Хитрый человечек, хитрый и наверняка безжалостный под маской любезности; в то же время – судя по полкам на стенах – большой любитель книг. Манера держаться крайне нервная, порывистая и при этом весьма аккуратная внешность: черная пижама, серый шерстяной халат, домашние туфли, отделанные мехом.
Мелсона смущало и то, что оба мужчины явно лгали. Он чувствовал эту ложь и в атмосфере комнаты, и в непонятно враждебном поведении Питера Стенли. Неприятное ощущение еще усилилось, когда он увидел Стенли при ярком свете. Этот человек не только вызывающе вел себя, но был болен, и болен давно. Нервно подергивающиеся уголки глаз, непрерывно, словно что-то пережевывая, медленно движущаяся челюсть. Костюм дорогой, но изрядно поношенный, с бахромой на рукавах; галстук, завязанный узким узлом вокруг старомодного высокого воротничка. Стенли уселся в кресло рядом со столом и вынул сигарету.
– Ну? – проговорил он, следя своими налитыми кровью глазами за разглядывавшим комнату Феллом. – Что ж, на мой взгляд, комната вполне подходящая для убийства. А вы как полагаете?
У Мелсона на сей счет пока еще не сложилось никакого мнения. Высокая, со слегка покатым потолком комната. Посредине потолка прорезано окно, две открытые створки которого пропускают свежий воздух, а остальная часть задернута черной бархатной шторкой. Два окна в задней стене комнаты также зашторены. Дверь в левой стене вела, вероятно, в спальню. Вокруг всей комнаты тянулись ряды книжных полок, над которыми висело несколько картин и среди них – с некоторым удивлением обнаружил Мелсон – отличная копия «Золотой молодежи» Хогарта. Что-то, однако, нарушало безупречный порядок комнаты, в ней словно чего-то не хватало. В центре круглого стола была настольная лампа; с одной стороны от нее – песочные часы, с другой – тонкой работы старинная медная шкатулка, украшенная странной формы зеленоватыми крестами. Слева от стола, напротив стула, на котором сидел Стенли, стояло похожее на трон кресло с высокой спинкой и резными ручками. Мелсону показалось странным, что кто-то до блеска вытер пепельницу, хотя в комнате еще чувствовался запах табачного дыма, а на столе не было бокалов, тогда как на буфете виднелись открытые и початые бутылки...
«Черт побери, – подумал Мелсон, – во всем этом что-то не так. Или это просто нервы?»
Из спальни доносился голос говорившего по телефону Пирса. Мелсон еще раз обвел глазами комнату, и его взгляд снова остановился на украшавших шкатулку странных зеленоватых крестах. Возле входной двери большая ширма из тисненой кожи отгораживала почти весь угол. На чеканную медную раму были натянуты попеременно черные и желтые полосы кожи; на черных золотом изображены языки пламени, желтые разукрашены красными и шафранного цвета крестами.
В памяти Мелсона всплыло слово: «санбенито». Что это, собственно, такое – санбенито? Между тем ширма привлекла внимание и Фелла. Шли секунды, наступила неловкая тишина, а доктор продолжал пристально смотреть наширму. Слышалось только его астматическое дыхание да еще шорох почему-то бьющейся об окно шторы. Доктор подошел поближе к ширме, ткнул в нее тростью и заглянул за нее...
– Прошу прощения, сэр, – шагнув вперед, довольно резко проговорил Боскомб, вероятно, не выдержавший нервного напряжения, – полагаю, что у нас есть дела поважнее, чем...
– Чем что? – отозвался, нахмурившись, Фелл...
– ...чем разглядывание моих кухонных принадлежностей. Там стоит газовая горелка, на которой я иногда готовлю себе завтрак. Не столь уж захватывающее зрелище...
