— нервно осведомился Даруэнт.
— Смотрите! — Адвокат описал круг свечой, стоя внутри холла. — В этих двух домах передние комнаты расположены лицом друг к другу. Нам нужна первая дверь направо. Вы готовы, Дик?
— Готов ко всему!
— Тогда идите вдоль правой стены до первой двери... Стойте, вот она! Сюда притащил вас кучер.
Остальные толпились за спиной Даруэнта.
— За нами никто не идет? — послышался голос Кэролайн.
— Можете не беспокоиться, миледи! — ободряюще подмигнул Таунсенд.
— Откройте дверь и входите, Дик, — велел мистер Малберри. — Но сделайте не более трех шагов вперед. Помните, вы говорили, что в тот раз сделали только три шага?
Даруэнт стиснул зубы. Он чувствовал себя так, словно опять готовился предстать перед палачом.
— Хорошо, — согласился Дик.
Переложив подсвечник в левую руку, Даруэнт открыл дверь, вошел в комнату, сделал три шага вперед и лишь тогда решился оторвать взгляд от пола.
Сначала он увидел три свечи в стеклянном канделябре, теперь слегка покрытом пылью. Но они уже догорали и были готовы погаснуть.
Над турецким ковром Даруэнт увидел отделанный черепаховым панцирем письменный стол Фрэнка и стоящий за ним стул, в высокой спинке которого виднелись темно-коричневое пятно крови и тонкий разрез в том месте, где ее пронзила рапира. С правой стороны Даруэнт обнаружил знакомые высокие окна, закрытые ставнями.
Но самое худшее ожидало милорда, когда он посмотрел вперед — на стену, оклеенную красно-золотыми обоями. Позади письменного стола находилось еще одно окно, а за ним — освещенная луной лужайка с кустарником и статуей бога Пана.
— Но там не может быть никакой лужайки! — воскликнул Даруэнт. — По другую сторону этой стены столовая Кэролайн!
— Не совсем по другую сторону, — поправил мистер Малберри.
— Что вы имеете в виду?
— Ростовщик — мистер Калибан — хотел соорудить комнату, в точности повторяющую комнату в Кинсмир-Хаус, за окном которой стояла настоящая статуя. При наличии просторных помещений это не составляло труда. Фрэнк Орфорд убрал кирпичи и подпер потолок железными и деревянными балками. Он хотел построить фальшивую стену из дерева. Но за ней ему нужно было пространство длиной не менее четырех-пяти футов, чтобы вставить в деревянную перегородку фальшивое окно с видом на иллюзию лужайки сельского дома. Я включил лампы, чтобы она выглядела так, как вы ее видели в прошлый раз. Смотрите!
Шагнув вперед, мистер Малберри поставил подсвечник на успевший запылиться стол, где стояла ваза с подгнившими и сморщенными апельсинами, и поднял стоящий позади стул.
— Не делайте этого! — вскрикнула Кэролайн, скользнув к Даруэнту. — Кажется, я поняла! Мы...
Ответа не последовало. Окно имело две скользящие рамы. Размахнувшись, мистер Малберри ударил стулом в нижнюю.
Вместе со звоном разбитого стекла лунный свет и статуя дрогнули и заколебались. Когда адвокат нырнул в отверстие и выпрямился, шорох его ноги по битому стеклу окончательно разрушил мнимую реальность. Он хлопнул рукой по статуе — это оказался не мрамор, а гипс. Малберри посмотрел в комнату сквозь верхнее стекло, и его голова в белой шляпе казалась самым диким зрелищем, какое только можно представить.
— Я видел это, — пробормотал Даруэнт, — всего в трех шагах от двери и при свете только трех свечей. Должно быть, другим удавалось подойти ближе, но ненамного. Власть тьмы...
Мистер Малберри вынырнул из-под верхней рамы:
— Вы же видели в опере, Дик, точно такой же эффект лунного света, сотворенный с помощью ламп! Бутафорская растительность создавала впечатление перспективы. — Он указал на окно позади. — Но было ли это сделано так же мастерски, как здесь?
— Нет, ничего похожего! Но какая разница...
— Спросите себя, — настаивал адвокат, — многие ли могли нарисовать этот задник с четким изображением каждого кустика и каждой травинки, чтобы сцена выглядела абсолютно реальной? — Он кивнул на вазу с апельсинами. — А потом спросите, многим ли, тем более потенциальным врагам, было позволено приближаться к Фрэнку Орфорду со шпагой в руке? Только человеку, знаменитому своими трюками со шпагой! Почему здесь вообще оказались рапиры? Потому что человек, который мог подбросить вверх четыре или пять апельсинов и поймать их острием рапиры...
— Одну минуту! — послышался новый голос, когда Таунсенд втащил в комнату протестующего Джемми.
Вновь пришедший, который также держал свечу, выпрямился и медленно огляделся вокруг.
— Да, это я убил Орфорда, — заявил мистер Огастес Роли с презрительным выражением на худощавом лице. — Но стоит ли так суетиться и печалиться о его кончине?
