картинка. Не знаю, может, жена, а может, любовница. Ноги от ушей. Все наши мужики из палат повыскакивали на нее посмотреть.
– Что, такая красивая?
– Краси-и-вая, – восхищенно протянула баба Люба и посмотрела на часы. – Ладно, пойду. Пора коридор мыть. Я у новенького в палате прибираться стала, так чуть инсульт не схлопотала.
– Почему?
– Стала на тумбочке пыль вытирать, смотрю – пистолет лежит. Я-то настоящего пистолета никогда в жизни не видела. Говорю: «Сынок, зачем тебе пистолет в больнице? Ты от кого отстреливаться собрался? Тут у нас тишина и покой. Убрал бы свою игрушку подальше или товарищам отдал. Здесь она тебе без надобности». Он усмехнулся и говорит: «Откуда тебе знать, бабуля, что мне без надобности, а что нет. Я с этой пушкой даже на толчке сижу. Смерть ведь, как пуля, никогда не знаешь, где подстережет». Я перепугалась и так по-доброму к нему: «Сынок, тебя, кажется, Илюшей зовут? Ты в нашей больнице никаких перестрелок не устраивай. У нас у всех семьи, дети. Мы хотим работать спокойно. Лечи свое хозяйство, да и ступай себе с богом…»
– А он что ответил?
– Говорит: «Мать, ты не переживай. Мой полы на совесть и не забивай свою седую голову ненужными проблемами. У тебя своя суета, а у меня своя». Скорее бы он поправился и испарился вместе со своим пистолетом.
Как только баба Люба ушла, я стала думать о той крале, которая приезжала к мордовороту. Если она такая красивая, то какого черта он пялится на мои ноги?! Похотливый самец он, вот кто!
Не успела я додумать до конца свою мысль, как дверь открылась и на пороге появился мордоворот. Он был в шикарной шелковой пижаме и домашних тапочках. На волосатой груди красовался бриллиантовый крест внушительных размеров. От неожиданности я вздрогнула и выронила из рук металлический лоток.
– Ты что? – заржал мордоворот.
– Ничего! Стучаться надо!
– Что-то я не замечал, чтобы к тебе в процедурку стучались.
– Тогда не надо заходить как привидение.
– Я что, похож на привидение?
– Похож. – Я наклонилась и подняла лоток.
Мордоворот немного потоптался на месте и спросил:
– Тебя, по-моему, Машей зовут?
– Машей.
– А меня Ильей.
– Очень приятно, – машинально ответила я и подошла к окну.
– Мне тоже, – серьезно сказал мордоворот.
– Что вы хотели узнать?
– Давай перейдем на «ты».
– Что ты хотел узнать? – переспросила я.
– Хотел узнать: ты мне что-нибудь на ночь колоть будешь?
– Нет. Только завтра утром.
– Как, вообще ничего? – удивился мордоворот.
– Ничего.
– Яйцо болит, сил нет терпеть. Дай хоть какое-нибудь обезболивающее.
– Не могу. Сходи к дежурному врачу, пусть что-нибудь пропишет. Все, что я могу тебе дать, так это таблетку анальгина. Боюсь только, что она тебе не поможет.
– Дай хоть анальгин.
Я пожала плечами и протянула ему анальгин. Он моментально проглотил таблетку, запив ее водой из-под крана.
– А где дежурный врач?
– В ординаторской должен быть.
– Там закрыто.
– Уже поздно. Наверное, шарахается в другом отделении. Можешь идти в палату. Я его найду, скажу, чтобы он к тебе обязательно зашел.
– Скажи, что у меня яйцо ломит, хоть на стенку лезь.
– Хорошо, – покраснела я и опустила глаза.
Мордоворот ухмыльнулся и сел на стул.
– Послушай, тебе нравится моя пижама? – спросил он, поправляя бриллиантовый крест.
– Нормальная пижама.
– Я ее вчера купил. Под цвет глаз. У меня глаза голубые. Я всегда покупаю под цвет глаз, даже машину.
– У богатых свои причуды.
– А с чего ты взяла, что я богатый?
– Бедные в таких палатах не лежат.
– Тоже верно, – засмеялся мордоворот. Минут через пять он отправился в палату, а я, посмотрев на часы, с ужасом обнаружила, что Светкин день рождения давно уже начался. Быстро собравшись, я побежала в другое отделение и попала в самый разгар веселья.
Танюха, сидевшая в обнимку с медбратом, бросила на меня заинтересованный взгляд. Я села рядом с захмелевшей Светкой и выпила протянутый кем-то бокал шампанского.
– Как твой больной? – ехидным голосом спросила Танька.
– Нормально.
– Капельницу поставила?
– Поставила.
– Он по-прежнему на твои ноги косится?
– Какие ноги, у него яйцо ломит! Он анальгин глотает. Петрович, а ты зря так набрался, – обратилась я к нашему дежурному врачу.
– Почему? – обиделся Петрович. – В отделении тихо. Тяжелых нет. Разве только что привезут кого…
– А ты забыл про утреннего пациента?
– Это какого же? – удивился Петрович.
– Какого-какого – что в нашем люксе лежит!
