— Какой день? — Ольга не сумела скрыть раздражение.
— Сегодня мне очень плохо, потому что пришло письмо.
И поскольку Ольга молчала, мать продолжила без прежнего надрыва в голосе:
— Пришло письмо от твоей сестры. В нем говорится о смерти твоего отца.
— Хорошо, мама, я заеду вечером, — быстро ответила Ольга.
Соглашаться на вечер было ее ошибкой, поняла она, когда открыла своим ключом дверь материной квартиры. Получив письмо утром, мать за целый день успела подготовиться. И теперь Ольга, войдя в комнату, изумленно застыла на пороге.
Зеркало было завешано тонкой материей.
Сама мать сидела на диване, обложившись подушками, в черном платье и черной косынке, повязанной по самые брови, так что волосы совсем не были видны.
— Что случилось, мама?
— Ты что, не поняла? — нервно отозвалась мать. — В семье покойник. И потом, почему ты опоздала? Я думала, ты будешь к шести.
— Я сказала «вечером». А точное время не называла, — терпеливо возразила Ольга.
— Вот именно, я ждала.
Ольга поняла — мать приготовилась заранее, чтобы получился соответствующий эффект. Ольга все не шла, и матери надоело сидеть этаким чучелом.
— Ну хорошо, так что там с письмом? — миролюбиво спросила Ольга, подсаживаясь к матери на диван.
Мать вытащила откуда-то из-под себя довольно помятый листок бумаги.
— Там не очень можно разобрать. Потому что когда я читала, то плакала, — сообщила она.
Ольга низко наклонилась над письмом, чтобы скрыть злую улыбку: письмо было написано шариковой ручкой, такие буквы от слез не расплываются. Да полно, слезы ли? Она отогнала от себя видение: мать сидит над письмом и капает на него водой из пипетки. Нет уж, что-что, а плакать по заказу ее мать всегда умела.
— Читай вслух, доченька!
Ольга поморщилась от фальшивых ласковых нот в голосе матери и медленно прочитала:
+++
"Здравствуйте, мама!
Прошу простить меня за печальные вести, но я должна сообщить Вам, что двадцатого апреля этого года умер мой отец, а ваш муж Синицын Георгий Петрович. Он скончался в больнице, где лежал до этого месяц. Диагноз — инфаркт, хотя до того, как первый раз попал в больницу, он на сердце никогда не жаловался. Похоронен он на Строгановском кладбище, в нашем городе оно единственное.
Еще раз простите за горестную весть, но я решила, что Вы должны об этом знать. Передайте также, если сочтете нужным; это моей сестре Ольге.
Надеюсь, что вы обе находитесь в добром здравии.
Лена Синицына".
+++
По окончании чтения мать всхлипнула и поднесла к глазам черный же (откуда она его только выкопала?) кружевной платочек. , — Бедная, бедная моя девочка! Одна там.
Совсем одна!
— Почему ты думаешь, что она там совсем одна? — возразила Ольга. — У нее вполне могут быть муж и дети.
— Откуда у тебя этот равнодушный тон? — вскричала мать. — Ты только что прочла о смерти собственного отца и не проронила ни слезинки!
Ольга закусила губу и, чтобы не наговорить лишнего, стала внимательно разглядывать письмо. Написано четким почерком без помарок и ошибок. Лишнего ничего не сказано. Тон письма весьма сдержанный, даже официальный. Понятно, она не знала, куда пишет, кому. Возможно, письмо прочитали бы совершенно посторонние люди. Скорей всего, она долго раздумывала, как написать, сделала черновик. Пишет, что отец скончался двадцатого апреля, а на письме дата — второе мая. То есть похоронили, поминки справили, и только потом она написала, чтобы не заподозрили, что денег просит.
Гордая, значит, сестричка!
Ольга спокойно отметила, что при слове «сестра» в ее душе ничего не шевельнулось.
Мать смотрит с упреком во взоре. А кто, интересно, все это устроил?
Ольга вспомнила, как в детстве они все жили вот в этой квартире — мать, отец, она и маленькая сестренка Лена. Но та появилась потом. У них с Ольгой была большая разница — семь лет. В воспоминаниях самого раннего детства родители все время ругались.
Отец очень громко кричал на мать. А та отвечала ему визгливым голосом. Потом Ольга помнит, как они с матерью долго ехали в поезде, потом жили в маленьком городе у родственников, и тетка там все в чем-то мать упрекала, а мать отругивалась.
Позднее Ольга расспрашивала мать об этом периоде, та сказала, что больше не могла жить с этим человеком, он иссушил ее сердце — мать любила красивые обороты. А потом он приехал за ней и на коленях умолял ее вернуться. По иной версии, Ольге подошло время идти в школу, и надо было ехать в большой город, чтобы дать ребенку приличное образование. А скорей всего, мать все же вняла теткиным уговорам и, поглядев вблизи на жизнь в провинции, сообразила, что лучше жить с нелюбимым мужем, но в большом городе в трехкомнатной квартире, чем вообще без мужа и в двухэтажном деревянном домике на шесть семей с общей кухней и удобствами во дворе.
