— У нас от них яички перегреваются.— У кого это «у нас»? — удивленно спросил Козлов.— У нас — это у Вани и у Сани, — сказал Петров и указал на близнецов.— Так, значит, яички. Больше ничего не перегревается?Козлов явно издевался.— Послушай, — зашипел Петров, — я тебе объясню ситуацию. Я их сосед. Ясно? Сосед. Среди ночи их мать позвонила ко мне в дверь и тут же свалилась в обморок. Она, между прочим, до сих пор там бесчувственная лежит. Дети орут. Я чуть с ума не сошел. Попросил друга найти хорошего врача. — Последние слова Петров проговорил с ехидцей. — Что я не правильно сделал?— Все правильно, — потеплел Козлов. — Извини, мужик. Ну, давай-ка посмотрим этих молодцов.Козлов действовал очень ловко. Он достал одного младенца и положил на столик. Толстые большие пальцы нежно мяли животик малыша, а когда врач перевернул младенца на спинку, его грудка уютно поместилась в медвежьей лапе. При этом что-то приговаривал, задавал вопросы и сам же на них отвечал.— Замечательно здоровый парень, — заключил он и передал сонно вякаюшего младенца Петрову. — Поноси его немного.Козлов устроил мальчика на груди Петрова так, что головка оказалась у Петрова на плече, одну руку Петрова врач завел под попу малыша, а другую положил на спинку. Младенец оказался припечатанным к Петрову как осьминожка. Петров чувствовал легкое тепло ребенка, его молочно-кисловатый запах. В том, как ребенок прильнул к нему, было столько беспомощной доверчивости, что у Петрова возникла странная мысль: если бы сейчас кто-то покусился на мальчика, он бы перегрыз обидчику глотку.Козлов осмотрел второго мальчика, тоже взял его на руки, и они ходили по комнате, тихо переговариваясь и укачивая младенцев.— Я согласен с тем, — сказал Козлов, — что дети беспокоились из-за режущихся зубок. Десны у них распухли, но в остальном все в норме. Можно им, конечно, сделать укольчики, анальгин с димедролом, но я бы не стал. Мне кажется, что до утра они проспят спокойно.Петрова едва не передернуло, когда он представил, как в малышей всаживают иглы.— Не надо никаких уколов, — сказал он.— Вот и я так думаю. Все, клади. Где их мама?Петров, обрадованный тем, что дети не погибнут, забыл о Зине. «Еще одна морока», — подумал он и расстался то ли с Ваней, то ли с Саней почти с сожалением.Зина лежала в той же позе. Козлов склонился над ней, раздвинул веки и посмотрел, как реагируют на свет зрачки, потом посчитал пульс.— Это не обморок, — сказал он. — Ты температуру мерил? Нет? Достань градусник из моей сумки.Козлов расстегнул блузку на Зининой груди и неожиданно выругался:— Ешкин корень! Она что, до сих пор их кормит?— Понятия не имею, — пожал плечами Петров.Козлов ловко снял с бесчувственной женщины джинсы, блузку и лифчик. Петрова поразило ее почти детское, как у подростка, тело. Неужели это тело могло произвести на свет таких здоровых пацанов? Могло. И даже их выкормить — на сосках виднелись белые капельки молока. Это не вызвался у Петрова отвращения. Наверное, потому, что грудь была потрясающе красива.— Ну-ка, давай посадим ее, — сказал Козлов, убирая раковинку фонендоскопа от Зины.Петров держал ее за плечи, врач прикладывал фонендоскоп к спине.— Все, клади обратно, — сказал Козлов. Скверно. По-моему, воспаление легких. Надо бы в больницу.Петров плохо знал Зину, но почему-то был уверен, что уехать от детей она не согласится. Он по делился своими сомнениями с Козловым.— У нее есть родственники? Кто-нибудь, кто ухаживал бы за ними?— Понятия не имею. Кажется, есть сестра и бабушка. Муж лег на дно. В том смысле, что он моряк и сейчас в плавании.— Судя по записям в карточках, близнецы дают жару уже дня три. Она просто обессилела, плюс болезнь, температура тридцать девять и восемь.Скверно. Элементарная логика подсказывает, что ей просто некого было позвать на помощь.«Надеюсь логика тебе не подсказывает, — подумал Петров, — что единственное спасение — я, сосед». Но вслух он ничего не сказал.— Но сейчас главное не это, — продолжал рассуждать Козлов. — Главное — сцедить молоко. Она, видно, пропустила кормление. Температура, возможно, вирус — мастит обеспечен. Придется потом резать грудь, операция, боль страшная и все такое прочее. Неси два стакана и помой руки. Будем сцеживать.Петров не очень хорошо понял ход мысли доктора, но ему стало жаль Зину, чью замечательную грудь мог изуродовать скальпель хирурга. Он отправился на кухню и принес два стакана для коктейлей.Козлов усадил Зину на край тахты, укрыл ей ноги одеялом, сам устроился так, что одно Зинино плечо опиралось на его грудь. Петрова он заставил сесть рядом с Зиной и поддерживать другое ее плечо.