Отрывистым жестом он слегка увеличил громкость речитатива, а затем осторожно, так чтобы не потревожить магические структуры, уже возведенные в необходимых местах, используя лишь принадлежащую ему власть, он начал плести заговор подчинения. Теми смертными, которые поднимались сейчас по лестничному колодцу, можно было пренебречь: когда они появятся, их уничтожение путем сожжения дотла станет лишь частью церемонии.
Ошеломленный и оскорбленный, Генри пытался встать на ноги. Он не имел ни малейшего представления, насколько близок Селуччи, так как запах последователей Ахеха и издаваемые ими звуки не позволяли ему определить, где находится детектив.
«Стало быть, ты отвлекаешь его, а Майк его убивает. Довольно просто».
Если бы так. Хотя физическая атака не возымела должного эффекта, возможно, его внимание можно будет отвлечь каким-нибудь другим способом. Он же мог попытаться воздействовать на мага звуком собственного голоса. Вампир оторвался от стены. Существовал один вопрос, в ответе на который он был крайне заинтересован.
— Почему ты причинил вред Вики Нельсон?
Тауфик улыбнулся, точно зная о намерениях обитателя ночи, ибо накопившаяся сконцентрированная сила дала ему возможность проникнуть во все, кроме разве что самых глубочайших, уровни сознания противостоящей ему великолепной бессмертной ка. Это не имело особого значения. Через мгновение он сможет применить заговор абсолютного повиновения, после чего немедленно будет приведена в действие третья, и последняя, часть заклинания. Так что момента, когда он сможет наконец поглотить эту ка, ждать осталось недолго. Отвечая на вопрос обитателя ночи, он сможет заполнить этот промежуток времени.
— Твоя Вики Нельсон была избрана моим повелителем. Используя аналогию, которую вы способны постичь, можно сказать, что он неожиданно приказал подать себе особую пищу, не ту, которую ему предлагали у стойки в буфете. А поскольку боги не могут непосредственно вмешиваться в людские судьбы, за исключением тех, которые присягнули ему на верность, я приготовил пищу для него, поместив его избранницу в ситуацию наибольшей беспомощности и отчаяния. То обстоятельство, что она оказалась как раз той смертной, которая была предметом твоей заботы, — не что иное, как чистое совпадение, уверяю тебя, обитатель ночи. Вам пришлось предпринять уйму усилий, чтобы вытащить ее из тюрьмы?
— На самом деле не так уж много. — Генри остановился у самого края возвышения, у той границы, где враждебные силы мага-жреца еще не воздействовали на него, и постарался попасть в ритм с единым сердцебиением хора. — Когда я там появился, она была близка к тому, чтобы освободиться и без моей помощи.
— Почти сожалею, что она пришла сюда с вами. — Ка обитателя ночи воспламенилась, и Тауфик почти целиком погрузился в прихоти собственного желания. — Ты думал, что я не ощутил присутствия твоих сотоварищей, не так ли? Теперь я, разумеется, должен буду убить ее.
— Тебе придется сначала убить меня.
Тауфик рассмеялся, но выражение на лице Генри ничуть не изменилось и его ка по-прежнему излучала яркое устойчивое сияние. Домага не сразу дошел смысл этого заявления, и, сколь оно ни показалось ему бессмысленным, выплыло оно из глубочайших, защищенных слоев ка обитателя ночи, и он понял, что мысли этого младшего по возрасту бессмертного в точности соответствуют его словам. Шок и замешательство нарушили процесс создания заклинания абсолютного повиновения. Эбеновые брови сомкнулись на переносице.
— Ты готов отдать за нее свою бессмертную жизнь? За женщину, чье существование должно означать не более чем мгновенное насыщение?
— Готов.
— Это безумие!
Сознавая, что от заклятия полного повиновения остались одни лохмотья, Тауфик видел, как все его возможности просто выскальзывают у него из рук. Как только эти двое смертных вошли в башню, их гибель была вплетена в церемонию освящения. Женщина должна умереть. Ее смерть обещана Ахеху. Но для того чтобы она умерла, он должен убить и обитателя ночи. Если он убьет его, все могущество, заключенное в этой великолепной ка, навсегда будет утрачено.
«Нет! Я не могу утратить его ка! Она моя!»
Генри не имел ни малейшего представления, что заставило Тауфика нахмурить брови, но маг-жрец определенно выглядел крайне встревоженным.
«Я могу захватить его ка. Овладеть ею сейчас же. Использовать мощь уже почти завершенного заклинания освящения. Воспользоваться силой, истекающей из проходящих обряд посвящения. Заплатить цену...»
Но какой должна быть эта цена? Несомненно, если он поглотит бессмертную жизнь, это даст ему власть, равную власти Ахеха. А может быть, и большую.