– Этот хмырь, что ли? – засмеялся Петрович. – Я смотрю, Машенька, ты на него глаз положила!
– Ладно, перестань, он тебя зовет. Говорит, яйцо ломит, терпеть не может.
– Трахаться меньше надо.
– Да не трахался он, в холодной воде искупался.
– Знаем мы, как они в реках купаются!
– Ладно, Петрович, мое дело сказать, а ты с ним уж сам разбирайся.
Петрович нехотя встал и пошел в отделение. Светка включила музыку и, задрав полы халатика, принялась танцевать. Баба Люба принесла самогонку и заставила всех присутствующих отведать ее продукт. Сделав пару глотков, я почувствовала, что меня повело.
Примерно через полчаса вернулся Петрович. В руках он держал небольшую бутылочку дорогого коньяка и нарядную коробку конфет.
– А это что? – поинтересовалась Танька.
– А это, девочки, коньяк, который стоит столько же, сколько я получаю в месяц.
– И кто тебя так подогрел?
– Бандит, который лежит в палате люкс.
Девчонки схватили бутылку и стали ее рассматривать, словно это была антикварная вещь. Я взглянула на довольного Петровича и улыбнулась.
– Это что, взятка?
– Может, и взятка, – засмеялся Петрович. – Я ему сделал обезболивающий укол и проболтался, что у нас небольшой сабантуй. Он достал коньяк с конфетами и сказал, чтобы я поздравил именинницу от его имени.
– Вот это я понимаю, настоящий мужик! – восторженно произнесла Танька. – При деньгах и, самое главное, не жадный!
Петрович откупорил бутылку и разлил коньяк по рюмкам.
– Ну что, девчата, попробуем напиток богов? Я такой и не пил никогда. Почаще бы к нам бандитов клали, мы бы не только коньяк за полторы тысячи пили, но и осетриной с черной икрой закусывали.
Я выпила рюмку и одобряюще качнула головой.
– Вкусно.
– Вкусно, – согласились остальные и за несколько минут опустошили бутылку.
Глава 2
Чуть не заснув за столом, я пришла к выводу, что пора закругляться, и отправилась в свое отделение. Перед глазами мелькали красные круги, ноги совершенно не хотели слушаться. Из головы не выходил этот чертов мордоворот вместе с той загадочной кралей, которая к нему приезжала. Интересно, кем она ему приходится? Наверное, жена. Пусть только попробует еще хоть раз взглянуть на мои ноги, я сделаю так, что у него не только яйцо опухнет, но и еще кое-что! Я засмеялась и открыла стеклянную дверь своего отделения. В коридоре горел тусклый свет, не было слышно ни единого звука. Больные у меня дисциплинированные и режима не нарушают. Дойдя до раздевалки, я почувствовала, что сейчас упаду, и стала лихорадочно искать выключатель. Неожиданно кто-то зашел следом за мной и резко придавил меня к стене. Я вздрогнула и хотела закричать, но тут зажегся свет, и я увидела смеющегося мордоворота.
– Ну что, здорово я тебя напугал?
– Придурок!
– Ой, Маша, да ты совершенно пьяная! – заржал он.
– Не смешно. Оставь свои штучки для кого-нибудь другого, а меня пугать не смей! Я сама кого хочешь напугаю. Ты лучше бы свое яйцо лечил, а не по отделению гарцевал, словно рысак!
– Я его и так лечу, – обиженно протянул мордоворот.
– Учти, ему покой нужен. Спи больше, быстрее пройдет…
Не успев договорить последнюю фразу, я рухнула на пол. На лбу выступили капельки пота, а к горлу подступила тошнота.
– Ну ты даешь! Разве можно на работе так пить!
Я попыталась встать, но ноги не хотели слушаться. Мордоворот взял меня на руки и понес в свою палату. Нахмурив лоб, я строго произнесла:
– А ну-ка быстро поставь меня на пол!
Мордоворот никак не отреагировал на мои слова.
– Поставь меня на пол, я кому сказала!
– Кончай орать, а то щас все отделение разбудишь!
Открыв дверь палаты, он отнес меня в ванную и быстро сделал раствор из марганцовки.
– Что это? – Я держалась за батарею и с интересом наблюдала за его действиями.
– Ты же медик, должна знать, что марганцовкой чистят желудок.
– Он у меня не засорился.
– Я бы этого не сказал. Давай пей, а то мне придется прочистить тебе не только желудок, но и мозги. Вы всегда так дни рождения справляете? Ну, блин, а если какому-нибудь пациенту ночью плохо станет и помощь понадобится, каким образом ты будешь ее оказывать, если тебя саму надо откачивать?!
– Это все бабулькина самогонка. Больно ядреная, пить невозможно.
– Я думал, что все медики пьют только разбавленный спирт.
– Ну и спирт тоже.
– Я же дал вам бутылку нормального коньяка.
– Там народу больно много, твой коньяк даже распробовать не успели.
– Ну вы и пьете!
Я съехала по стене и приземлилась рядом с унитазом. Мордоворот стал поить меня марганцовкой. Когда мне немного полегчало, я вышла из ванной и села в мягкое кресло.
1 2 3 4 5