Доставка супер Wodolei
почему? Ц сказал я.
Ц Потому что я поверю всему, что вы мне скажете, Ц просто ответила она.
Этими безыскусственными словами она дала мне ключ к своему характеру. До
верие к людям было отражением ее собственной полной правдивости. Тогда я
угадал это сердцем. Теперь я знаю это по опыту.
Миссис Вэзи все еще сидела за опустевшим обеденным столом, когда мы весе
ло подняли ее с места, чтобы пересадить в открытую коляску и вместе ехать
на обещанную прогулку. Пожилая леди и мисс Голкомб сели на заднее сидень
е, а мисс Фэрли и я устроились против них. Альбом, конечно, был доверен моем
у опытному глазу, но серьезный разговор о рисунках был немыслим при мисс
Голкомб, которая откровенно высмеивала всякое женское искусство, в том ч
исле свое и своей сестры. Мне гораздо больше запомнился наш разговор, осо
бенно когда в беседе принимала участие мисс Фэрли, чем рисунки, которые я
машинально просматривал. Все, что связано с ней, я помню так живо, как будт
о это было вчера.
Да! Признаюсь, что с первого же дня, очарованный ею, я позволил себе забыть
ся, я забыл свое положение. Самый простой ее вопрос: «Как держать карандаш
? Как смешивать краски?», малейшая перемена в выражении ее глаз, устремлен
ных на меня с таким серьезным желанием научиться всему, чему я мог научит
ь, и постичь все, что я мог показать, приковывало к себе мое внимание несра
вненно сильнее, чем самые красивые места, мимо которых мы проезжали, или и
гра света и тени над волнистой равниной и пологими берегами моря. Не стра
нно ли, что все окружающее так мало на нас влияет, когда мы всецело поглоще
ны какой-то думой? Только в книгах, но не в действительности, мы ищем утеше
ния на лоне природы, когда мы в горе, или созвучия в ней, когда мы счастливы.
Восторги перед ее красотами, так подробно и красноречиво воспетые в стих
ах современных поэтов, не отвечают необходимой жизненной потребности д
аже лучших из нас. Детьми мы их не замечали. Те, кто проводит жизнь среди мн
огообразных чудес моря и суши, обычно нечувствительны к явлениям природ
ы, не имеющим прямого отношения к их призванию в жизни. Наша способность в
оспринимать красоту окружающего нас мира является, по правде сказать, ча
стью нашей общей культуры. Мы часто познаем эту красоту только через иск
усство. И то Ц только в те минуты, когда мы ничем другим не заняты и ничто д
ругое нас не отвлекает. Все, что может постичь наша мысль, все, что может по
знать наша душа, не зависит от красоты или уродства мира, в котором мы живе
м. Возможно, причина отсутствия связи между человеком и вселенной кроетс
я в огромной разнице между судьбой человека и судьбой природы. Высочайши
е горы исчезнут во мраке времен, малейшее движение чистой человеческой д
уши Ц бессмертно.
После трехчасовой прогулки наша коляска снова проехала через ворота ли
ммериджского дома.
На обратном пути я предоставил дамам выбрать пейзаж, который они должны
были рисовать под моим наблюдением на следующий день. Когда они удалилис
ь, чтобы переодеться к обеду, и я остался один в своей комнате, мне стало вд
руг почему-то не по себе. Я чувствовал смутное недовольство самим собой, н
е понимая, в чем его причина. Потому ли, что на прогулке я держал себя скоре
е как гость, чем как учитель; потому ли, что в меня снова вселилось то стран
ное чувство, которое встревожило и огорчило меня при первом знакомстве с
мисс Фэрли. Во всяком случае, я почувствовал облегчение, когда настал обе
денный час и я мог присоединиться к обществу хозяек дома.