Речитатив начал звучать громче. Наступало время перехода к третьей, заключительной и наиболее действенной части заклинания освящения. У мага не оставалось времени на создание другого заклинания абсолютного повиновения. Он не собирался отказываться от потрясающей, великолепной ка этого обитателя ночи.
Решение возникло в промежутке между двумя ударами сердца, Тауфик направил всю свою волю на концентрацию накопленного могущества и всю эту мощь бросил на поддержку заклинания овладения. Это будет насилие, не обольщение, которое он изначально планировал, но конечный результат будет идентичным.
Солнце сияло белым золотом на сетчатке глаз вампира, и он чувствовал, как сам начинает возгораться. Фицрой ощущал мощь, питавшую это пламя, чувствовал, как она уже пожирает его, обрамляет контуры всего тела, чувствовал... что-то знакомое.
Голод. Он ощущал голод Тауфика.
Затем он почувствовал ладони Тауфика на своем лице, они подняли его голову, и маг встретился с ним взглядом. Бездонные эбеновые глаза прекратили его падение.
Сердцебиение восторженных приспешников ревом отдавалось в ушах Генри. Нет. Делобыло не в них. Их общее сердцебиение он услышал в тот самый момент, как добрался до вершины башни. Это же было сердцебиение чуть более частое, чем у нормального человека, и звук доносился сквозь соприкосновение кожи с кожей. Сердцебиение самого Тауфика. Разгонявшее его кровь. И в этот момент Фицрой осознал, что от мага — невзирая на все украденные им столетия жизни — исходил запах смертного. Тауфик был смертным в ту ночь, в парке, был смертным и теперь.
И тогда вампир высвободил свой собственный голод, отпустив поводок, ограничивающий свободу движений в этом цивилизованном мире, заставившем его надеть на себя это ставшее привычным ярмо.
Стальные пальцы впились в плечи Тауфика, и тот не смог удержать вскрик, заставляя себя сосредоточить внимание не на поддержании исступленного восторга адептов, а на поисках источника угрозы. Маг безошибочно опознал голод на лице бессмертного, которое зажал в своих ладонях.
— Обитатель ночи, — прошептал он, внезапно осознав, какую силу удерживает, что именно остается в легендах, когда те перестают быть легендами. Пока маг произносил два этих слова, он почувствовал, что ка, которую мечтал поглотить, готова вырваться из-под власти заговора, и на долю мгновения он смог проскользнуть в глубину светло-карих глаз, приобретших теперь цвет полированного агата.
Хватка на его плечах становилась все мощнее. Кости начинали трещать. В отчаянии Тауфик высасывал все большую силу из новых последователей своего бога, обращая ее на усиление заговора защиты, — таким образом ему приходилось расплачиваться за собственное легкомыслие, поскольку его оборона трещала по швам. Если он сможет высвободить часть энергии для заговора овладения, у него, скорее всего, останется достаточно сил, чтобы вырваться, но заговор овладения — единственное, что у него осталось. Оглядываться назад было поздно.
Маг оторвал взгляд от глаз бессмертного, и сомкнул руки на его шее. В следующее мгновение последовал ответный удар — железная хватка сомкнулась на его собственной шее, и только магическое усилие предохранило дыхательное горло от сокрушительной силы больших пальцев обитателя ночи.
«Я не должен высвобождать его ка!» Он бросил всю мощь заговора овладения против силы обитателя ночи.
Солнце превратилось в гибельное пламя, но голод смог провести Фицроя сквозь этот ужас, чтобы ответить на зов взывавшей к нему крови.
* * *
Селуччи, задыхаясь, прислонился к стене диско-клуба, одной рукой заслоняя глаза от болезненно-яркого света, отбрасываемого при вращении серебряного шара.
«Что вытворяет этот королевский ублюдок?! Предполагалось, он должен отвлечь внимание мумии, а не плясать вместе с ним под его дудку».
С того места, где он стоял, Майк видел только спину Фицроя и длинные темные пальцы, сжимающие его шею. Слегка переместившись вправо, он смог бы разглядеть, что и пальцы вампира сомкнулись на горле высокого темнокожего мужчины; вероятно, в более приемлемых обстоятельствах его можно было бы счесть весьма привлекательным. Хотя он не смог бы объяснить почему, Селуччи обрел полную уверенность, что эта попытка взаимного удушения — не более чем сплошное очковтирательство, а настоящая борьба происходит на каком-то другом уровне.
