То, что не могла угадать, узнавала у слуг. А когда слуги не могли ничего ей поведать, она выпивала чашку травяного настоя и в состоянии экстаза начинала писать. Чаще всего подсознание не обманывало мадемуазель Ленорман, ведь она использовала древний рецепт сивилл. Надо сказать, что Мария Анна была удачливой писательницей — за мемуары о Жозефине она впоследствии получила от императора Александра великолепный перстень с огромным бриллиантом, стоимости которого хватило бы на жизнь двум поколениям наследников. Если бы они, конечно, были.
Мария Ленорман полагала, что такие факты её биографии, как детство в Алансоне и отец-мануфактурщик, мало соответствуют романтичному образу великой ясновидящей. Поэтому она распускает слух, что на самом деле её отец монах-миссионер, а мать — маркитантка, отправившаяся в некую французскую колонию в обозе солдат-наёмников. Понятно, что монаха-греховодника, выдуманного Ленорман, ждал бы церковный суд, если бы чернокожие дикари не съели его. После этого девочку, брошенную матерью, каким-то образом переправили во Францию — к дальнему родственнику отца, который согласился взять её на воспитание.
Романтическая псевдобиография детства Ленорман очень показательна. Это архетип «девушки из космоса», то есть человека, лишённого земных корней и в силу этого способного к эзотерическим действиям. Однако в облике таинственной гадалки всё ещё не хватало какой-то изюминки. Ученица парикмахера Эттейлы — вряд ли кого-то можно было этим заинтриговать. И вот в рассказах о ней появляется фигура некоего колдуна-мельника, демонического мужчины, обладателя тайного знания, которое передавалось его женщинам-ученицам.
Дальше реальная и выдуманная биографии мадемуазель Ленорман причудливо переплетаются — Эттейла исчезает из жизни ясновидящей, но появляется некий старик Готлиб, а затем магнетизёр Франц.
Дом Готлиба вплотную примыкал к злачному ночному заведению под названием «Дикий кабанчик» и отличался замечательной особенностью — он был без дверей. С трёх сторон высились неприступные стены с маленькими окошками. А с четвёртой стороны находился трактир. Поэтому, чтобы попасть к старику, надо было быть либо другом хозяина заведения, либо ясновидящим.
Мария «вспоминала», как однажды она шла по улице и вдруг увидела дом, который ей постоянно снился. Сама не понимая, какой опасности она подвергается, Ленорман вошла в трактир… Однажды Готлиб, у которого Мария Анна осваивала систему карточного гадания, сказал, что собирается на прогулку вместе с маршалом Миро. Ясновидящая молча выслушала и вдруг произнесла:
— Вам не надо ездить с ним.
— Почему?
— Ему выпала десятка бубён. Это значит, что Миро грозит страшная опасность. В него будут стрелять. Тот, кто будет рядом, должен погибнуть.
— Ты уверена? — спросил Готлиб.
— Абсолютно. Я это вижу.
— Хорошо. Я пошлю маршалу предупреждение. — Готлиб сел писать, но скомкал написанное со словами: «Получается какая-то чушь. Маршал мне не поверит. Я скажусь больным». Готлиб остался дома, а маршал отправился на прогулку с адвокатом Блейнорманом. В Булонском лесу на него напали грабители и ранили в плечо, а его спутника убили.
Существуют две версии об изгнании Ленорман из Парижа. По одной из них, наиболее известной, Ленорман пришлось покинуть город около 1808 года за то, что она предсказала окончательное поражение наполеоновской армии. Весть не дошла до императора — возмущённый маршал Мюрат добился, несмотря на заступничество Жозефины, изгнания предсказательницы.
Вторая версия заслуживает большего доверия. По ней время изгнания Ленорман — начало 30-х годов XIX века, когда в Париже случилась серия необъяснимых пожаров, в которых обвиняли обитавших в столице колдунов. К тому времени Ленорман была уже почтенной матроной, и Париж она покидала с лёгким сердцем — свою колоду карт она уже усовершенствовала с помощью Готлиба, подготовила и издала весьма любопытную книгу гадания по цифрам, которую назвала «Книга сивилл».
Парижская гадалка произвела фурор среди французских провинциалов. Она предсказала, что один из соседей, месье Делез, потеряет своё любимое кольцо с сапфиром и заболеет, но как только найдёт его, выздоровеет. Через два дня кольцо исчезло. Сосед действительно заболел, о чём сообщила Марии испуганная мадам Делез. Ленорман успокоила её, пообещав, что всё закончится хорошо. Месье Делез действительно выздоровел, как только его сын Пьер нашёл кольцо. Может быть, оно и соединило пожилую ясновидящую с юношей?
Пьер Делез влюбился в шестидесятилетнюю сивиллу. Был скандал; юноша серьёзно заболел. Только спустя недели две ему стало лучше, а произведённое Ленорман впечатление стало понемногу рассеиваться, и он уже смотрел на неё как прежде — с признательностью и уважением, но без всякого душевного волнения. Он занялся магнетизмом, даже добился каких-то успехов, а Мария его всячески в этом поощряла.