– Гм-м-м, пожалуй. Похоже, что вы – ужасно неаккуратный человек, мистер Боскомб. Коробка с кофе перевернута, весь пол залит молоком. – Фелл повернулся и жестом остановил Боскомба, шагнувшего уже было, чтобы навести порядок – Нет-нет. Обратите лучше внимание на другое, а огорчаться из-за пролитого молока вряд ли стоит – что случилось, то случилось. Полагаю, мы понимаем друг друга?
– Не сказал бы.
– Говорю о ковре и следах мела на нем, – проворчал доктор, указывая в сторону похожего на трон кресла. – Откуда взялись эти меловые следы на ковре? Честно говоря, я озабочен: слишком много тут непонятных вещей.
Боскомб, словно опасаясь, что Фелл опередит его, быстро уселся в кресло-трон. Схватившись руками за ручки кресла, он бросил на Фелла полный горькой насмешки взгляд.
– Кто бы вы ни были, сэр, и каким бы ни было ваше официальное положение, я готов ответить на ваши вопросы. Признаюсь, что... гм... ожидал более серьезного отношения к случившемуся. Не вижу ничего загадочного в том, что я опрокинул булытку с молоком или что кусочек мела упал на ковер. Видите вот эту штуку за диваном? Это сложенный бильярдный стол... Я далек от того, чтобы подгонять вас, сэр, но, может быть, вы скажете все-таки, что вас интересует?
– Прошу прощения, сэр, – произнес голос из спальни. Пирс, с трудом сдерживая волнение, обратился к доктору. – Если не возражаете, думаю, у меня есть о чем спросить их.
Боскомб словно оцепенел.
– Я зашел, чтобы позвонить по телефону, – торопливо продолжал Пирс, принимая позу рвущегося в атаку регбиста, – еще перед тем, как этот джентльмен явился сюда за покрывалом. Он взял его с этого вот дивана. Только там были еще кое-какие вещи, и он сунул их за диван. Вот, например...
Боскомб вскочил с места, но Пирс, опередив его, опустился на колени и, пошарив за диваном, вытащил пару связанных вместе шнурками потрепанных дырявых башмаков со свежими следами грязи. Из одного башмака торчала пара грязных нитяных перчаток.
– И вот еще что, – продолжал Пирс. – Одна из перчаток распорота, и в ней застряли осколки стекла, можете взглянуть сами! Вот к этому окну, – Пирс с грозным видом подступил к окну с колышущейся шторой, – я подошел, чтобы проверить, не прячется ли кто-нибудь за шторой. Никто там не прятался, но внизу тоже были стекла. Тогда я поднял штору вот так и...
Окно не было прикрыто полностью. Стекло рядом с ручкой оказалось выбитым, а на белом подоконнике даже издали виднелись следы грязной обуви.
– Что скажете, сэр? Эти башмаки куда больше подошли бы нашему покойнику! Уж наверняка лучше, чем те белые штуковины, которые сейчас у него на ногах! И еще, сэр, я спросил бы у них: не через окно ли вошел в дом этот человек?.. – Тем более, что, взгляните-ка, прямо под окном растет дерево, взобраться на которое смог бы и ребенок. Вот так!
Наступила мертвая тишина. Еще через секунду Мелсон испуганно вздрогнул! Стенли снова разразился диким хохотом, колотя кулаками по спинке своего стула.

4. Труп на пороге

– Мой друг болен, – очень тихо проговорил Боскомб. В его до сих пор непроницаемых глазах можно было прочесть искреннее изумление – не тем, что он попадает под подозрение, а тем, что случилось нечто непредвиденное, катастрофическое.
«Час от часу не легче, – подумал Мелсон. – Человек, способный забыть о разбитом окне и грязном подоконнике, это уже не просто совершивший ошибку преступник, а самый настоящий сумасшедший.»
– Мой друг болен, – откашлявшись, повторил Боскомб. – С вашего позволения я налью ему немного коньяка... Успокойся, старина.