Первое, что мне бросилось в глаза, когда я вошел в столовую, была разница в
туалетах трех дам. В то время как миссис Вэзи и мисс Голкомб были роскошно
одеты (каждая в манере, присущей ее возрасту) Ц первая в серебряно-сером,
вторая в светло-палевом платье, которое очень шло к ее смуглому лицу и чер
ным волосам, Ц мисс Фэрли была в очень скромном платье из белого муслина
. Оно было снежно-белым и очень шло к ней, но это простенькое платье могла б
ы носить и жена или дочь бедного человека. Ее гувернантка была одета гора
здо богаче, чем она сама. Позднее, когда я поближе узнал мисс Фэрли, я понял,
что это была своего рода деликатность, боязнь хотя бы в одежде подчеркну
ть свое богатство. Ни миссис Вэзи, ни мисс Голкомб никогда не могли ее угов
орить одеваться наряднее и роскошнее, чем они.
Покончив с обедом, мы все вместе вернулись в большую гостиную. Несмотря н
а то, что мистер Фэрли (очевидно, в память могущественного короля, самолич
но подававшего кисти Тициану) приказал дворецкому узнать, какие вина я п
редпочитаю после обеда, я решительно отказался от искушения посидеть в в
еликолепном одиночестве за бутылками собственного выбора и испросил у
дам разрешения на время моего пребывания в Лиммеридже покидать обеденн
ый стол всегда вместе с ними по благородному обычаю иностранцев.
Гостиная, в которую мы перешли, такая же большая, как и столовая, была на ни
жнем этаже. В глубине комнаты широкие стеклянные двери открывались на те
ррасу, всю уставленную цветами и всевозможными растениями. В мягком сумр
ачном свете листья и цветы сливались в одно гармоническое целое, и сладк
ое благоухание вечера приветствовало нас через открытую дверь. Миссис В
эзи неизменно садилась первая Ц она завладела креслом в углу и сразу же
уютно задремала. Мисс Фэрли по моей просьбе села за рояль, я Ц подле нее, а
мисс Голкомб Ц у окна, чтобы, пользуясь последними спокойными лучами до
горающего заката, просмотреть письма своей матери.
Как живо встает перед моим мысленным взором мирный домашний уют этой гос
тиной, в то время как я пишу! Оттуда, где я сидел, мне была видна грациозная ф
игура мисс Голкомб. Наполовину освещенная мягким вечерним светом, напол
овину в тени, мисс Голкомб внимательно просматривала письма, лежавшие у
нее на коленях. Прелестный профиль той, что сидела за роялем, тонко выделя
лся на темнеющем фоне стены. На террасе цветы, декоративные травы и ползу
чие растения еле качались в вечернем воздухе, Ц так тихо, что их шороха н
е было слышно. Небо было безоблачным, и таинственный лунный свет уже начи
нал разливаться по его восточному краю. Мир и уединение смягчали все мыс
ли и чувства, сливаясь в упоительной гармонии; отрадная тишина, все более
глубокая, по мере того как сгущались сумерки, окружала нас, когда зазвуча
ла полная нежности музыка Моцарта. Это был вечер незабываемых впечатлен
ий и звуков.
Мы сидели в молчании. Миссис Вэзи спала. Мисс Фэрли играла, мисс Голкомб чи
тала, пока не погас последний луч вечерней зари. К этому времени луна уже в
сходила над террасой, и ее бледные таинственные лучи заливали глубину ко
мнаты. Переход от сумерек к лунному свету был так прекрасен, что, когда слу
га принес свечи, мы не зажгли их, оставшись, по взаимному согласию, в темно
те, Ц только на рояле горели две свечи.
Мисс Фэрли играла еще около получаса, а потом вышла на озаренную луной те
ррасу, чтобы полюбоваться садом. Я последовал за ней. Мисс Голкомб пересе
ла к роялю, поближе к свече, чтобы продолжать чтение. Она была так погружен
а в письма, что, казалось, и не заметила, как мы вышли.