Вскоре Ленорман и Делез стали жить вместе. Родители Пьера возненавидели Марию Анну: «Оставьте нашего сына в покое», — увещевали они её. «Между вами разница в тридцать лет!» — стыдили они её. Ничто не помогало! Отец, отчаявшись, даже попытался поджечь её спальню.
Однажды Пьер попросил свою сивиллу погадать ему. Ленорман раскинула карты и в ужасе прошептала: «Ты умираешь». — «Почему же ты не узнала об этом раньше, сивилла?» — «Потому что я люблю тебя».
Гадая самой себе, мадемуазель Ленорман узнала, что должна пережить огонь и воду, а затем погибнуть от рук неизвестного мужчины… В пожаре, учинённом отцом Делеза, гадалка уцелела, лодка, в которой находилась ясновидящая, перевернулась и затонула в Сене. Марию спасло чудо: её корсет зацепился за балку, оставшуюся на плаву. Через несколько часов измученную и почти захлебнувшуюся женщину вытащили паромщики. Погибла Мария Анна Аделаида Ленорман во время уличных беспорядков — её задушил молодой человек, так и оставшийся неизвестным.
После смерти Ленорман не обнаружилось ни каких-то особых карт, ни пояснений по технике гадания. Карты, которыми она пользовалась, став предсказательницей судьбы, были самыми обыкновенными. Всё дело было в трактовке, которая у Ленорман была своя. С разными картами у неё были связаны свои образы и соответствующие им смыслы: всадник — новости, клевер — счастье, корабль — поездка. Появилась, правда, особая карта — «бланка», так называемая «карта спрашивающего», но это новшество было заимствовано у Эттейлы. Методы Марии были частично восстановлены лишь её учениками и последователями. Наиболее удачно, пожалуй, это сделала фламандская гадалка Эрна Друсбеке. И то, что мы сегодня называем системой Ленорман, есть на самом деле система Эттейлы — Ленорман — Друсбеке.
И не система символов была главной составляющей её успеха в предсказаниях по картам, а её личное умение вовлечь в толкование этих символов самого вопрошающего, того, о чьей судьбе говорят карты.
Авель, отказывавшийся молчать
6 ноября 1796 года умерла Екатерина II. Её сын и наследник Павел Петрович сразу же бросился в её кабинет разбирать бумаги и нашёл, среди прочего, тетрадку в осьмую часть листа. Писал её какой-то монах Авель, и говорилось в ней о том, когда и как умрёт императрица Екатерина. Были там и другие предсказания.
Павел Петрович велел немедля разыскать и представить ему этого монаха. Не сразу, но монаха нашли. Он уже восемь месяцев сидел в Шлиссельбургской крепости, куда его поместили по указу Екатерины. И сидеть бы ему в заточении до самой смерти, да сбылось его пророчество. Узника вымыли, переодели и доставили в Зимний дворец. Император Павел встретил его ласково; он вообще хорошо относился к тем, кого преследовала его мать. Павел принял от монаха благословение, спросил, где он собирается жить дальше. Авель ответил, что хотел бы остаться монахом. И Павел тут же повелел определить Авеля в Александро-Невский монастырь в Петербурге.
Авель родился в 1757 году в крестьянской семье. Звали его тогда Василием Васильевым. С юности он мечтал посвятить себя Богу и в двенадцать лет покинул родную деревню Акулово, отправившись странствовать. В одном из монастырей он был пострижен в монахи и получил имя Авель.
Через девять лет он попадает в Валаамский монастырь на Ладожском озере. Дальше — годы строгой монашеской жизни, в келье на безлюдном острове. 1 ноября 1787 года «случися ему видение»: два ангела дали ему великий дар прорицания и велели сообщать «избранным», что им предстоит. Авель покидает Валаамский монастырь, снова странствует и через девять лет в другом монастыре в Костромской губернии пишет «книгу мудрую и премудрую, в ней же написано о царской фамилии». В частности, там было предсказано, что Екатерине II жить осталось восемь месяцев и умрёт она скоропостижно.
Авель имел неосторожность показать эту книгу одному монаху, а тот сразу же донёс о ней настоятелю. Книгу вместе с её автором направили в консисторию в Кострому, потом в губернское правление. И везде Авеля допрашивали. Наконец, в сопровождении караула его отправили в Петербург.
Попал он в руки генерал-прокурора графа А. Н. Самойлова. Заглянув в книгу, тот набросился на монаха с бранью: «Како ты, злая глава, смела писать такие титлы на земного бога?» — и трижды ударил его по лицу. Авель же всё стерпел и смиренно ответил: «Меня научил писать сию книгу тот, кто сотворил небо и землю, он же повелел мне и тайны раскрывать».
