Он написал в Москву отчёт о конференции с перечислением её участников и подробными справками о них (вплоть до описания внешности, если не удалось сделать фотографию). Его сначала удивило то, что Социолог не был приглашён на эту конференцию. Но, послушав нескольких ораторов, он решил, что Социолог тут выглядел бы белой вороной.
Через несколько дней он прочитал интервью Социолога в одной незначительной газетёнке по поводу этой конференции. «Социальный строй не выбирают, — говорилось в интервью. — Выбирают президентов, сенаторов, депутатов... Выборы президента США или канцлера ФРГ ни в какой мере не являются выборами социального строя этих стран. Как вы себе представляете выбор социального строя? Что вы думаете, человеку при рождении показывают западную демократию и советский „режим“ и предлагают выбирать? Чтобы человек был способен выбирать, он должен вырасти, получить образование, приобрести жизненный опыт. А достигнув такого состояния, он уже приучается жить в той социальной среде, которая ему навязана, которую он был не в силах выбирать. Если человек протестует Против этой среды и борется против неё, он борется против недостатков этой среды, а не за достоинства другой, о которой он не имеет реальных представлений. Я уж не говорю о том, что советские люди, как и люди в любом другом обществе, не однородны. Протестующих единицы. Подавляющее большинство советских людей будет сражаться за свой плохой „режим“ с не меньшим ожесточением, чем западные люди — за свой хороший».
Странно, подумал Немец, что Москву так раздражает этот человек. Вот, например, за такое интервью в Москве должны были бы благодарность ему выразить. А там по этому поводу будут от злобы зубами скрипеть. Зато явно антисоветские высказывания других будут игнорировать. Почему? Москве не страшна никакая ложь о советском обществе, никакая клевета, никакая злобная критика. Страшна спокойная, бесстрастная правда, правда как таковая, правда в любой форме. Потому для Москвы неприемлема даже правдивая апологетика советского общества. Правдивая апологетика вообще теряет качество апологетики и переходит в свою противоположность. Любая клевета на общество ближе апологетике, чем правда.
Он спросил себя, какой «режим» предпочёл бы он сам, старый человек, имеющий в избытке жизненный опыт? И он не смог ответить на этот вопрос. Оказывается, когда приходит жизненный опыт, проблема выбора отпадает. Тем более, что никакого выбора вообще нет.
В дороге
Он включил радио и отыскал советскую радиостанцию. Известный советский журналист-международник (какое нелепое слово — «международник»!) из кожи лез, стремясь доказать, что жизненный уровень на Западе на самом деле не такой уж высокий, как думают на Западе.
Болван, подумал Немец, выключив радио, надо признать, что жизненный уровень тут очень высокий, но пояснить, что это значит в реальности. Высокий уровень жизни сам по себе ещё не есть благо. Он на деле может быть хуже для людей, чем низкий. А главное — он не есть дело добровольного выбора. Он вынужден обстоятельствами. Если бы люди захотели жить на более низком уровне, у них ничего не вышло бы. Когда есть деньги в достаточном количестве, жизнь тут прекрасна. А если их нет?! Деньги ещё заработать надо. Квартира, машина, всякие страховки, больничная касса, отдых — здесь все это стоит дорого. Для массы людей это превращается в кошмар, преследующий их всю жизнь. Одуряющая немецкая бережливость (и только ли немецкая?!) есть тоже вынужденное условие высокого уровня жизни. А как люди живут у себя дома между периодами короткого отдыха? А дети?.. Короче говоря, высокий уровень жизни на Западе содержит в себе не меньше зла, чем низкий уровень в России.
Инструктаж
Когда он входил в кафе, где должна была состояться его встреча с человеком из Москвы, в проходе столпилась группа турок-гастарбайтеров.
— Свиньи, — тихо сказала пожилая женщина своему мужу. — Гнать их надо отсюда.
— Они работают на нас, — ответил муж.
— Сегодня они работают на нас, а через два поколения мы будем работать на них.
— Ну, мы этого не допустим.
А вас и спрашивать не будут, подумал Немец. Вас уже не будет, а ваши внуки и правнуки будут иного мнения. Вот где лежит главная опасность для Запада! Не советские ракеты и танки, а ваши собственные дети суть главная угроза западному обществу...
На этот раз его инструктировал совсем ещё молодой человек. Он отметил, что Инструктор блестяще говорил по-немецки, без малейшего акцента. И всё-таки он чувствовал, что Инструктор не немец из Восточной («нашей») Германии, а настоящий Иван. В облике, в одежде и в манере держать себя в Инструкторе не было ничего такого, что выдавало бы русского. «Хорошо стали учить, — отметил он про себя, — не то что в наше время».