Мы пробыли на террасе не больше пяти минут Ц мисс Фэрли, по моему совету,
повязала голову белой косыночкой, опасаясь свежей ночной прохлады, Ц к
ак вдруг я услышал изменившийся голос мисс Голкомб. Она тихо и настойчив
о звала меня:
Ц Мистер Хартрайт, подите сюда на минуту, я хочу поговорить с вами.
Я вернулся в комнату. В глубине гостиной, у стены, стоял рояль. Подле него, с
той стороны, которая была дальше от террасы, сидела мисс Голкомб. На колен
ях у нее в беспорядке лежали письма, одно из них она держала у свечи. Я сел н
апротив нее на низенькую кушетку: отсюда я ясно различал фигуру мисс Фэр
ли, ходившей по террасе в мягком свете луны.
Ц Я хочу, чтобы вы прослушали конец этого письма, Ц сказала мисс Голком
б. Ц Вы скажете мне, проливает ли это свет на ваше странное приключение п
о дороге в Лондон. Это письмо моей матери к ее второму мужу, мистеру Фэрли.
В нем говорится о том, что произошло лет двенадцать назад. К тому времени м
истер и миссис Фэрли с моей сводной сестрой Лорой уже много лет жили в это
м доме. Меня тогда не было с ними, я заканчивала свое образование в Париже.
Она говорила очень серьезно и, казалось, была в затруднении. В эту минуту м
исс Фэрли показалась в глубине террасы, посмотрела на нас и, увидев, что мы
заняты, пошла дальше.
Мисс Голкомб начала читать:
Ц "Вам, дорогой Филипп, наверно, уже надоело постоянно слушать о моей шко
ле и ее учениках. Вините в этом скучное однообразие нашей жизни в Лиммери
дже, но не меня. К тому же на сей раз я напишу вам кое-что интересное по пово
ду одной из наших школьниц.
Вы знаете старую миссис Кемп, нашу деревенскую лавочницу. Она много лет б
олела, а сейчас день за днем угасает. Ее сестра, единственная ее родственн
ица, приехала на той неделе, чтобы побыть с ней до ее кончины. Сестру зовут
миссис Катерик. Она из Хемпшира. Четыре дня назад она пришла ко мне и приве
ла с собой своего единственного ребенка Ц прелестную девочку, которая в
сего на год старше нашей дорогой Лоры..."
Не успела эта фраза замереть на устах читавшей, как мисс Фэрли снова прош
ла мимо двери, тихо напевая одну из мелодий, которые только что играла.
Мисс Голкомб подождала, пока она скрылась из виду, а затем продолжала:
Ц "Миссис Катерик, по-видимому, вполне порядочная, воспитанная и почтенн
ая женщина средних лет. В молодости она, наверно, была недурна собой. Есть,
однако, что-то в ее манерах и наружности, чего я не понимаю. Она до такой сте
пени ничего о себе не рассказывает, что это граничит с таинственностью. И
на лице у нее выражение Ц не умею описать его, Ц будто у нее что-то на уме.
Вообще это какая-то ходячая тайна. Ко мне она явилась, однако, по очень про
стому поводу: когда она уезжала из Хемпшира, ей пришлось взять с собой доч
ь, так как ребенка не с кем было оставить. Неизвестно, когда умрет миссис К
емп, через неделю или через несколько месяцев, поэтому миссис Катерик пр
ишла спросить меня, можно ли ее девочке посещать пока нашу школу с услови
ем, что после кончины миссис Кемп девочка вернется с матерью в Хемпшир. Ко
нечно, я сразу же дала свое согласие, и, когда мы с Лорой пошли на нашу обычн
ую прогулку, мы взяли с собой эту девочку (ей всего одиннадцать лет) и отве
ли ее в школу..."
