Брал сантехнику тут, советую всем 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Над столом свисал светильник в стеклянном розовом колпаке. Банколен уселся лицом к продолговатому помещению, а мы с Графенштайном заняли места по обе стороны от нашего предводителя. Отсюда хорошо просматривалось огромное пространство, заполненное оживленной шумной толпой. Банколен вынул сигару и рассеянно вертел ее в пальцах, поглядывая на толпу. Пока служащий ставил поднос с коктейлями, мы хранили молчание. Доктор Графенштайн попробовал напиток и брезгливо поморщился. Потом стал машинально двигать его по столу взад-вперед.– Фу! Глупо было приходить сюда. Мне здесь не нравится! – неожиданно энергично заявил огромный австриец. – А уж эти их коктейли! – Высокий бокал казался хрупким в его огромных лапищах. Он презрительно посмотрел на него, словно раздумывал, не раздавить ли. Затем уставился сквозь очки на Банколена. – Потому я и пришел с вами. Вы сказали, что у вас дело по моей части. Это правда?Банколен закурил сигару и задумчиво выпустил струю дыма.– Да, доктор. Меня беспокоит один аспект этого дела. Он очень даже по вашему профилю. Мне хотелось послушать мнение специалиста. Я пообещал моему юному другу, что он увидит меня в деле.– Итак?– Герцог де Салиньи, которого вы, вероятно, увидите сегодня, – это состоятельный, симпатичный и еще молодой человек, – продолжал Банколен. – Сегодня он женился на очаровательной молодой женщине. Вы бы сказали, что это настоящая любовная история для кино. Сегодня вечером, как мне стало известно, они находятся здесь.Графенштайн насмешливо фыркнул:– В наше время мы отправлялись в свадебное путешествие. Мы относились к свадьбе куда серьезнее. Это плохо, Банколен. На умы явно действует…– Современные молодожены, – задумчиво прервал его Банколен, – кажется, видят в уединении что-то не очень приличное. Они считают, что на публике вы должны вести себя так, будто уже лет двадцать, как женаты, а наедине словно не женаты вообще. Впрочем, мне нет до этого дела. Для подобного небрежного отношения друг к другу есть более серьезные причины… Кто-нибудь из вас слышал о невесте?– Я не понимаю… – Графенштайн беспокойно заерзал.– Новобрачная – мадам Луиза Лоран. Четыре года назад она вышла замуж за некоего Александра Лорана. Вскоре после свадьбы его приговорили к содержанию в сумасшедшем доме за преступление в состоянии помешательства.– Ах! – воскликнул Графенштайн, стукнув по столу. – Уж не тот ли это Александр Лоран, кого я осматривал?!– Да, доктор. Насколько я понимаю, это был ваш любимый случай. Помню, в связи с ним вы написали несколько научных статей.Доктор живо поправил очки и устроился поудобнее.– Ну конечно, месье Лоран! Разумеется, я его помню. Что вы хотите знать?– Просто расскажите о нем. Мне нужна какая-нибудь подсказка… отправной момент для размышлений.– Ну, лично мне казалось, – начал Графенштайн, – что это типичный случай гиперестезии – повышенной болевой чувствительности. Убийство на почве вожделения. Но я никогда не слышал, чтобы пациент предпринимал попытку подобного убийства в отношении собственной жены. Вскоре после свадьбы этот мистер Лоран напал на жену с бритвой! К счастью, она нашла в себе силы оказать сопротивление и сумела выбежать из комнаты, заперев его там, пока не подоспела помощь.Банколен достал из кармана несколько конвертов и карандаш. Вычеркивая пункт за пунктом, он писал рядом какое-то длинное слово, отделяя его от прежнего равным расстоянием. Банколен задумчиво пускал дым колечками и следил за тем, как они плавно поднимаются вверх.– Я как раз находился в Туре, и меня пригласили осмотреть его. Это было поразительно! Его мозг работал с изуми тельной ясностью. Держался Лоран спокойно. С ним было приятно разговаривать. Я не обнаружил у него никаких умственных отклонений. Казалось, пациента это несколько изумило. Но я установил кое-какие признаки наследственной эпилепсии. Никаких физических недостатков, если не считать легкой близорукости, появившейся вследствие слишком напряженных занятий. Лоран был высокого роста, пропорционально сложен, без малейших признаков анатомического вырождения. Он носил темную бороду и очки; взгляд карих глаз был спокойным, но очень проницательным. Смертельная бледность лица подчеркивала своеобразный широкий разрез немного выпуклых глаз.Он оказался исключительно образованным лингвистом. Превосходно, без малейшего акцента говорил на немецком. «Я могу объяснить свое заболевание, – заявил он мне, при этом абсолютно бесстрастно! – Но если у меня в мозгу имеется какая-либо ассоциация вожделения убийства, то мне об этом неизвестно. Не думаю, что это имеет отношение к наследственной болезни. Скорее всего, это связано с книгами, которые я читал».Доктор Графенштайн говорил медленно, обдумывая каждое слово.– «Всему причиной крайнее истощение нервной системы, – говорил мне Лоран. – С одиннадцати лет – я был не по годам развит, если эта подробность вам поможет, – я выбирал книги по одной теме. Шерр, Фридрих, Десуар – из Средних веков; Суэтониус, Фридландер из того времени, что называют порочным Римом (а вы читали Видемейстера?); особенно хроники Борджиа, маркиза де Сада; „La Vie de Gilles de Rais“ «Жизнь Жиля де Рэ» (фр.)