Так или иначе они вернулись, и через год родилась Ленка — маленькое орущее существо. Родители немного отвлеклись от скандалов, Ольга пошла в школу, а через три года отец забрал сестру и навсегда исчез из жизни матери и Ольги. Ольге тогда было десять лет, но потом она несколько раз задавала матери прямые вопросы.
— Почему вы расстались? — спрашивала она.
— У этого человека страшно тяжелый характер, — отвечала мать.
— Почему нас поделили?
— Потому что он любил твою сестру больше, чем тебя..
— Почему? — не отступала Ольга.
На этот вопрос она каждый раз получала разные ответы.
— Я никогда его не любила, — говорила мать, округляя глаза, — я всю жизнь любила одного человека, ты — его дочь.
— А зачем же ты вышла за отца? Ты его обманула?
— Он знал обо всем и на коленях умолял меня выйти за него замуж! — восклицала мать, прижав руки к груди.
В следующий раз она утверждала:
— Он нарочно украл мой паспорт и не отдавал его, пока я не пойду с ним в загс!
Со временем, когда Ольга достаточно выросла, мать немного изменила первоначальную версию:
— Он заманил меня, невинную девушку, напоил и взял силой. Что мне потом было делать, когда под сердцем стучалась ты? — Мать всегда любила выражаться красиво.
Ольга махнула рукой на расспросы, ей это стало неинтересно. Она занялась своей жизнью — учебой, поклонниками. Мать тоже пыталась несколько раз выйти замуж, но каждый раз до конечного результата дело не доходило: то в последний момент оказывалось, что кандидату в мужья просто негде жить и он жаждал прописаться в их удобной трехкомнатной квартире, то у очередного поклонника обнаруживалась престарелая мамаша, к которой он был страшно привязан, а та заочно невзлюбила будущую невестку — словом, каждый раз, пока рядом с ней находился мужчина с цветами и конфетами, прилично одетый и чисто выбритый, мать была счастлива. Но как только доходило, так сказать, до дела, то есть появлялась серьезная угроза, что в их уютной чистенькой квартирке появится большое неряшливое ворчащее существо, которое надо будет кормить, обстирывать и вообще всячески ублажать, все мечты матери о замужестве сходили на нет.
Ни с отцом, ни с сестрой они не поддерживали отношений. Ольга была мала и не успела привыкнуть к отцу, тем более что он ей совершенно не занимался, поэтому разлуку перенесла совершенно безболезненно, а расспрашивала мать просто потому, что не любила никакой недосказанности. Они прекрасно существовали раздельно. И совершенно незачем было матери сейчас лить крокодиловы слезы.
Матери действительно надоело изображать безутешную скорбь, и косынка лезла на глаза, поэтому она тяжело вздохнула и откинулась на спинку дивана.
— Что же делать, что делать? — бормотала она.
— А что ты собираешься делать? — удивилась Ольга.
— Но ведь он умер!
— Ну и что? — Против воли в душе Ольги поднималось раздражение на лицемерие матери. — Почему ты так сокрушаешься о смерти человека, с которым не делала попытки видеться двадцать шесть лет? И судя по твоим рассказам, он не заслуживает, чтобы о нем плакали.
— Тише, тише! — Мать испуганно перекрестилась, что окончательно вывело Ольгу из себя. — Он может услышать, его душа…
— Послушай, он умер почти месяц назад, совершенно незачем завешивать зеркало! И умер не здесь, и она, его дочь, давно его похоронила.
Кстати, ты собираешься отвечать ей на письмо?
Обратный адрес есть.
— Мне очень больно. — Мать отвела глаза.
— Действительно, что можно написать дочери, которую бросила в трехлетнем возрасте? — зло поддела Ольга.
Мать картинно заломила руки, скосила было глаза на зеркало, чтобы посмотреть, как она выглядит, но зеркало было закрыто дурацкой тряпкой, и она зарыдала от обиды, что не может на себя посмотреть в роли «оскорбленная мать».
— Тогда я сама напишу, — продолжала Ольга как ни в чем не бывало.
Мать перестала рыдать и взглянула на нее подозрительно: она отлично знала свою дочь и неоднократно имела случай убедиться, что Ольга просто так ничего не делает. Ольга же и сама не могла пока объяснить, но интуиция подсказывала ей, что нежданное письмо от сестры, про которую она давно забыла и думать, может быть ей очень полезно в дальнейшем.
* * *
Хотя до прибытия поезда в Петербург оставалось еще больше часа, Лена давно уже стояла у окна в коридоре, ей хотелось первой увидеть трубы и высокие дома большого города, ее родины, усмехаясь, повторяла она про себя. Мельком оглядела она свое отражение в окне. Выглядит она сегодня не очень, как и вообще в последнее время после смерти отца.