— Вам теперь надо сосредоточиться на пацифистском движении, — говорил Инструктор. — Надо это движение изучить всесторонне. И конкретно: я имею в виду людей. Демонстрации — дело важное. Но не следует преувеличивать их значение. Видите, на площади группа людей с плакатами? Они молчат за мир! Ну и пусть молчат. Для нас важнее умонастроения людей, лишь облекаемые в форму пацифизма. Существенное место в них занимает антиамериканизм. Вот в эту точку и надо бить. Надо сорвать размещение новых американских ядерных установок здесь. Пусть пацифисты требуют одностороннего (со стороны Запада) разоружения. В случае войны они будут требовать одностороннего прекращения военных действий. Конечно, практически они этого не добьются. Но свою долю в дезорганизацию Запада они внесут.
Верно, думал он. Но я бы действовал иначе. Пусть американцы размещают свои ракеты здесь. Пусть тратятся. И настроения антиамериканские тут усилятся. Это важнее. Ракеты скоро устареют, а настроения — нет. Надо здесь накапливать антиамериканские настроения. Спокойно, постепенно. Так, чтобы взрыв их произошёл не сейчас, а перед самой войной.
— Я привёз деньги, — наконец перешёл к сути дела Инструктор. — Я даю вам сорок тысяч, вы даёте расписку на пятьдесят.
Ого, подумал он, у них не только уровень подготовки выше, но и аппетиты тоже. Его предшественник урвал для себя всего пять тысяч.
— Зато вам налоги с этой суммы платить не надо, — сказал Инструктор, как бы прочитав мысли Немца. — В Москве говорят, будто тут даже когда грабители грабят человека, последний просит квитанцию, чтобы отнятые деньги сбросить с налогов.
— Совершенно верно, — холодно ответил Немец. — Так что будьте добры, напишите мне расписку в получении этих десяти тысяч.
Инструктор струхнул. Но деньги не вернул. И расписку не дал.
— Кстати, — сказал Инструктор, уже попрощавшись с ним, — с Социологом приказано закругляться.
Проза жизни
Деньги из Москвы он получал нерегулярно и самый минимум. В Москве же рассчитывали по московским критериям и думали, что он живёт как миллионер. Тысяча марок, например, по официальному советскому (а не западному) курсу означает более трехсот рублей. В Москве это огромная зарплата, а здесь за такие деньги не станет работать даже безграмотная уборщица. А так как на чёрном рынке тысяча марок превращается в три тысячи рублей, то в Москве думали, что он живёт как мультимиллионер. Если бы он мог реализовать эту тысячу марок в Москве на чёрном рынке и жить по советским нормам там, в Москве, летая на ковре-самолёте на работу в Германию, его положению можно было бы позавидовать. А тут — ночь в гостинице, и минимум сто тридцать марок долой. Обед — двадцать или тридцать марок. Заправил бензобак — снова полсотни плати. Высокий уровень жизни на Западе означает прежде всего необходимость добывать много денег, а вовсе не лёгкость их добывания. Конечно, можно прожить и на то, что он зарабатывает сам. Но в таком случае его ценность как агента упадёт до Уровня дилетантов, каких тут тысячи.
Хорошо тем сотрудникам КГБ, которые работают тут под видом дипломатов, журналистов, всякого рода Представителей, а также туристов, членов делегаций, деятелей культуры. Они обеспечены средствами существования по другим, официальным каналам. Для них агентурная работа — развлечение и приработок.
Приближается старость. А у него ни денег, ни пенсии, ни постоянного угла, ни близких. Он все ночи напролёт думает о деньгах. Будь деньги — не было бы никаких тревог. За деньги тут можно все купить — и дружбу, и любовь, и заботу. Без денег здесь не имеешь ничего подобного, каким бы личным обаянием ты ни обладал. А какое может быть обаяние у старого человека, да ещё шпиона?! Стремление разбогатеть здесь вовсе не есть какое-то прирождённое корыстолюбие. Условия жизни вынуждают людей, от природы некорыстолюбивых, стремиться к богатству, подобно тому, как в Советском Союзе многие люди, не являющиеся карьеристичными от природы, вынуждаются делать карьеру.
И мечты
Он теперь чуть ли не каждый день «прокручивает» в сознании один и тот же сюжет. Вот он встречает пожилую миллионершу... Пусть старую!.. Чем старее, тем лучше — скорее умрёт. Он женится на ней. Она передаёт ему свои миллионы. Но эти мечты беспочвенны. Он встречал много миллионерш. Богатые старухи тучами шляются по миру. Но из них не выжмешь даже чашку кофе без сливок. Если бы он был юным прекрасным плейбоем, то, может быть, на него и клюнула бы семидесятилетняя грымза. И за десяток лет непорочной службы она бы отвалила ему пару сотен тысяч, не более. Но он не юн и не прекрасен. В молодости он был лётчиком — прекрасным принцем для русских девчонок в нищих, разорённых из-за войны или войной деревушек. Но для западных богатых старух лётчик всё равно что мусорщик. Многие из этих старух сами летают на своих собственных самолётах...