Глава 23Надеющаяся продемонстрировать, что мы не всегда подозреваем всех
Даруэнт не сразу ощутил шок. Когда мистер Роли признавался в содеянном, он смотрел на два закрытых ставнями окна в правой стене.
Это были обычные окна, выходящие на Сент-Джеймс-сквер. Но власть тьмы и воображение все еще рисовало якобы находящиеся снаружи лужайки и дубы Кинсмир-Хаус. Мог Фрэнк Орфорд рисковать, зная, что посетители услышат шум карет и повозок на площади? Да, мог, потому что летом с наступлением темноты кареты и повозки появлялись на Сент-Джеймс-сквер крайне редко.
Но теперь на них обрушилась новая катастрофа...
— Вы! — Даруэнт любил пожилого декоратора, и его не слишком заботило, какое злодеяние тот совершил. Тем не менее шок был достаточно сильным. — Вы убили Орфорда?
Темные глаза мистера Роли излучали спокойствие, но сам он выглядел очень усталым.
— Дик, Дик! — промолвил он. — Сколько раз я выдавал себя! Сколько раз почти признавался вам!
Даруэнт повернулся к мистеру Малберри:
— Как давно вы это знали?
Лицо адвоката выражало острую неприязнь к самому себе.
— Только начиная с сегодняшнего утра, Дик, когда вы после завтрака спешно покинули нас, чтобы повидать Долли Спенсер. — Мистер Малберри почесал нос. — Я здорово накачался элем. А ваша славная леди, понимая, в чем я нуждаюсь, принесла графин бренди. Спьяну я произнес какую-то латинскую цитату, которую напрочь забыл, насчет неприкосновенности римской виллы, и мне припомнилось то, что я слышал накануне... — он указал на мистера Роли, — в вашем доме, когда Долли Спенсер лежала больная в кровати. Девушка упомянула, как вы однажды изготовили римскую виллу для постановки «Юлия Цезаря», и она выглядела настолько реально, что Долли прислонилась к одной из колонн и опрокинула ее. Я уже говорил вам, что все остальные тайны были для меня так же ясны, как клумба с голландскими тюльпанами, хотя черт бы побрал всех голландцев за их Вильгельма III с его постной физиономией. Но, думая о римских виллах, я посмотрел на вазу с фруктами на столе и вспомнил об апельсинах в исчезнувшей комнате, выглядевших так, словно их проткнули ножом...
— И тут же вспомнили, — понимающе продолжил мистер Роли (в его глубоком голосе слышались нотки горечи), — сколько раз видели, как я ловил апельсины острием рапиры в «Друри-Лейн»?
Мистер Малберри швырнул шляпу в угол.
— Да, — проворчал он, словно признаваясь в грехе. — И наконец я понял, кто убил Орфорда. Я пытался передать сообщение через его славную леди...
— К сожалению, сэр, — прервала Кэролайн, — вы были... не в себе. Теперь я понимаю, почему вы размахивали в столовой связкой ключей. Но все, что вы могли сделать, — это усесться в наемный кабриолет и потребовать сидра.
Адвокат нахмурился:
— Я имел в виду, миледи, погребки с сидром на Мейден-Лейн. Мне нужно было протрезветь с помощью содовой. — Он сердито посмотрел на мистера Роли. — Но ведь вы честный и порядочный человек! Как я мог разоблачить вас, даже зная все? Каким образом вы стали сотрудничать с «фирмой» Орфорда и Флетчера?
Мистер Роли вздрогнул.
— Сотрудничать? — произнес он с таким отвращением, словно по нему ползали змеи. — Во многих отношениях, сэр, я вынужден признать себя подлецом. Но сотрудничать с этой парой? Нет! — Мистер Роли повернулся к Даруэнту. — Милорд, — заговорил он официальным тоном, — когда вы удостоили посещением мой дом на Лукнор-Лейн, чтобы повидать Долли... Как странно, что ее уже нет в живых! Да... Вас могло удивить мое недостойное и малодушное поведение в ответ на ваше тактичное предложение благодарности — за какие услуги, милорд? — и места жительства. Я был не просто без гроша в кармане, я был в долгах.
— Без гроша, но, очевидно, не в том смысле, как всегда говорит о себе Джемми Флетчер, — отозвался Даруэнт. — Он выиграл у меня в пикет несколько тысяч фунтов и тем не менее заявил, что не выплатит проигрыш пари, которое я заключил с ним на исход моей дуэли с Бакстоуном. Должно быть, его скаредную душу терзали страшные муки, когда он платил нанятым боксерам. Джемми еще больший скряга, чем Орфорд.
— Ну нет! — возразил Хьюберт Малберри. — Никто никогда не был большим скрягой, чем лорд Франсис Орфорд!
— Прошу прощения. — Мистер Роли виновато улыбнулся. — Но вы все поймете, если услышите мою нелепую историю. Думаю, я говорил вам, лорд Даруэнт, что меня уволили из «Друри-Лейн» в конце апреля?
— Да.
