И когда проходила Галина, сердце у него билось, как когда-то при виде Наташи. Правда, тогда оно стучало мощно и ритмично, а теперь — лихорадочно, иногда с мучительными спазмами, как мотор в старом, заслуженном «газике».
В тресте заметили, что Василий Иванович подобрел. Раньше, бывало, когда управляющий выступал на собрании, провинившиеся знали, что сейчас они будут подвергнуты бичеванию, клеймению и сожжению на медленном огне.
Теперь все изменилось. Будто на бушующие волны вылили бочку тюленьего жира. Перестала при звуке голоса Василия Ивановича качаться люстра, из глаз исчез зловещий отблеск начищенной стали, а виновники «пропесочивались» теперь столь мягко, будто крупнозернистый песок превратился в бархатный крем.
Но причины никто не знал. Василий Иванович тщательно замуровал в своей душе это внезапно вспыхнувшее чувство, и единственный человек, посвященный в его любовные томления, был Василий Иванович. Но не пятидесятилетний Василий Иванович, образцовый семьянин, обладатель округлого живота, ишиаса и ревматизма, а какой-то совсем другой. И хотя он сидел внутри настоящего Василия Ивановича, он был значительно моложе, смелее и эгоистичнее, этот двойник. По малейшему поводу он вступал в спор с Василием Ивановичем и доказывал, что именно он-то и является настоящим.
Первый спор у них произошел из-за притчи, которую Василий Иванович где-то читал. В притче говорилось: «Старик паломник узнает дорогу в обетованный край, где бьет волшебный источник. Входят в источник седовласые старцы, а выходят румянощекие и белозубые юноши. Узрел старик это чудо, и вспыхнула в нем жажда молодости. Он уже было сбросил с себя исподнее и, дрожа от нетерпения, приблизился к источнику, но вдруг был поражен мыслью: ведь старая жена его не узнает! Кряхтя, оделся старик и пошел за своей старухой, чтобы вместе с ней окунуться в волшебную влагу. Не пришлось супругам омолодиться: старик забыл дорогу к источнику».
Двойник. А ты, Василий Иванович, пошел бы за своей Наташей?
Василий Иванович. Конечно! Эх, как хороша была она, Наталья Петровна…
Двойник (иронически). Была… В том-то и дело, что была. Не криви душой, испугался бы, что забудешь дорогу. Сам бы сначала выкупался!
Василий Иванович. Ну а потом все равно пошел бы за Наташей!
Двойник (вкрадчиво). А если бы по дороге встретил Галину?
Василий Иванович (смущенно). Гм… ты чего от меня хочешь? Чтобы я пошел на поклон к этой девчонке? Да ведь она надо мной смеяться будет!
Двойник (многозначительно). Кто знает! Брюхо у тебя, Василий Иванович, опадает, еще месяц зарядки—и появится что-то вроде талии, бриться ты начал каждый день. Попробуй!
Василий Иванович. Что попробовать?
Двойник (на ухо). Понемногу завлекай девчонку. Провожай домой, подарок сделай. Намекни на свое чувство, понял?
Василий Иванович (возмущенно). Так вот чего ты от меня хочешь, негодяй! Пошел прочь!
Двойник (обиженно). Ну что ж, уйду. Только все равно меня позовешь, старый осел.
И Василий Иванович звал. Однажды двойник нашептал ему интересную мысль, и Василий Иванович, сдавшись, начал нехитрую интригу.
Несколько работников треста занимались на вечернем отделении строительного института. Учиться, конечно, было нелегко, и по отдельным предметам студенты отставали. Василий Иванович доподлинно знал, что Галина плачет над «сопротивлением материалов», как раз над тем предметом, в котором он был признанным в тресте авторитетом.
Призыв управляющего помочь отстающим поддержали все. Галину, конечно, прикрепили к Василию Ивановичу, который, поломавшись для виду, согласился.