Снова силуэт мисс Фэрли Ц такой очаровательной и нежной в белом, как сне
г, платье, в косынке, которую она подвязала под подбородком, Ц скользнул
в лунном луче. Мисс Голкомб подождала, пока она скроется, и продолжала:
Ц "Я очень привязалась к нашей новой ученице, особенно по причине, о кото
рой упомяну только в конце письма, чтобы сделать вам сюрприз. О дочери мат
ь рассказала так же мало, как и о себе. Я сама поняла (это выяснилось на перв
ых же уроках), что умственное развитие бедняжки недостаточно для ее лет. Я
взяла ее к нам домой на следующий день и попросила доктора понаблюдать з
а ней и поговорить с ней, а потом сказать свое мнение. Он нашел, что ум девоч
ки разовьется с годами и что занятия в школе ей чрезвычайно полезны, пото
му что, хотя она и запоминает уроки очень медленно, но зато крепко и надолг
о. Ну вот, дорогой мой, не думайте, что я привязалась к какой-то дурочке. Нет,
бедная маленькая Анна Катерик очень ласковое, любящее, благодарное дитя
. Она говорит иногда очень своеобразные и милые вещи, но как-то странно, вн
езапно и все время как будто боится чего-то. Несмотря на то что она всегда
очень чистенькая, одета она безвкусно. Поэтому я решила, что белые Лорины
платьица и шляпки можно переделать для Анны, и сказала ей, что маленьким д
евочкам с хорошим цветом лица очень идет белое. Сначала она растерялась,
а потом вся вспыхнула и поняла. Ее маленькие ручки схватили мою руку. Она п
оцеловала ее, Филипп, и воскликнула (так серьезно!): «Всю жизнь я буду ходит
ь только в белом, в память о вас, мэм, и мне будет казаться, что я все еще нрав
люсь вам, даже когда я уеду и вас больше не увижу». Вот образец тех оригина
льных мыслей, которые она высказывает так мило. Бедная малютка! Я подарю е
й много платьиц, с запасом, и она сможет удлинять их, когда из них вырастет".
Мисс Голкомб замолчала и посмотрела на меня.
Ц Как вы думаете, сколько лет той несчастной, которую вы встретили на бол
ьшой дороге? Ц спросила она. Ц Может ли ей быть около двадцати двух?
Ц Да, мисс Голкомб.
Ц И она была с головы до ног одета в белое?
Ц Да, она была вся в белом.
Как раз в эту минуту мисс Фэрли показалась на террасе в третий раз, но, вме
сто того чтобы пройти дальше, она облокотилась на перила, спиной к нам, и с
тала глядеть на темный сад. Я смотрел на мерцание ее воздушного белого пл
атья и белой косынки в лунных лучах, и ощущение, которому нет названия, нач
ало вкрадываться в мое сердце.
Ц Вся в белом? Ц повторила мисс Голкомб. Ц Сейчас я прочитаю вам конец
Ц то есть самое главное. Но мне хочется немного помедлить... Какое странно
е совпадение: белое платье женщины, которую вы встретили, и белое платьиц
е, которое вызвало тот странный ответ маленькой школьницы. Доктор, навер
ное, ошибся, предполагая, что умственная отсталость пройдет у девочки с в
озрастом. Может быть, она так и осталась недоразвитой и ее странное ребяч
еское желание носить только белое не изменилось, когда она стала взросло
й?
Я что-то ответил, что Ц я и сам не знаю. Все мое внимание было приковано к б
елому платью мисс Фэрли.
Ц Выслушайте последнюю фразу, Ц сказала мисс Голкомб. Ц Думаю, она уди
вит вас.
В ту минуту, когда она поднесла письмо к свече, мисс Фэрли повернулась лиц
ом к нам, нерешительно посмотрела вокруг, подошла к стеклянной двери и ос
тановилась, глядя на нас.
Мисс Голкомб читала:
Ц "А теперь, любовь моя, заканчивая свое письмо, я скажу о причине, настоящ
ей, главной причине моей привязанности к Анне Катерик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
Ц Потому что я поверю всему, что вы мне скажете, Ц просто ответила она.