Что же остаётся? Продаться западным секретным службам? Но таких, как он, тут не покупают. Был у него один агент из невозвращенцев послевоенного времени. Сначала работал добросовестно. Но потом почему-то продался какой-то западной контрразведке. Его выманили в Москву как туриста и там расстреляли якобы за старые грехи. Но всем, причастным к секретным службам, было ясно, за что именно. И правильно сделали — урок. Кроме того, в Москве немедленно перекупили чуть ли не всех агентов той страны, которым было разрешено до сих пор считаться неразоблачёнными. Тоже урок. После этого он не знает ни одного случая, чтобы агентов такого рода перекупали на Западе. Желающих продаться, надо думать, полно. Но желающих покупать уже нету. Боятся!
Передышка
Обычно он останавливается в самых дешёвых отелях. Получив деньги из Москвы, он решил «шикануть» — снял номер в дорогом отеле. Надо несколько дней пожить на уровне благополучных людей. Посидеть в хороших барах и в ресторанах. Побродить по городу. В музеи заглянуть. Отдохнуть, короче говоря. Хороший ресторан, однако, оказался дорогим, но не таким уж хорошим в смысле еды. В музее ему стало скучно. В кино шли фильмы, от которых его давно мутило. Он вернулся в отель. Ему показалось, что в его вещах кто-то рылся, пока он гулял. Но среди его вещей не было ничего такого, что следовало бы скрывать. Он включил телевизор. Шла передача о состоянии сельского хозяйства в США и в СССР. Положение в США преподносилось как катастрофа для фермеров, а в СССР — как рай для крестьян.
Не может быть, подумал он, чтобы немцы, делавшие Передачу, не знали о том, что фильм о советском колхозе есть пропагандистская «липа» явно в просоветском духе. И всё-таки фильм сделали и показали! И миллионы немцев примут эту «липу» за чистую монету! При этом мало кто вспомнит о том, что Советский Союз из года в год закупает зерно в США, а в США оно производится в изобилии. Почему Советский Союз с его необъятной территорией и с такими процветающими колхозами не может прокормить сам себя?
Быть русским
Судьба Социолога была небезразлична ему, как судьба русского человека. Он уже давно заметил, что русскому деятелю культуры труднее войти в мировую культуру, чем любому другому. На Западе русских пускают в число выдающихся деятелей мировой культуры в исключительно редких случаях, да и то при этом стремятся занизить их фактические масштабы. А в Советском Союзе стремятся не выпускать выдающихся русских деятелей культуры в мировую культуру, навязывая неприемлемые для Запада заурядные фигуры. В деле уничтожения и занижения русских гениев Запад и Советский Союз едины.
Он, Немец, тоже гений в своём роде. Если бы собрать все его донесения, написанные в Москву за годы его агентурной работы, и издать в нескольких томах, то это могла бы быть мировая сенсация. Трудно назвать какую-то сторону жизни Западной Германии, которую он не подвергал бы тщательному и беспощадному анализу. Жаль, он не оставлял для себя копии своих донесений.
Сбежали бы они куда-нибудь с Социологом, обработали бы эти бесценные материалы и... Впрочем, на этом «и» и пришлось бы остановиться. Никто на Западе не решился бы напечатать их труд. На Западе так же не любят правду о себе, как и в Советском Союзе. На другой день он покинул город раньше того срока, до которого собирался отдохнуть здесь. Когда он выходил из отеля, на какое-то мгновение ему показалось, что за ним следят. Внимательно осмотревшись, он, однако, не заметил ничего подозрительного.
Выбор пути
У одних выбор жизненного пути обусловлен серьёзными причинами, мотивами и обстоятельствами. У него же вся жизнь была делом случая. Случайно попал в авиационную школу и стал лётчиком. Неплохо воевал. Мог сделать военную карьеру. Но опять случай резко изменил ход жизни: в пьяном виде подрался с командиром эскадрильи, и его уволили из армии. После увольнения из армии он устроился в детский театр, минуя театральное училище, и быстро добился успеха. Ему доверили роль Серого Волка в пьесе «Красная Шапочка». Это возбудило зависть коллег. Они боялись, что его после этого возьмут в Художественный театр, где он будет играть роль Гамлета или даже Ленина. И они подстроили ему пакость, из-за которой его выгнали из комсомола и из театра. К этому времени он уже оказался на учёте в разведке: ценный кадр — знает немецкий язык и обладает артистическими способностями!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28