– Что? – вспылил Стенли, его добродушное настроение словно рукой сняло. – Это ты из-за меня извиняешься? Значит, я болен, говоришь? И, разумеется, не отвечаю за свои поступки? А что если я наплюю на всех вас? – Он широко ухмыльнулся. – Через пару минут Хедли будет здесь и, держу пари, он поймет меня... Слушай, братец, – с мальчишеской бравадой, которой противоречило подергивание его век, обратился он к полицейскому, – да благословит господь бог тебя и всех таких, как ты, всю вашу шайку, всех... – голос Стенли прервался, он громко глотнул слюну, а потом еще более зычно продолжал: – Знаешь ты, с кем разговариваешь? Имеешь понятие, кто я?
– Я давно уже ждал, когда вы об этом напомните, – кивнул Фелл. – Если не ошибаюсь, когда-то вы были старшим инспектором уголовного розыска.
Стенли медленно перевел на него взгляд и внезапно притихшим голосом добавил:
– В знак признания былых заслуг уволенный в отставку.
– Так как же, сэр, – обиженным тоном спросил Пирс у доктора, – хотите вы немного расспросить их?
Фелл не удостоил его внимания.
– Дерево! – неожиданно воскликнул доктор. – Дерево! Матерь божья! Это уж всему предел! Кошмар какой-то! Скажите... – оборвав на полуслове, он обернулся к Пирсу. – Сынок, – проговорил дружелюбно доктор, – вы проделали отличную работу. Я всех их основательно допрошу, будьте уверены, но прежде у меня есть для вас одно поручение. – Фелл вынул карандаш и блокнот и, не переставая говорить, начал что-то писать в нем. – Вы дозвонились до Хедли?
– Так точно, сэр, и он уже выехал сюда.
– Спросили, кто занимается случаем в универмаге?
– Да, сэр. Инспектор Эймс. Мистер Хедли сказал, что прихватит его с собой, если только сумеет найти.
– Прекрасно. Пожалуйста, возьмите вот это. – Фелл вырвал листок из блокнота. – Сейчас ни о чем меня не спрашивайте. В перспективе у вас повышение в звании. Ну, с богом. – Фелл смерил суровым взглядом Стенли, которому Боскомб уже сунул в руку наполненный до половины стакан коньяка. – Господа, не хотел бы торопить вас, но подозреваю, что мой друг, инспектор Хедли, может выйти из себя, увидев эти башмаки, а в таких случаях он бывает не слишком вежлив. Не думаете ли вы, что лучше было бы объяснить все мне? И уж, во всяком случае, коньяк я бы на вашем месте пить не стал.
– Идите вы к черту, – огрызнулся Стенли и залпом опорожнил стакан.
– Ну-ну, – сказал Фелл, – проводите-ка его, пожалуйста, в ванную. Не хотелось, чтобы... Вот так, только осторожно – Он подождал, пока Боскомб довел до двери с трудом державшегося на ногах Стенли, а затем, вытерев руки, неверной походкой вернулся – Этого человека, – продолжал Фелл, – всего лишь шаг отделяет от нервного расстройства. Полагаю, мистер Боскомб, теперь вы мне расскажете, что здесь на самом деле произошло сегодня ночью?
– Думаю, – слегка раздраженным тоном отозвался Боскомб, – что вы и сами могли бы при желании в этом разобраться – Он с кислым видом подошел к бару, откупорил бутылку ликера и снова повернулся к Феллу. – Скажу только одно: мне не хочется, чтобы этот псих сделал какую-нибудь глупость, когда до него дойдет, что я всего лишь собирался пошутить... Готов признать, что разбитое окно выглядит довольно странно...
– Весьма. И легко может привести вас на виселицу. У Боскомба задрожали руки.
– Но это же абсурд! Совершенно чужой человек, взломщик, забирается в окно. Что нам остается делать, как не заколоть его часовой стрелкой, а потом морочить себе голову, натягивая ему на ноги новые туфли! Звучит исключительно правдоподобно, не так ли? Зачем бы это нам понадобилось? Взломщика ведь можно было спокойно застрелить.