Этими безыскусственными словами она дала мне ключ к своему характеру. До
верие к людям было отражением ее собственной полной правдивости. Тогда я
угадал это сердцем. Теперь я знаю это по опыту.
Миссис Вэзи все еще сидела за опустевшим обеденным столом, когда мы весе
ло подняли ее с места, чтобы пересадить в открытую коляску и вместе ехать
на обещанную прогулку. Пожилая леди и мисс Голкомб сели на заднее сидень
е, а мисс Фэрли и я устроились против них. Альбом, конечно, был доверен моем
у опытному глазу, но серьезный разговор о рисунках был немыслим при мисс
Голкомб, которая откровенно высмеивала всякое женское искусство, в том ч
исле свое и своей сестры. Мне гораздо больше запомнился наш разговор, осо
бенно когда в беседе принимала участие мисс Фэрли, чем рисунки, которые я
машинально просматривал. Все, что связано с ней, я помню так живо, как будт
о это было вчера.
Да! Признаюсь, что с первого же дня, очарованный ею, я позволил себе забыть
ся, я забыл свое положение. Самый простой ее вопрос: «Как держать карандаш
? Как смешивать краски?», малейшая перемена в выражении ее глаз, устремлен
ных на меня с таким серьезным желанием научиться всему, чему я мог научит
ь, и постичь все, что я мог показать, приковывало к себе мое внимание несра
вненно сильнее, чем самые красивые места, мимо которых мы проезжали, или и
гра света и тени над волнистой равниной и пологими берегами моря. Не стра
нно ли, что все окружающее так мало на нас влияет, когда мы всецело поглоще
ны какой-то думой? Только в книгах, но не в действительности, мы ищем утеше
ния на лоне природы, когда мы в горе, или созвучия в ней, когда мы счастливы.
Восторги перед ее красотами, так подробно и красноречиво воспетые в стих
ах современных поэтов, не отвечают необходимой жизненной потребности д
аже лучших из нас. Детьми мы их не замечали. Те, кто проводит жизнь среди мн
огообразных чудес моря и суши, обычно нечувствительны к явлениям природ
ы, не имеющим прямого отношения к их призванию в жизни. Наша способность в
оспринимать красоту окружающего нас мира является, по правде сказать, ча
стью нашей общей культуры. Мы часто познаем эту красоту только через иск
усство. И то Ц только в те минуты, когда мы ничем другим не заняты и ничто д
ругое нас не отвлекает. Все, что может постичь наша мысль, все, что может по
знать наша душа, не зависит от красоты или уродства мира, в котором мы живе
м. Возможно, причина отсутствия связи между человеком и вселенной кроетс
я в огромной разнице между судьбой человека и судьбой природы. Высочайши
е горы исчезнут во мраке времен, малейшее движение чистой человеческой д
уши Ц бессмертно.
После трехчасовой прогулки наша коляска снова проехала через ворота ли
ммериджского дома.
На обратном пути я предоставил дамам выбрать пейзаж, который они должны
были рисовать под моим наблюдением на следующий день. Когда они удалилис
ь, чтобы переодеться к обеду, и я остался один в своей комнате, мне стало вд
руг почему-то не по себе. Я чувствовал смутное недовольство самим собой, н
е понимая, в чем его причина. Потому ли, что на прогулке я держал себя скоре
е как гость, чем как учитель; потому ли, что в меня снова вселилось то стран
ное чувство, которое встревожило и огорчило меня при первом знакомстве с
мисс Фэрли. Во всяком случае, я почувствовал облегчение, когда настал обе
денный час и я мог присоединиться к обществу хозяек дома.