Самойлов решил, что монах юродствует, велел посадить его в секретную камеру и доложил обо всём императрице. Екатерина, расспросив об Авеле, велела посадить его в Шлиссельбургскую крепость, а на писанные им бумаги наложить печать генерал-прокурора и хранить в Тайной экспедиции. Провёл он в Шлиссельбурге десять месяцев и десять дней. Оттуда его и доставили к Павлу Петровичу…
Через год Авель опять перебирается в Валаамский монастырь. Тут бы ему жить тихо да Бога славить. А он пишет новую книгу пророчеств, в которой говорит о скорой трагической кончине императора Павла. Эту книгу он сам отдал игумену Назарию. И почти сразу закрутилось новое дело. Книга Авеля попала в Тайную экспедицию при Сенате, к генералу Макарову. О ней сразу же доложили императору Павлу, и тот распорядился заключить Авеля в Алексеевский равелин Петропавловской крепости, где Авель опять просидел десять месяцев и десять дней. А потом его отправили в Соловецкий монастырь «под присмотр». В марте 1801 года Павел I был убит, и на трон вступил новый император, Александр I. Пророчество Авеля, таким образом, исполнилось, но свободы ему это не принесло.
Правда, теперь он был монахом, а не арестованным, но покинуть монастырь не мог. И здесь он пишет свою третью книгу пророчеств. В ней, в частности, говорится о том, «как будет Москва взята и в который год». Узнав об этой новой книге, Александр I повелел заточить Авеля в Соловецкую тюрьму и держать его там, доколе его пророчество не исполнится. Прошло ещё одиннадцать лет, которые он провёл в заточении. «Десять раз был под смертью, — говорится в его „Житии“, — сто раз приходил в отчаянье, тысячу раз находился в непрестанных подвигах, а прочих искусов было отцу Авелю число бесчисленное».
И вот пришёл 1812 год. В начале сентября наполеоновские полчища заняли Москву, а уже через два дня город был охвачен пожарами. И вот тогда Александр I вспомнил о пророчестве монаха Авеля и приказал министру князю А. Н. Голицыну, курирующему вопросы духовной жизни, послать императорское повеление в Соловецкий монастырь игумену Иллариону: «Монаха отца Авеля выключить из числа колодников и включить в число монахов на всю полную свободу». И ещё: «Ежели он жив и здоров, то ехал бы к нам в Петербург: желаем мы его видеть и с ним нечто поговорить».
Игумен Илларион, очень притеснявший Авеля, отписал в столицу, что-де «ныне отец Авель болен и не может к вам быть, а разве на будущий год весною». Тогда Александр I послал Синоду указ, чтобы Авеля из Соловецкого монастыря выпустить, дать ему паспорт во все российские города и монастыри, снабдить деньгами и одеждой. Пришлось игумену Иллариону этот указ исполнить, и наконец 1 июня 1813 года Авель вышел из стен Соловецкого монастыря.
Он приехал в Петербург, был хорошо принят князем А. Н. Голицыным (царь в то время был в заграничном походе). Но Авеля снова тянет странствовать. Он отправляется к святым местам; посещает гору Афон в Греции, Иерусалим и собор Святой Софии в Стамбуле. От этого времени сохранились письма Авеля к графине П. А. Потёмкиной, помогавшей монаху материально. В одном из писем она просит его сообщить что-либо из его пророчеств. Ответ его, относящийся к 1815–1816 годам, свидетельствует о многом: «Знаете ли, что я вам скажу: мне запрещено пророчествовать именным указом. Так сказано: ежели монах Авель станет пророчествовать вслух людям или кому писать на хартиях, то брать тех людей под секрет (арест), и самого монаха Авеля тоже, и держать их в тюрьмах или в острогах под крепкими стражами. Видите, Прасковья Андреевна, каково наше пророчество или прозорливство. В тюрьмах ли лутче быть или на воле, сего ради раз мысли… Итак, я ныне положился лутче ничего не знать, хотя и знать, да молчать».
В 1820 году Авель объявился в Москве. Известно, что московские барыни не раз спрашивали у него совета касательно будущих женихов для своих дочерей. Он обычно отвечал, что не провидец и только тогда предсказывает, когда велит ему высшая сила.
Авель прожил ещё четверть века, но об этих годах мало что известно. «Житие и страдание отца и монаха Авеля» написано им вскоре после его путешествия по святым местам, и последующие годы в нём не отражены. Сохранились, однако, кое-какие официальные документы. В отношении от 2 ноября 1818 года князь А. Н. Голицын сообщает, что монах Авель по случаю потери паспорта просит снабдить его новым документом для свободного в Москве или ином городе проживания, а также содействовать в помещении его в Шереметевский странноприимный дом. Александр I, узнав об этом, нашёл неприличным, чтобы монах продолжал скитаться по России, и повелел объявить Авелю, чтобы тот непременно избрал себе монастырь и там поселился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13