– Если не ошибаюсь, у вас был при себе и пистолет.
– Поправьте меня, если я ошибаюсь, – задумчиво, склонив голову на бок, проговорил Боскомб, – но, по-моему, никаким законом не запрещено влезать в свое собственное окно – даже надев пару старых башмаков. Башмаки мои. Окно тоже разбил я. Почему – к делу не относится, но сделал это я.
– Знаю, – негромко заметил Фелл.
«Что они, рехнулись все?» – спрашивал себя Мелсон, приглядываясь то к Феллу, то к Боскомбу, которого замечание доктора взволновало, кажется, больше, чем все до сих пор услышанное. Доктор Фелл заговорил теперь уже громче:
– У меня еще масса других «как» и «почему». Я хочу знать, почему Стенли прятался за ширмой, а вы сидели в том большом кресле, когда мистер X поднимался по лестнице. Зачем вы приготовили эти перчатки и башмаки, так тщательно вычистили пепельницу, вымыли стаканы. Мне надо знать, с кем спутала Элеонора Карвер лежавшего на пороге мистера X. Короче говоря, – Фелл искоса глянул на ширму и слегка взмахнул рукой, – короче говоря, я хочу знать правду, которую так нелегко будет выяснить в этом доме, где все поставлено с ног на голову. Гм, гм... Что касается меня, не удивлюсь, даже обнаружив, что кто-то здесь расхаживал по потолку. Может быть, и в прямом смысле слова...
– Что?
– ...кто-то расхаживал по потолку. Мои слова достаточно ясны? Нет, вижу, что нет. Ладно, оставим это, – Фелл небрежно махнул рукой, – и будем считать лишь игрой воображения... Добрый вечер, сэр! Мистер Иоганнес Карвер?
Мелсон вздрогнул. Он не слышал звука шагов; благодаря толстому ковру любой входивший в комнату появлялся, словно призрак. Стоявший в дверях человек не соответствовал представлению о нем Мелсона. Он воображал себе невысокого седого старичка, а перед ним был мускулистый мужчина более шести футов ростом, несмотря на чуть сгорбленную спину. Сейчас он, потирая рукой лоб, смотрел на закрытое покрывалом тело; в его взгляде было больше беспомощности и неуверенности, чем страха – так смотрит ребенок на свой кровоточащий палец. Крупная голова, соломенного цвета с проседью волосы; бледно-голубые глаза, окруженные глубокими морщинами. Тяжелый подборрдок, решительно очерченный рот, морщинистая шея... Одет он был в полосатую пижаму и поношенные туфли.
– Этот... – начал он, подыскивая подходящее слово, – этот... Матерь божья! Я вижу, что этот бедняга...
– Несомненно умер, – сказал Фелл. – Мисс Карвер рассказала вам о том, что произошло? Отлично. Будьте добры поднять край покрывала и сказать – знаком ли вам этот человек?
Карвер почти сразу же опустил покрывало:
– Да, да, конечно. В том смысле, что я его не знаю. Хотя, погодите... – преодолевая отвращение, он снова приподнял покрывало. – Ну, конечно... во всяком случае, так мне кажется. У меня, знаете ли, неважная память на лица. – Он задумчиво потер лоб, блуждая взглядом по комнате. – Имени его я не знаю, но видел определенно... Ну, разумеется, в трактире! Он часто торчал там. Я тоже... гм... люблю там посидеть... Миссис Стеффинс возражает, разумеется. – С внезапной решимостью в голосе он добавил: – Но ей-то какое дело, правда? – и снова огляделся вокруг. – Вот так, значит. Элеонора сказала, что он заколот стрелкой от часов. Но чего ради? В моей коллекции все на месте. Проснувшись, я сразу проверил сигнализацию – полный порядок.
1 2 3 4 5 6