Интрига удалась, и два часа в неделю после работы Василий Иванович совершенно легально был наедине с Галиной. После занятий он провожал ее домой, что было легко объяснить, ибо жили они почти рядом. И всю дорогу блистал остроумием, рассказывал интересные истории, в которых как бы невольно раскрывались его весьма симпатичные качества.
Галина была в восторге. Ей впервые пришлось встретить такого занимательного собеседника… Она сравнивала Василия Ивановича со знакомыми молодыми людьми, и эти ребята с их псевдовеселостью и спортивными увлечениями меркли перед ним, как свечи перед прожектором. Она даже призналась себе, что немножко влюблена в этого блестящего пожилого человека, который, когда начинал говорить, казался привлекательнее и моложе ее сверстников.
…Раньше недели мирно текли одна за другой, в порядке живой очереди. Каждый день был похож на предыдущий, и лишь воскресенья были оазисами среди этого бесконечного разнообразия времени, аккуратно нарезанного на календарные дни. И праздники, конечно, несколько раз в году.
Теперь праздник был раз в неделю, в пятницу. Все остальные, длинные и серые, дни были прелюдией к пятнице, когда Василий Иванович давал очередной урок сопромата, остроумия и житейской мудрости.
Отношения с двойником понемногу налаживались. Правда, после пятницы двойник несколько дней подвергался нападкам, упрекам и даже иногда изгонялся. Но по мере приближения заветного вечера он вел себя все нахальнее, а в пятницу обращался с Василием Ивановичем, как с мальчишкой. В этот день он был хозяином положения.
— Ты серьезно продвинулся, — чревовещал он, — будь же решительнее, смелее!
И Василий Иванович сдался снова.
В году есть день, когда женщины особенно остро ощущают свою принадлежность к нежному полу, когда они приветливо смотрят на изнывающих в очередях мужчин и пожинают во всевозможных видах вполне заслуженные ими лавры.
Когда-то, много лет назад, Василий Иванович в этот день, 8 Марта, делал жене подарок, покупал билеты в театр и после спектакля ехал с ней в ресторан. Но это было давно, так давно, что даже сама Наталья Петровна забыла об этой традиции.
Теперь он решил эту традицию воскресить. Все должно было остаться по-прежнему. Кроме одной детали.
Под каким-то предлогом Василий Иванович вызвал Галину в кабинет, поздравил с праздником и протянул ей изящный футляр.
— Моей способной и очень милой ученице, — сказал он, широко улыбаясь.
В футляре лежала дорогая брошь.
— Я не могу принять этот подарок, — сказала Галина, покраснев, — он слишком дорогой. Зачем это, Василий Иванович?
— Это бирюза, — сказал Василий Иванович, — она такая же голубая, как ваши глаза. Видите, даже рифмуется. Кстати, Галя, помните, вы мечтали полюбоваться Улановой в «Ромео и Джульетте»?
— Помню, — прошептала Галина, видя, что Василий Иванович достает из кармана два билета.
— Вот ваш билет на сегодня. Я рад, что могу доставить вам это удовольствие. То есть удовольствие доставит Уланова, я, как вы понимаете, в партии Джульетты был бы значительно менее эффектен.
Галина смущенно улыбнулась.
— Благодарю вас, вы очень добры.
…Придя в театр, Василий Иванович первым делом зашел в буфет и выпил для храбрости бокал шампанского. Он ждал и боялся предстоящей встречи. Сегодня на его жизненном пути может появиться новый зигзаг. Ведь согласилась же она принять от него дорогой подарок! Итак, сегодня он выяснит ее отношение к себе. Сегодня… Василий Иванович выпил еще один бокал и направился в зал.
Найдя шестой ряд, он начал продвигаться вперед, боясь поднять глаза.