Первое, что мне бросилось в глаза, когда я вошел в столовую, была разница в
туалетах трех дам. В то время как миссис Вэзи и мисс Голкомб были роскошно
одеты (каждая в манере, присущей ее возрасту) Ц первая в серебряно-сером,
вторая в светло-палевом платье, которое очень шло к ее смуглому лицу и чер
ным волосам, Ц мисс Фэрли была в очень скромном платье из белого муслина
. Оно было снежно-белым и очень шло к ней, но это простенькое платье могла б
ы носить и жена или дочь бедного человека. Ее гувернантка была одета гора
здо богаче, чем она сама. Позднее, когда я поближе узнал мисс Фэрли, я понял,
что это была своего рода деликатность, боязнь хотя бы в одежде подчеркну
ть свое богатство. Ни миссис Вэзи, ни мисс Голкомб никогда не могли ее угов
орить одеваться наряднее и роскошнее, чем они.
Покончив с обедом, мы все вместе вернулись в большую гостиную. Несмотря н
а то, что мистер Фэрли (очевидно, в память могущественного короля, самолич
но подававшего кисти Тициану) приказал дворецкому узнать, какие вина я п
редпочитаю после обеда, я решительно отказался от искушения посидеть в в
еликолепном одиночестве за бутылками собственного выбора и испросил у
дам разрешения на время моего пребывания в Лиммеридже покидать обеденн
ый стол всегда вместе с ними по благородному обычаю иностранцев.
Гостиная, в которую мы перешли, такая же большая, как и столовая, была на ни
жнем этаже. В глубине комнаты широкие стеклянные двери открывались на те
ррасу, всю уставленную цветами и всевозможными растениями. В мягком сумр
ачном свете листья и цветы сливались в одно гармоническое целое, и сладк
ое благоухание вечера приветствовало нас через открытую дверь. Миссис В
эзи неизменно садилась первая Ц она завладела креслом в углу и сразу же
уютно задремала. Мисс Фэрли по моей просьбе села за рояль, я Ц подле нее, а
мисс Голкомб Ц у окна, чтобы, пользуясь последними спокойными лучами до
горающего заката, просмотреть письма своей матери.
Как живо встает перед моим мысленным взором мирный домашний уют этой гос
тиной, в то время как я пишу! Оттуда, где я сидел, мне была видна грациозная ф
игура мисс Голкомб. Наполовину освещенная мягким вечерним светом, напол
овину в тени, мисс Голкомб внимательно просматривала письма, лежавшие у
нее на коленях. Прелестный профиль той, что сидела за роялем, тонко выделя
лся на темнеющем фоне стены. На террасе цветы, декоративные травы и ползу
чие растения еле качались в вечернем воздухе, Ц так тихо, что их шороха н
е было слышно. Небо было безоблачным, и таинственный лунный свет уже начи
нал разливаться по его восточному краю. Мир и уединение смягчали все мыс
ли и чувства, сливаясь в упоительной гармонии; отрадная тишина, все более
глубокая, по мере того как сгущались сумерки, окружала нас, когда зазвуча
ла полная нежности музыка Моцарта. Это был вечер незабываемых впечатлен
ий и звуков.
Мы сидели в молчании. Миссис Вэзи спала. Мисс Фэрли играла, мисс Голкомб чи
тала, пока не погас последний луч вечерней зари. К этому времени луна уже в
сходила над террасой, и ее бледные таинственные лучи заливали глубину ко
мнаты. Переход от сумерек к лунному свету был так прекрасен, что, когда слу
га принес свечи, мы не зажгли их, оставшись, по взаимному согласию, в темно
те, Ц только на рояле горели две свечи.
Мисс Фэрли играла еще около получаса, а потом вышла на озаренную луной те
ррасу, чтобы полюбоваться садом. Я последовал за ней. Мисс Голкомб пересе
ла к роялю, поближе к свече, чтобы продолжать чтение. Она была так погружен
а в письма, что, казалось, и не заметила, как мы вышли.