Да и раньше, выражаясь образно, путь ее не был усыпан розами, а только их шипами.
«Неудачница! — твердил отец. — Моя дочь — неудачница».
Он и умер с этой мыслью, возможно, это сильно его точило и ускорило смерть, ведь, несмотря ни на что, отец очень ее любил.
У них не было никого, кроме друг друга, они всегда жили вдвоем, вернее, почти всегда, потому что бабушка, мать отца, умерла, когда Лене было восемь лет. Незадолго до смерти она рассказала Лене, что где-то в далеком городе Ленинграде у нее есть мать и сестра. Лена, конечно, тут же побежала расспрашивать отца и получила резкую отповедь. Мы с тобой — вдвоем, ответил отец, и не будем больше возвращаться к этому предмету. Лена подчинилась, она всегда делала все, как он скажет, кроме одного случая.
Отец читал лекции в Политехническом институте, в их городе это был единственный технический вуз. Говорили, что преподаватель он был неплохой, но уж очень строгий — студентов притеснял неустанно. Характер у отца был тяжелый, это уж Лена знала достаточно хорошо. После смерти бабушки прошел год, в школе набирали кружок хореографии, Лену взяли охотно — у нее были прекрасные природные данные. Танцевать ей всегда хотелось, но дома отец никогда не поощрял «бабское кривлянье», как он называл ее танцы. В кружке никто не называл танцы кривляньем, было очень интересно. Скандал разразился, когда Лене было двенадцать лет, и педагог из кружка повела ее на конкурс в балетное училище. Лену приняли, но отец воспринял все в штыки.
«Чтобы делать профессией дрыганъе ногами? — кричал он. — Ведь Плисецкой ты все равно не станешь!»
В первый и последний раз в жизни Лена настояла на своем, один Бог знает, чего ей это стоило. Но выхода не было, она просто не могла жить без балета.
Все шло прекрасно, она закончила балетное училище, ее взяли в их местный театр и даже со временем стали поручать роли второго плана и обещали послать на конкурс в Москву. А потом велели разучивать партии примы — так, на всякий случай, как говорил главный… Лена вышла замуж, отец смирился с балетом и даже изредка ходил в театр.
Но однажды на репетиции она неудачно упала и сломала ногу. Мало было перелома кости, так еще и связки порвались. Терпение, говорили врачи, ты молодая, все заживет, имей мужество. Мужества Лена имела предостаточно, терпения тоже. И еще всепоглощающее желание танцевать.
Нога зажила не правильно, кость снова сломали, поставили спицы и наложили гипс. Опять месяцы ожидания, и снова все не правильно срослось. А дальше началась бесконечная череда операций, муж отпал где-то между третьей и четвертой, Лена как-то и не заметила его ухода.
В конце концов врачи отступились. Можно было бы попробовать поехать в Москву, но операция там стоила безумных денег, которых не было.
Два года больниц и операций не прошли даром. Лена очень подурнела, стала нервной и раздражительной.
Если бы ты в свое время послушалась меня, твердил отец, и пошла в нормальный вуз, то ничего бы этого не было. Ты вообще не сломала бы ногу, а даже если бы и сломала, это не помешало бы тебе остаться полноценным человеком.
Отец ее любил, это верно. Беспокоился за нее, но утешать и поддерживать дочь в трудную минуту он никогда не умел.
После лечения Лена не хромала, и боли в ноге прошли, но диагноз врачей был таков: танцевать она не сможет никогда.
Кому нужна балерина, которая не может танцевать? Кто возьмет ее на работу, если кроме танцев она ничего не умеет? Вести кружок хореографии при жилконторе? На это не проживешь. У Лены началась депрессия, они сильно ссорились с отцом, а потом он слег в, больницу и через месяц умер.
Дней через десять после похорон, разбирая бумаги отца, Лена нашла какую-то справку, не то бумаги о разводе, не то что-то по поводу ее, Лены. Там был адрес и имя — Синицына Алла Борисовна, — и Лена поняла, что это ее мать.
Она подумала и послала письмо наугад по старому адресу, не представляя себе, жива ли мать вообще и помнит ли отца и ее, Лену. Через неделю она забыла о письме, потому что накатило одиночество. Было ужасно просыпаться одной в пустой квартире, вставать, зачем-то тащиться на кухню, не потому что хочется завтракать, а чтобы занять себя чем-то. Лена очень похудела, хотя и раньше была худенькая, и три года без танцев веса ей не прибавили. , После отца осталось немного денег, хватило на похороны, поминки и еще на два месяца скромной жизни. Вопрос о том, что делать дальше, уже не маячил где-то вдалеке, а стоял на пороге. Лена вяло подумывала о самоубийстве — это решило бы все проблемы. И в это время в ее жизнь незаметно вошла Раиса. Жила она на их лестничной площадке в двухкомнатной квартире с полупарализованной матерью и двумя мальчишками-близнецами десяти лет.
1 2 3 4 5