Грудь сжимало, ноги отяжелели, и он почувствовал себя очень старым и дряхлым. Еще один шаг — и взор его застыл на дорогой бирюзовой броши. Он смотрел на нее остановившимся взглядом, как смотрят на шарик, зажатый в руке гипнотизера.
Он сразу узнал эту брошь и узнал платье, к которому брошь была приколота.
Он наконец поднял глаза и встретился со смеющимся взглядом жены. Это, конечно, была она, сомневаться было чудовищно глупо. И все же это было невероятно.
— Ты уже промочил горло, Вася? — услышал он ее ласковый шепот. — Дождаться ресторана не мог? А я, признаться, не ожидала, что ты на старости лет вспомнишь про нашу прежнюю традицию! Глазам своим не поверила, когда эта милая девушка из треста принесла мне билет и брошь. Сказала, что ты занят и придешь прямо в театр. А за брошку спасибо, как раз к этому платью.
Василий Иванович сел на место и кивнул головой. С минуту он молчал, затем нагнулся к жене и сказал:
— А ты, Наташа, права, зарядку я брошу делать.
С моим сердцем — и такую зарядку!
СЕМКИНЫ МУСКУЛЫ
У Витьки и Семки был враг. Он жил на соседней даче. Лешка был взрослый мальчишка, ему было двенадцать лет. Он подкарауливал братьев и хлестал их крапивой.
— Давай вместе на него нападем и всыплем, — предложил Семка. — Я буду его держать за ноги, а ты жечь крапивой.
— Не выйдет, — ответил Витька. — Потому что ты слабый, неразвитый физически. У тебя нет мускулов. От игры в лото мускулов не бывает. А ты целые дни только и делаешь, что играешь в лото.
— Зато от лото развивается мозг, — сказал Семка. — Я буду умный.
— Мозг без мускулов плохо работает, — возразил Витька. — Женька из седьмого класса сказал, что от мускулов в мозг идет питательная кровь. Вот если бы у тебя были мускулы, мы бы вдвоем от Лешки мокрого места не оставили.
— Ну а как сделать мускулы? — заинтересовался Семка.
Витька задумался.
— Знаешь, Семка, — предложил он, — давай я буду твоим тренером. Только, чур, слушаться! Тогда у тебя уже вечером будут почти такие же мускулы, как у меня, понял?
— Ага, — кивнул Семка. — А что ты за это хочешь?
— Ничего, — великодушно сказал Витька. — Я буду тренером-общественником. Это когда бесплатно. К нам в третий «Б» ходит такой, старшеклассник. Нужно только достать эспандер.
— А что это такое?
— Это на двух ручках такие пружины, которые нужно растягивать для силы. Или резина.
— А где ее достать?
Витька наморщил лоб.
— Знаешь где? — воскликнул он. — Иди сними с папиных штанов подтяжки, они резиновые. Их тоже можно растягивать. Это упражнение поможет тебе крепче держать Лешкины ноги, потому что он будет дергаться.
— А если папа узнает?
— А он не узнает. Папа надевает подтяжки только тогда, когда едет в город за продуктами. А ручки для подтяжек мы отцепим от маминой сумки.
Вскоре эспандер был готов. Витька зацепил одну ручку за крючок для полотенца, а другую дал Семке, который изо всех сил потянул ручку на себя.
— А почему подтяжки обратно не растягиваются? — спросил он.
— Наверное, резина лопнула, — сообразил Витька. — Иди вешай подтяжки на место, и пойдем учиться плавать. От плавания мускулы тоже растут.
— А я могу только ногами за дно цепляться.
— Ничего, — обнадежил Витька. — Мы возьмем лодку, выедем на середину реки, и там я тебя выброшу в воду. Ты побоишься утонуть и тут же научишься плавать.
— А вдруг я не побоюсь и утону? — возразил Семка. — Не хочу!
— Значит, ты трус, — решил Витька. — Правильно тебя Лешка жжет крапивой.
— Ну, пойдем, — вздохнул Семка. — Только выбрасывай меня не на середине реки, а у берега, ладно?