Мы пробыли на террасе не больше пяти минут Ц мисс Фэрли, по моему совету,
повязала голову белой косыночкой, опасаясь свежей ночной прохлады, Ц к
ак вдруг я услышал изменившийся голос мисс Голкомб. Она тихо и настойчив
о звала меня:
Ц Мистер Хартрайт, подите сюда на минуту, я хочу поговорить с вами.
Я вернулся в комнату. В глубине гостиной, у стены, стоял рояль. Подле него, с
той стороны, которая была дальше от террасы, сидела мисс Голкомб. На колен
ях у нее в беспорядке лежали письма, одно из них она держала у свечи. Я сел н
апротив нее на низенькую кушетку: отсюда я ясно различал фигуру мисс Фэр
ли, ходившей по террасе в мягком свете луны.
Ц Я хочу, чтобы вы прослушали конец этого письма, Ц сказала мисс Голком
б. Ц Вы скажете мне, проливает ли это свет на ваше странное приключение п
о дороге в Лондон. Это письмо моей матери к ее второму мужу, мистеру Фэрли.
В нем говорится о том, что произошло лет двенадцать назад. К тому времени м
истер и миссис Фэрли с моей сводной сестрой Лорой уже много лет жили в это
м доме. Меня тогда не было с ними, я заканчивала свое образование в Париже.
Она говорила очень серьезно и, казалось, была в затруднении. В эту минуту м
исс Фэрли показалась в глубине террасы, посмотрела на нас и, увидев, что мы
заняты, пошла дальше.
Мисс Голкомб начала читать:
Ц "Вам, дорогой Филипп, наверно, уже надоело постоянно слушать о моей шко
ле и ее учениках. Вините в этом скучное однообразие нашей жизни в Лиммери
дже, но не меня. К тому же на сей раз я напишу вам кое-что интересное по пово
ду одной из наших школьниц.
Вы знаете старую миссис Кемп, нашу деревенскую лавочницу. Она много лет б
олела, а сейчас день за днем угасает. Ее сестра, единственная ее родственн
ица, приехала на той неделе, чтобы побыть с ней до ее кончины. Сестру зовут
миссис Катерик. Она из Хемпшира. Четыре дня назад она пришла ко мне и приве
ла с собой своего единственного ребенка Ц прелестную девочку, которая в
сего на год старше нашей дорогой Лоры..."
Не успела эта фраза замереть на устах читавшей, как мисс Фэрли снова прош
ла мимо двери, тихо напевая одну из мелодий, которые только что играла.
Мисс Голкомб подождала, пока она скрылась из виду, а затем продолжала:
Ц "Миссис Катерик, по-видимому, вполне порядочная, воспитанная и почтенн
ая женщина средних лет. В молодости она, наверно, была недурна собой. Есть,
однако, что-то в ее манерах и наружности, чего я не понимаю. Она до такой сте
пени ничего о себе не рассказывает, что это граничит с таинственностью. И
на лице у нее выражение Ц не умею описать его, Ц будто у нее что-то на уме.
Вообще это какая-то ходячая тайна. Ко мне она явилась, однако, по очень про
стому поводу: когда она уезжала из Хемпшира, ей пришлось взять с собой доч
ь, так как ребенка не с кем было оставить. Неизвестно, когда умрет миссис К
емп, через неделю или через несколько месяцев, поэтому миссис Катерик пр
ишла спросить меня, можно ли ее девочке посещать пока нашу школу с услови
ем, что после кончины миссис Кемп девочка вернется с матерью в Хемпшир. Ко
нечно, я сразу же дала свое согласие, и, когда мы с Лорой пошли на нашу обычн
ую прогулку, мы взяли с собой эту девочку (ей всего одиннадцать лет) и отве
ли ее в школу..."