«Может быть, следует позволить им придушить друг дружку, а потом пристрелить того, который останется?» Взведя курок, Майк ступил на танцпол. Картину, открывшуюся теперь его взгляду, можно было бы назвать «вид сбоку». Хотя верхние части тел противников раскачивались взад и вперед, оставаясь на расстоянии не больше вытянутой руки друг от друга, обе пары ног не сдвигались с места. «Ладно, я, конечно, не Барри By, но думаю, из такой позиции промахнуться будет трудно». Он встал в стойку, навел пистолет двумя руками и постарался выровнять дыхание. Быть может, у него был бы лучший шанс, если бы он дождался, пока легкие не перестанут вздыматься, как у астматика, но со всем этим нужно было закончить, используя выражение самого Тауфика, «как можно скорее», поскольку, если Рэйчел Шейн не ошибалась, у всего мира оставалось не так уж много времени.
В таком маленьком, закрытом пространстве звук пистолетного выстрела распространился мгновенно. Однако в цель он не попал.
— Вот дерьмо, будь я проклят!
В ушах звенело. Селуччи снова поднял пистолет, но, к несчастью, хотя выстрел его не причинил никому вреда, внимание мага-жреца он к себе привлек.
* * *
Звук выстрела чуть не заставил его отдернуть руки от ка обитателя ночи, и лишь многовековой опыт практической магии позволил спасти заговор овладения от полного разрушения. Он еще сильнее сдавил пальцы на горле младшего бессмертного, проклиная судьбу за эту заминку, и в то же мгновение, воспользовавшись паузой, перевел дыхание и высосал еще немного жизненной силы из восторженных адептов своего повелителя. После чего издал грозный рык:
— Остановите его!
* * *
— Остановить? — Селуччи отступил на шаг, затем еще на один. — Ох, будь ты проклят!
Он был настолько увлечен борьбой Фицроя с мумией, что почти не обратил внимания на расположившихся полукругом, распевающих какие-то молитвы мужчин и женщин. Вообще-то он прошел, можно сказать, прямо сквозь их строй, но это почему-то никак не отразилось в его сознании. «Я все понимаю, у меня был трудный день. Но подобного рода невнимательность к деталям может привести к гибели. Просто не могу представить, что я допустил подобное легкомыслие».
* * *
Где-то порядка двух-трех десятков человек, волоча ноги, выступили из тени. Продолжая распевать, они медленно двинулись в сторону Селуччи; лица их были устрашающе бесстрастными, лишенными какого бы ни было выражения.
Майк отступил еще на несколько шагов и поднял пистолет. Хотя он опознал среди них нескольких высокопоставленных офицеров полиции, казалось, те не сознавали, что в руке у него оружие, и продолжали наступать. Еще два или три фута, и он окажется на краю танцевальной площадки, спиной к стене. Пятнадцатилетняя служба в полиции позволяла ему не терять спокойствия — во всяком случае, внешне — но Селуччи чувствовал, как его начинает охватывать паника.
Он лихорадочно принялся искать, во что можно было бы выстрелить, дабы привлечь внимание этой стаи зомбированных людей к тому факту, что он здесь единственный, у кого имеется оружие. Пожалуй, вращающийся хрустальный шар был самой подходящей целью. Отступив еще на один шаг, Майк нажал на курок.
Потолок взорвался, разбрызгивая сжатую противопожарную пену и клочья звукоизоляционного покрытия вниз, на распевающую свои молитвы толпу. Не обращая внимания на эхо, колотившееся в черепе, Селуччи опустил пистолет.
Казалось, вмешался какой-то инстинкт самосохранения, и зомби прекратили свое наступление, но живая преграда между ним и Тауфиком все еще оставалась.
«Прекрасно, и что дальше?»
Из застывшей на месте толпы отделился, с трудом волоча ноги, один человек. Вопреки скудному освещению, Селуччи без труда его узнал.
— Инспектор Кэнтри!
Ладонь, державшая пистолет, вспотела, как только его непосредственный начальник подтащился поближе. В группе зомби, следовало признать, находилась парочка занимавших крупные посты полицейских, которых Селуччи пристрелил бы с радостью, но к инспектору Кэнтри это не относилось. Он был одним из небольшого числа чернокожих, занявших высокое положение в полиции задолго до того, как были введены в действие соответствующие программы, и, несмотря на все вздорные интриги, постоянно затевавшиеся вокруг него, поднялся над рядовыми, веря в справедливость закона и руководствуясь в большей части своих поступков присущим ему неистребимым чувством юмора. То обстоятельство, что Тауфик смог подчинить себе достойного человека, совершенно лишив его собственной воли и чести, потрясло Майка, и он с ужасом ощутил, что увлажнились не только его ладони, но и глаза.
— Инспектор, мне вовсе не хотелось бы...
Подняв вверх массивную руку с растопыренными пальцами, тот, словно в учебном ролике, изобразил команду «Сдай пистолет». Его сподвижники продолжали между тем свои песнопения.
Рев, непрерывно раздававшийся под сводами его черепа, почти лишал Селуччи возможности сосредоточиться и обдумать ситуацию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45