На речке было много народу. Витька выпросил у Павла Ивановича, соседа по даче, на пять минут лодку и усадил в нее Семку.
— Ты только не бойся, — приободрил он бледного брата. — Авось не утонешь.
— Да я не боюсь, — оказал Семка, вздыхая. — А может, лучше я тебя выброшу, а?
— Чего меня выбрасывать? — Витька ударил веслами по воде. — Я и так плаваю как рыба. Ну, становись ко мне спиной, я тебя неожиданно толкну.
Семка отрицательно замотал головой:
— Не хочу, вода холодная.
— Эх ты, трусишка! — сказал Витька. — Ну ладно, садись на весла, буду учить тебя грести.
Семка осторожно поднялся, чтобы поменяться местами, и Витька сильно толкнул его в грудь. Семка завопил, ухватился рукой за Витькину рубашку, и братья, стукнувшись лбами, шлепнулись в воду.
— Тону! — дико закричал Семка, окунаясь с головой. Но тут же он ударился руками о дно и поднялся.
Воды в речке было чуть повыше колена. Семка стоял и бессмысленно таращил глаза на Витьку, который хлопотал около перевернувшейся лодки.
— Негодные мальчишки! — топая ногами, кричал с берега Павел Иванович. — Вы утопили мои туфли!
— Подумаешь, туфли, — возмутился Семка. — Тут человек утонуть мог, а он — туфли!
Витька все-таки нырнул и нашел одну туфлю.
— А где вторая? — кричал Павел Иванович.
— Может быть, у вас была всего одна туфля? — предположил Семка.
В воду вошел лодочник. Он выругал братьев, перевернул лодку и разыскал под скамейкой на корме вторую туфлю. Братья выбрались на берег, старательно обошли стороной Павла Ивановича и отправились домой.
— Все, больше я тебя не тренирую, — заявил Витька. — Теперь тебя даже девчонки будут лупить крапивой.
— Ну, последний разок! — взмолился Семка. — Вот увидишь, все буду слушать. Хочешь, я на обеде компот тебе отдам?
— Ладно уж, — сжалился Витька, — последний раз куда ни шло. Видишь кирпичи? Возьми две штуки и тащи до дому. От тяжестей тоже мускулы растут.
Семка послушно взял два кирпича, прижал их к груди и понес. Шагов через тридцать он сказал:
— Тяжелые! Возьми один кирпич ты.
Витька пожал плечами:
— Мне не надо, у меня и так мускулы есть.
— А ты просто так, помоги, — уговаривал Семка. — Я ведь помогал тебе бидончик с квасом нести.
— Вижу, от тебя никакого толку не будет, — рассердился Витька.
— Ну ладно, ладно, донесу сам, — испугался Семка.
Пыхтя и обливаясь потом, он донес кирпичи до дачи. Витька пощупал у него мускулы и удовлетворенно сказал:
— Вот видишь, уже крепче.
— Правда? — обрадовался Семка.
— Ага, — кивнул Витька. — Не то чтобы очень крепче, но все-таки крепче. Если с месяц будешь тренироваться, тогда мы запросто всыплем Лешке. Только ешь побольше каши, от нее мускулы растут.
Мама удивилась и обрадовалась, когда за обедом Семка попросил добавку. Пока она ходила за кашей, Семка шепнул Витьке:
— Ты знаешь, в меня уже не лезет, я наелся, как волк.
— Все равно ешь, — посоветовал Витька. — Как-нибудь ложкой проталкивай.
Семка наелся каши до того, что начал хрипеть.
— Может быть, хватит? — спросила мама. — Возьми, сынок, яблоко, вместо компота сегодня.
— Пусть ест все, — сказал Витька. — Авось не лопнет.
— Что он, верблюд? — рассердился папа. — Ему ведь не нужно в горб про запас откладывать! Что это вы придумали?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17