— Смотри, — командовал педиатр, — вот так нажимаешь на сосок и сцеживаешь молоко. В две руки мы быстрее управимся.— Быстрее? — ошеломленно переспросил Петров.Он попробовал повторить действия врача, пальцы его дрожали.— Соски у нее необычного цвета — розовые, — отметил Козлов. — Красиво, как у рембрандтовской Данаи.— Самое время о живописи поговорить. Черт, все равно не выходит.Наконец Петров приспособился, и его стакан тоже стал наполняться.— Нет, у меня, конечно, богатая фантазия, — бормотал Петров, — но чтобы с этим органом такое проделывать…— Ты думаешь, я специалист? Это второй раз в жизни. В первый раз я вот так женился.— Что ты «вот так»? — не понял Петров.— Подрабатывал на «Скорой». Приезжаем по вызову. Мать с ребенком. Только мы вошли, она бултых в обморок. Ребенку три месяца. Мы ее привели в чувство, никакого диагноза, кроме переутомления, я поставить не мог. Идем к соседям — присмотрите, мол. Но там пьянь сплошная. Звоним на станцию — помощь оказали, говорят, уезжайте. Плюнул я на все и остался. Кажется, на всю жизнь. Так что ты берегись. А со «Скорой» меня поперли.«Бред! — подумал Петров. — Рождественская сказочка».— Ну, я-то с морячком тягаться не смею, — сказал он. — Слушай, помнишь у Мопассана рассказ: едут в купе мужик и кормящая мать, поезд запаздывает, молоко у нее убегает, и он выручает страдалицу, заменив младенца?— Самое время о литературе поговорить, да поздно вспомнил. Мы уже закончили. Но у тебя еще будет возможность — утром, часов в семь, надо снова сцедить. И так четыре раза в день. Молоко поставишь в холодильник. Утром его надо прокипятить и дать детям.Петров не нашелся что сказать.Они уложили Зину на кровать, и Козлов принялся ковыряться в своем саквояже, доставать шприцы, бутылочки.— Она очень истощена, — вздохнул врач. — Сейчас мало кто кормит, а до девяти месяцев — вообще редкость. Питается, видно, неважно, опять-таки болезнь. Ей бы витамины поколоть, глюкозу и прочее.— Где я буду искать ее родственников? Послушай, у тебя есть кто-нибудь, сиделка, или как там?Мне завтра, то есть сегодня, на работу нужно кровь из носу.Козлов не отвечал. Он наполнил шприц, повернул Зину на бок, спустил ей трусики и всадил укол в ягодицу. Петров не мог не отметить, что ягодицы у соседки такие же крепенькие, как у младенцев, только покрупнее.— У меня есть, — сказал Козлов задумчиво. — Наша старшая медсестра, Тамара Ивановна, недавно ушла на пенсию. Надежна, как Эверест, и подрабатывает по уходу за младенцами. Но это стоит денег.— Деньги — не проблема.— Для тебя, может быть, и не проблема, а для этой девчушки, — Козлов кивнул на Зину, — очень даже проблема.— Сколько она берет, Тамара Ивановна?— Обычно за одного ребенка пять долларов в день. А тут близнецы и мать, — с сомнением проговорил врач.— Ты можешь ее уговорить?— А ты потом потребуешь деньги с соседей?— Слушай, — обиделся Петров, — нас с тобой вроде объединяет такое дело — по стакану сцедили, а ты ко мне как к сволочи.— Извини, — улыбнулся Козлов. — Значит, так.Врача мамаше завтра можешь вызвать? Нет? Тогда я сам. Рецепты на антибиотики и прочее я оставлю.Тамара Ивановна схему знает.— Так она приедет?— Если жива, то мне не откажет. Еще… Впрочем, я лучше ей самой все и расскажу. На всякий случай мой телефон тоже оставлю.Пока доктор писал, Петров слонялся по комнате, не зная, чем заняться.— Выпить не хочешь? — просил он.— В четыре утра?— Действительно, слишком поздно. Или слишком рано? Сколько я тебе должен?— Купи на все памперсы малышам.— Не дури. Ты же тащился сюда, проторчал два часа.— Значит, удвой гонорар и купи на все.Петров проводил врача и искренне его поблагодарил:— Ты отличный мужик, Козлов.— Ты, Петров, тоже вроде ничего. * * * Перед Петровым встала проблема: где ночевать.Поразмыслив, он решил, что Зина вряд ли заплачет и описается, а близнецы вполне могут. Он пошел в квартиру соседей и улегся на Зинину кровать. Но три часа до звонка будильника только беспокойно ворочался. Ему все казалось, что малыши сейчас проснутся и заплачут или, наоборот, перестанут дышать.Петров вставал, подходил к кроватке, прислушивался, проверял сухость штанов и снова ложился.В восемь пришла Тамара Ивановна. Петров обрадовался этой невысокой плотной женщине со строгим лицом, словно посланнице Небес. Он показал медсестре, где находятся дети и их мать, договорился об оплате и ринулся в душ.Надевая костюм и поглядывая на спящую Зину, он думал о том, что вот его участие в делах этого семейства и закончено. Если Зина не заразна, то ее можно перенести домой: и Тамаре Ивановне будет удобнее, и ему.Петров зашел в соседскую квартиру попрощаться. Тамара Ивановна переодевала близнецов.