— Точнее, 21 апреля. Потому что я оскорбил титулованную особу, пролив ему краску на сапог. Меня уволили без предварительного уведомления, никак не компенсируя его отсутствие. А я не смог сберечь ни фартинга из своего жалованья, о чем неосторожно проговорился. — Худое лицо декоратора помрачнело. — Интересно, что мистера Малберри при всем его уме не удивило то, каким образом Эмма и я умудрились просуществовать с конца апреля до конца июля. В противном случае он многое бы понял. Но я отвлекся. В числе пяти знатных господ, подавших на меня жалобу, был лорд Франсис Орфорд. Вечером, в день моего увольнения, он прислал за мной карету, потребовав моего присутствия в доме номер 36 на Сент-Джеймс-сквер.
Смейтесь надо мной, если хотите, но я решил, что Фортуна повернулась ко мне лицом! Я мечтал, что смогу расстаться с нуждой, покупать подарки Эмме... Но карета — если мне будет дозволено поправить мистера Малберри, чьи слова я подслушал, — остановилась не у этого дома, а в стороне от него, чтобы темное закрытое здание, куда лишь изредка входили через заднюю дверь, выглядело заброшенным. Копыта лошадей были обмотаны тряпками, чтобы они издавали как можно меньше шума. В этой комнате я увидел лорда Франсиса.
Мистер Роли судорожно глотнул. Его взгляд устремился на люстру, где только что погасла последняя свеча, а затем на стол в середине комнаты и стоящий позади него стул с окровавленной спинкой.
— Лорд Франсис Орфорд сидел здесь. — Он указал на стул. — Фальшивая перегородка уже была сооружена вместе с еще кое-какими предметами. Лорд Франсис приобретал материалы небольшими порциями, рабочие трудились потихоньку, так что никто из соседей ничего не знал. Он поручил мне как можно скорее вставить в перегородку окно и создать иллюзию пейзажа позади него. В случае надобности я мог поехать в Кинсмир-Хаус, чтобы скопировать статую. За эту работу мне предложили целых десять фунтов! На такую сумму мы с Эммой могли бы прожить три месяца! Я согласился и дал себе клятву, что эта работа будет лучшей из всех, какие мне доводилось выполнять.
Проведя без сна двое суток, я исполнил поручение. Как видите, получилось неплохо. Но в ночь завершения работы, показывая лорду Франсису, как приспособить фитиль лампы, я был в отчаянии. Я истратил на покупку материалов и свои деньги, и те, что занял.
Набравшись смелости, я спросил о плате. Мы были втроем в комнате — лорд Франсис, мистер Флетчер и я.
Даруэнт покосился на Джемми Флетчера. Джемми, словно забыв о наручниках, принял непринужденную позу, помахивая подсвечником в левой руке. На его губах играла странная улыбка.
— Лорд Франсис сидел на этом стуле, читая газету, — продолжал мистер Роли. — Несомненно, лорд Даруэнт, вам было знакомо его выражение лица — брови слегка приподняты, длинный нос сморщен, как будто услышанное оскорбило его обоняние. Но в тот раз он искренне удивился. «Заплатить вам? — спросил он. — Заплатить ремесленнику?» Лорд Франсис никогда не смеялся, лишь улыбался иногда, выпячивая вставные зубы. Смех был противен его утонченной натуре. «Ремесленник должен быть счастлив, — добавил он, — получая плату через год или два».
Должен с сожалением признать, что я потерял голову. Я ничего не сказал. Но как мне объяснить вам то, что я чувствовал? Понимаете, я никогда не считал себя ремесленником, хотя это тоже вполне почтенное занятие. — В голосе Роли внезапно зазвучали нотки гордости. — Я думал о себе как об одном из художников, счастливых делами рук своих, которые в старые времена объединялись в гильдии, и если уступали кому-нибудь дорогу, то только из дружбы. Но очевидно, иногда полезно сдерживать свою гордость.
Я заметил, что лорд Франсис Орфорд очень странно на меня смотрит. Теперь я догадываюсь о причине, так как вскоре многое узнал о деятельности «мистера Калибана». Впрочем, и раньше лорд Франсис и мистер Флетчер говорили при мне не стесняясь, как перед статуей Пана. Но тогда ничего плохого не приходило мне в голову.
Лорд Франсис вежливо извинился, приятно меня удивив, и сказал, что я абсолютно прав и, если приду сюда следующим вечером, мне заплатят.
Когда я пришел снова, деньги лежали на столе. Лорд Франсис попросил меня заверить расписку в получении, и я согласился. Но, по-видимому, я никудышный бизнесмен. Документы, которые я подписываю, остаются для меня тайной. Как бы то ни было, я забрал мои десять фунтов и забыл обо всем.
Это произошло вечером 24 апреля. А спустя неделю на меня обрушился кошмар. Простите мне столь напыщенное определение моих неприятностей. Я получил письмо от мистера Калибана с напоминанием о нашем соглашении недельной давности. Оказывается, мистер Калибан одолжил мне двадцать фунтов под сто процентов. Долг следовало вернуть в рассрочку, четырьмя выплатами. Письмо не содержало требования возвращения долга, а просто напоминало о нем.
Мистер Роли облизнул губы.
— Моим первым побуждением было каким-то образом договориться с лордом Франсисом, но это скоро прошло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32