. – Графенштайн помолчал. – Простите, сразу не могу припомнить все работы, которые он перечислил. Помню, что он любил писателей с богатым воображением – Бодлера, де Куинси, По. Двух последних он с такой же легкостью читал на английском, как и на немецком.„На меня находит это наваждение, – сказал он, – иногда внезапно, но чаще как результат длительных и неторопливых размышлений. Я начинаю думать, что было бы приятно видеть кровь – кровь мужчины, женщины, какого-нибудь животного. Я не испытывал к ним вожделения. Такое впечатление, будто меня мучит голод и убийство могло бы меня насытить; или скорее такое чувство, какое человек испытывает, разглядывая какую-нибудь картину или статую. Это очень сильное желание“.Да, нужно было его видеть! Он сидел под яркой лампой на низком белом стуле, положив руки на колени. И улыбался мне. Когда он говорил, у него страшно увеличивались зрачки, а улыбка становилась такой широкой… У него были очень мягкие и белые, как и лицо, руки, и его темная борода, хотя и аккуратно подстриженная, была растрепана, словно побита молью.«Я часто убиваю, – говорил он. – И впервые случилось, что об этом узнали. Я очень люблю свою жену. Настолько сильно, что хотел ее убить. Вы слышали легенду о loupgarou, об оборотне? В окрестностях Тура на лугу не так давно паслись овцы, герр доктор. Я убил одну из них. А потом подумал, как было бы приятно убить жену фермера, который там жил. Я умею проникать в дома, герр доктор, таким образом, что об этом никто не догадывается. В ту ночь я постучал в окно и позвал женщину, но она не вышла из дому. Думаю, она испугалась, заметив, что мой рот испачкан кровью. Но я устал и оставил ее в покое».Он часто подергивал плечами, как будто у него нервный тик, а один раз коснулся моей руки. Обычно он сидел спокойно и улыбался, с этой своей шелковистой каштановой бородой и с широко раскрытыми глазами, с любопытством взирающими на мир сквозь стекла очков.Ах да! Я вспомнил еще один факт, который произвел на меня впечатление! Он сказал: «Меня собираются запереть, друг мой. Лучше им этого не делать, потому что они не смогут удержать меня взаперти. Помните эту замечательную строчку: „Ты свистни, тебя не заставлю я ждать!“ Скажите им, чтобы они об этом не забывали, хорошо?»Закончив рисовать нам ужасающий портрет своего пациента, громадный австриец откинулся на спинку дивана.– Он так и сказал? – подумав, спросил Банколен. – Что ж, доктор, тогда я приступлю к рассказу. Полагаю, он вас заинтересует.Сам я на суде не присутствовал и всю информацию об этом деле почерпнул из «Газетт де трибюно», но ее достаточно. Лоран происходит из хорошей семьи, в Туре до сих пор живут его родственники. У него приличное состояние, поэтому его поместили в местную частную клинику для душевнобольных. Десять месяцев назад – в августе прошлого года – он оттуда сбежал.Теперь, когда уже слишком поздно, мы смогли проследить его передвижения. Он поехал в ваш город, доктор, в Вену. Там предоставил себя заботам доктора Ротсволда…Графенштайн невольно вскрикнул.– Могу пояснить, – обратился Банколен ко мне, – этот доктор Ротсволд смесь гения с шарлатаном. А известен он как хирург, обслуживающий преступников.Графенштайн подавленно ойкнул.– Около месяца назад доктора Ротсволда убили.– Я тоже об этом слышал. Парижская полиция взяла на себя труд сообщить вам, что его убил Лоран.– Ротсволд специализировался на пластической хирургии. Думаю, вы к этому ведете?– Да. Каким образом он изменил свою внешность, нам неизвестно. Венская полиция получила показания медсестры Ротсволда. Та знала, что у него имелся пациент и что с его лицом была проведена какая-то пластическая операция, но она никогда не видела Лорана. Ротсволд сам проводил анестезию, тогда как медсестра помогала на первой стадии – при кормлении пациента жидкой пищей, когда лицо пациента скрыто бинтами.Время от времени бесстрастное лицо Банколена застилали клубы дыма от его неподвижной сигары, придавая ему какое-то сатанинское выражение. Он ни разу не повысил голос и неотрывно следил за толпой в зале. Но сейчас его голос дрогнул, пальцы сильнее сжали сигару, во взгляде появилась напряженность.– Что за сцена из балаганного театра для человека с воображением! Дом Ротсволда – коттедж в тени тополей рядом с Киршофштрассе, где в окне операционной низко висит яркая лампа… Лоран покинул коттедж в прошлом году, вечером 7 марта. Полицейский видел человека, вышедшего из ворот дома Ротсволда с двумя чемоданами, который пошел по улице, весело насвистывая… Ночью в полицию позвонили соседи. Они жаловались, что во дворе Ротсволда кошки подняли жуткий вой.