— У них зубки режутся, — сообщил Петров.— Уже прорезались, — буркнула Тамара Ивановна.Петров подошел и посмотрел. Действительно, на деснах близнецов появились маленькие белые пятнышки.— У детей нет еды, — не глядя на Петрова, проговорила Тамара Ивановна.— Я забыл вам сказать. У меня в холодильнике молоко, его надо…— Не надо им молока от больной, еще И с антибиотиками. Немного возьму, чтобы резко не переходить, а вы купите детское питание.— Ага, я купите. Доктор Козлов сказал…— Много он понимает, этот доктор. Будете детей голодом морить — я уйду. И где памперсы? Я стирать не обязана.— Детей голодом морить не будем, — медленно проговорил Петров, едва сдерживая раздражение. Рассказывать о вредности памперсов он больше не хотел. — Скажите точно, что купить и где это продают.Пришлось ехать в гастроном на Мясницкую.Петров сложил баночки и коробочки в пакет, уже подойдя к машине, чертыхнулся и вернулся за памперсами.— Теперь я могу быть свободен? — приторно вежливо спросил он дома, передавая покупки Тамаре Ивановне.Старуха ничего не ответила, отвернулась и ушла.За что, интересно, она его невзлюбила? * * * В кабинете президента компании, Юры Ровенского, стоял длинный ониксовый стол с кожаными креслами вокруг, у окон в кадках росли деревца, пол устилал толстый ковер. Здесь проходили их совещания и переговоры. Эта обстановка разительно отличалась от прокуренного зала пивной с народным названием «У брата» на улице Александра Ульянова. Именно там пять лет назад зародилась идея создать фирму по сборке компьютеров. Первые проекты писались на бумажках, залитых пивом и с жирными пятнами от вяленого леща. Теперь перед ними лежали стильные папки с текстами, отпечатанными на лазерном принтере.В конце 80-х годов многие ринулись заполнять пустующую нишу — привозили в Россию компьютеры из-за рубежа или собирали их на месте. Но многие так же быстро сошли с дистанции.Самые легкие и скорые деньги делались тогда на финансовых пирамидах. Именно они утянули с компьютерного рынка главных конкурентов петровской фирмы «Класс», Название возникло от модного словечка, которым выражали наивысшую похвалу.Петров и Ровенский заняли жесткую позицию: первые пять лет вся прибыль шла на расширение производства и организацию сети продаж. Они не ездили по экзотическим курортам, не покупали шикарных автомобилей, жили в коммуналках, и мало кто догадывался, что они ворочали большими деньгами. И только когда «Класс» вышел на такие позиции, что подвинуть его уже никто не мог, фирма и ее руководители перешли на другой качественный уровень: переехали в современный офис, открыли личные счета в банках, уселись в автомобили последних марок.Сегодняшнее совещание в определенной мере тоже было судьбоносным — определяли дальнейшую стратегию. Проще говоря — во что вкладывать деньги.«Класс», как и другие крупные компьютерные фирмы, сам деталей не производил, закупал их в странах Юго-Восточной Азии и в Ирландии. Построить заводы по выпуску микросхем нечего было и мечтать — для этого требовалось две сотни миллионов долларов. Но делать первые шаги в этом направлении, по мнению Петрова, следовало: выпуск корпусов для компьютеров оправдал бы себя уже через шесть лет. * * * — Мы растекаемся лужей, — говорил он на совещании, — вместо того чтобы стать хорошим озером.Подвернулись попутные выгодные контракты с мебелью — организовали «Класс-мебель», «Класс-авто» тоже постепенно расширяется. Из тридцати пяти филиалов в тридцати чем только не занимаются: и медикаментами, и спортивным инвентарем. Осталось только памперсы производить.— Или свиноферму открыть, — поддержал его Потапыч. — Звучит: «Класс-свинина». Нас в школе учили — экстенсивный путь плохо. Надо зреть и копать в корень. Ты, Юра, — он обратился к Ровенскому, — предлагаешь открыть учебный центр.А зачем? Зачем садиться в последний поезд, когда первые уже давно ушли и набирают скорость? Конечно, прибыль это принесет, и деньги обернутся быстро. И покатим мы по утоптанной тропе, когда надо рубить свою просеку.Но остальные их точку зрения не разделяли. В том числе и Ровенский. Журавль в небе — это красиво, синица в руках — надежно. * * * С Юрой Ровенским Петров учился в математическом интернате при МГУ. С тех пор они и дружили. Петров всегда был умнее Юры: быстрее и оригинальнее решал задачи в школе, больше книжек читал и разбирался в вещах, о которых Ровенский имел смутное представление. Производство наладить, коллектив сплотить и внушить трудовой энтузиазм у Петрова тоже получалось лучше. Но он безоговорочно признавал, что именно Юрка должен управлять фирмой. У Петрова не было бронированности и целеустремленности Ровенского.
1 2 3 4 5 6 7