Снова силуэт мисс Фэрли Ц такой очаровательной и нежной в белом, как сне
г, платье, в косынке, которую она подвязала под подбородком, Ц скользнул
в лунном луче. Мисс Голкомб подождала, пока она скроется, и продолжала:
Ц "Я очень привязалась к нашей новой ученице, особенно по причине, о кото
рой упомяну только в конце письма, чтобы сделать вам сюрприз. О дочери мат
ь рассказала так же мало, как и о себе. Я сама поняла (это выяснилось на перв
ых же уроках), что умственное развитие бедняжки недостаточно для ее лет. Я
взяла ее к нам домой на следующий день и попросила доктора понаблюдать з
а ней и поговорить с ней, а потом сказать свое мнение. Он нашел, что ум девоч
ки разовьется с годами и что занятия в школе ей чрезвычайно полезны, пото
му что, хотя она и запоминает уроки очень медленно, но зато крепко и надолг
о. Ну вот, дорогой мой, не думайте, что я привязалась к какой-то дурочке. Нет,
бедная маленькая Анна Катерик очень ласковое, любящее, благодарное дитя
. Она говорит иногда очень своеобразные и милые вещи, но как-то странно, вн
езапно и все время как будто боится чего-то. Несмотря на то что она всегда
очень чистенькая, одета она безвкусно. Поэтому я решила, что белые Лорины
платьица и шляпки можно переделать для Анны, и сказала ей, что маленьким д
евочкам с хорошим цветом лица очень идет белое. Сначала она растерялась,
а потом вся вспыхнула и поняла. Ее маленькие ручки схватили мою руку. Она п
оцеловала ее, Филипп, и воскликнула (так серьезно!): «Всю жизнь я буду ходит
ь только в белом, в память о вас, мэм, и мне будет казаться, что я все еще нрав
люсь вам, даже когда я уеду и вас больше не увижу». Вот образец тех оригина
льных мыслей, которые она высказывает так мило. Бедная малютка! Я подарю е
й много платьиц, с запасом, и она сможет удлинять их, когда из них вырастет".
Мисс Голкомб замолчала и посмотрела на меня.
Ц Как вы думаете, сколько лет той несчастной, которую вы встретили на бол
ьшой дороге? Ц спросила она. Ц Может ли ей быть около двадцати двух?
Ц Да, мисс Голкомб.
Ц И она была с головы до ног одета в белое?
Ц Да, она была вся в белом.
Как раз в эту минуту мисс Фэрли показалась на террасе в третий раз, но, вме
сто того чтобы пройти дальше, она облокотилась на перила, спиной к нам, и с
тала глядеть на темный сад. Я смотрел на мерцание ее воздушного белого пл
атья и белой косынки в лунных лучах, и ощущение, которому нет названия, нач
ало вкрадываться в мое сердце.
Ц Вся в белом? Ц повторила мисс Голкомб. Ц Сейчас я прочитаю вам конец
Ц то есть самое главное. Но мне хочется немного помедлить... Какое странно
е совпадение: белое платье женщины, которую вы встретили, и белое платьиц
е, которое вызвало тот странный ответ маленькой школьницы. Доктор, навер
ное, ошибся, предполагая, что умственная отсталость пройдет у девочки с в
озрастом. Может быть, она так и осталась недоразвитой и ее странное ребяч
еское желание носить только белое не изменилось, когда она стала взросло
й?
Я что-то ответил, что Ц я и сам не знаю. Все мое внимание было приковано к б
елому платью мисс Фэрли.
Ц Выслушайте последнюю фразу, Ц сказала мисс Голкомб. Ц Думаю, она уди
вит вас.
В ту минуту, когда она поднесла письмо к свече, мисс Фэрли повернулась лиц
ом к нам, нерешительно посмотрела вокруг, подошла к стеклянной двери и ос
тановилась, глядя на нас.
Мисс Голкомб читала:
Ц "А теперь, любовь моя, заканчивая свое письмо, я скажу о причине, настоящ
ей, главной причине моей привязанности к Анне Катерик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14