В операционной по-прежнему горел свет. Полиция обнаружила голову Ротсволда, выглядывающую из сосуда со спиртом, который стоял на полке, но тело так и не смогли обнаружить.Мне показалось, что голоса в салоне зазвучали громче, жесты беседующих стали более оживленными, освещение более ярким и холодным. Банколен положил сигару в пепельницу и допил свой коктейль. Казалось, он не замечал отдаленного шума. Медленно кивая, Графенштайн задумчиво постукивал друг о друга кончиками пальцев сомкнутых ладоней. Думаю, им было не внове слышать подобный ужас.– И сейчас Лоран находится в Париже, – вздрогнув, подытожил детектив. Глава 2ПОД ПОКРОВОМ НОЧИ – Меня поразило его заявление, – продолжал Банколен. – „Я умею проникать в дома таким образом, что об этом никто не догадывается“. Не думаю, что в полиции сидят одни болваны, но… все-таки мы упустили его. Но лучше все по порядку. Вернемся на два года назад, когда Лоран был изолирован в психиатрической больнице. Его жена переехала в Париж – брак, естественно, был аннулирован – и жила в одиночестве на небольшой доход, сторонясь людей. Она перенесла такое нервное потрясение, что боялась всех мужчин без исключения. – Детектив опять пожал плечами. – Но что вы хотите? Пусть ваша умная психология поможет объяснить ее увлечение блестящим герцогом де Салиньи, привыкшим к славе и к победам.Он задумчиво смотрел на свой стакан.– Но не важно. Так или иначе, в январе прошлого года в газетах появилось сообщение об их помолвке. А в августе, как я сказал, Лоран сбежал из больницы. Должно быть, узнал о помолвке из газет.Несчастная женщина пришла в ужас. Своим побегом бывший муж как бы мягко напоминал ей, что она должна хранить верность его опасной любви. Она отложила бракосочетание до того момента, как его поймают. Но его не нашли! Наш отчаянный де Салиньи терпел, сколько мог, но не мог же он ждать до бесконечности! Даже падение с лошади не лишило его рвения жениться на своей даме сердца. Был назначен день свадьбы…Банколен перегнулся через стол.– И два дня назад Лоран прислал месье герцогу письмо, в котором просто говорилось: „Жениться на ней – не самый разумный шаг. Я слежу. Я все время рядом с вами, но вы этого не знаете“. Господа, можете объяснять себе это как пожелаете. Я же лишь констатирую факты, а умозаключения оставляю для заявления в суде.Герцог де Салиньи принес мне это письмо, когда я только что установил факт пребывания Лорана у доктора Ротсволда. Поэтому у меня были основания сказать ему, что письмо – не пустая угроза. Письмо действительно написано Лораном: у нас были образцы его почерка, присланные из Тура. Салиньи пришел в волнение и, по-моему, испугался. Да, он не намерен дальше откладывать свадьбу, и Луиза тоже. Но вы сами убедитесь, что до тех пор, пока мы не возьмем Лорана, он постарается быть на людях.Графенштайн откашлялся.– И все-таки я не понимаю, как это может меня интересовать, – ворчливо возразил он. – Я же не детектив. Преступление в процессе его расследования для меня не представляет интереса, слава богу, ни малейшего! – Он щелкнул толстенными пальцами и заворочался на диване, словно бегемот.– Нет? – нахмурясь, переспросил Банколен. – Что ж, если психиатр не видит очевидного, бросающегося в глаза факта, как могу заметить его я? Но меня он тревожит.Банколен, облокотившись на стол, раздраженно побарабанил пальцами по вискам. Вскоре он снова поднял хмурое лицо. И тут я решил вступить в разговор:– Нечего сказать – приятный медовый месяц, когда за твоей спиной постоянно маячит полиция. А как все это воспринимает мадам герцогиня?– Я могу представить только несколько способов, благодаря которым Лоран мог перейти границу с Францией… – продолжал размышлять вслух Банколен, когда вдруг осознал мой вопрос. – Мадам? Сами увидите. Кстати, вот она идет… Видите? Интересно, где же ее муж? Я ждал их все время, и наконец они здесь.Она медленно приближалась к альковам. Очень черные блестящие волосы, разделенные посередине пробором, низко прикрывали уши и контрастировали с ее глазами, лишенными всякого выражения. В этих темных, неподвижных глазах под тонкими изогнутыми бровями таился лишь холодный блеск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27


А-П

П-Я