– Я знаю, это же классика…
Он сделал на пульте нужные переключения и сразу заиграл нужную мелодию.
Полковник Рыбальченко был приятно удивлен:
– Молодец, парень! Тебе сколько лет? Двадцать три? Так поступай к нам, выучишься на ракетчика, и пойдешь, и пойдешь…
Бакен хотел раскрыть музыканту сверкающие горизонты его возможного будущего, но как ни напрягался - не получалось. Пойдет он на край земли, залезет под землю на боевое дежурство - вот и вся перспектива на ближайшие десять лет…
Молодой человек засмеялся и покрутил головой:
– Не-а… У меня белый билет. Плоскостопие.
– А-а-а… Ну, тогда ничего не получится. Ладно, все равно молодец! Только песню врубишь по моему сигналу! И басов не жалей!
– Сделаем! - сказал музыкант и подмигнул певице.
А в начале седьмого стали подтягиваться ребята. Точнее, не ребята уже, а -зубры, лоси, кабаны, медведи… Орлы! Козлы и бараны на такие встречи обычно не ходят…
Почти все с женами, военная выправка, солидные, властные лица, которые при виде взводного командира начинают разглаживаться, пропуская наружу давно спрятавшиеся черты молодых неискушенных курсантиков.
– Ракет-привет! Как дела?
– Порядок в ракетных частях!
– Здорово, ракетчик!
Васька Зубатов, главный двоечник и неряха на курсе, явился в костюме с бабочкой, чужеморским загаром и девушкой сногсшибательной красоты… Дочка, что ли?
– Это Люся, жена… Только приехали с Канар… Вот те раз! А Колян Дубинин, Дуба, худоба метр шестьдесят пять росту, который писал песенки «под Окуджаву»,- явился в полной полковничьей форме, с зачехленной гитарой в левой руке, черной перчаткой на правой и многоэтажными орденскими планками на груди. Он ушел из РВСН и всю жизнь воевал - Афган, Ангола, Чечня…
– Здорово, Бакен! Все ничтяк?
– Здорово, Дуба! Сыграешь сегодня «Ночную морзянку»?
– Не… У меня протез, Бакен. Если кто-нибудь другой только… Кузькин, надеюсь, притопал уже?
Витька Кузькин, лучший друг и соратник Дубы по песенному творчеству, ныне генерал-майор в Главном штабе ракетных войск, так и не отреагировал на шквал телефонных и электронных посланий. Последний контрольный звонок был произведен сегодня утром: секретарь сообщил, что Виктор Павлович на совещании у главкома, просил передать привет всем бывшим однокурсникам, а если дела позволят, он обязательно подъедет…
– Здоров, дружище! - Бакен хлопает по плечу невыразительного мужчину среднего роста, с обвисшими, как у бульдога, щеками и зачесанными через лысину редкими волосами. Рядом с ним столь же невыразительная, но сильно накрашенная женщина. Игорь Максимов - генеральский сынок, все годы учебы у него прокатились сплошным праздником, и впереди маячил праздник, с ковровой дорожкой, раскатанной прямо к генеральскому Олимпу. Только сегодня вид у него совсем не праздничный.
– Здорова, твоя корова! - остроумно ответил Максимов.- Все командуешь?
– А куда деваться? - добродушно развел руками бывший комвзвода.- А ты?
Максимов машет рукой и проходит в зал, увлекая за собой свою спутницу.
– Накомандовался. Надоело все,- бросает он на ходу. А в дверях появляются новые гости.
– Привет, Марик! - Бакен сердечно обнимает розовощекого толстяка Ардона.- Ты уже сжег Нью-Йорк? Как твой бомбардировщик «Ту-160»?
– Еще нет, целый пока! - смеется тот- Но в майорах не засиделся, недавно каперанга получил!
– Какой бомбардировщик, Марк? - удивленно хлопая глазами, спросила толстушка-жена.- Ты разве не на подводной лодке? А про Нью-Йорк я тоже ничего не знаю!
Бакен вытаращил глаза:
– Это военная тайна! Ардон махнул рукой.
– Ты их больше слушай! Просто шутка такая…
На служебной «Вольво» без водителя прикатил Игореша Катранов с женой - все такой же красавец-мужчина, поседевший Бельмондо, глаза хищной рыси. Жена его явно другой породы - травоядное что-то, мясо-молочное… Но Игореша галантен с ней точно так же, как был галантен с лучшими красавицами своей молодости,- и, кстати, единственный из присутствующих мужчин, кто догадался подвинуть даме стул, усаживая за столик.
– Ракет-привет, Бакен!
– Самара! Ты?!!
Генка Шмаров, чемпион «Кубинки» по вольной борьбе, о котором ходил шепоток, что погиб-де в Туркменистане, то ли на спецоперации, то ли по пьяни в каких-то разборках… конопля, мак… что-то грязное,- вот он, стоит на пороге, жив-здоров, усмехается!… Да и вымахал вдобавок чуть не под потолок!
Серега Семаго, Сёмга, располневший, но важный, несмотря что майор! Очень важный! Костюм шикарный, дымчатые очки суперфирменные, хороший галстук… Властные манеры, взгляд сверху вниз, хотя ростом-то он не вышел… Не майор, а генерал-майор! Сразу видно: привык рулить, командовать… Но это на гражданке. А здесь майор, он и есть майор. И жена Варя на генеральшу не похожа: ни одежды дорогой, ни украшений, ни печати высокой самооценки на лице, да и лицо особенно не ухожено. Как раз так жена майора и выглядит!
Увидев комвзвода, Сёмга подтянулся, была бы сигарета - выбросил бы. Но только на миг, потом барственно протянул руку:
– Приветствую, Валентин, рад видеть!
Глаза красные, щеки и нос в синеватых прожилках - видно, бухает Сёмга втихую…
А вот Мигунов, тезка его и дружок закадычный,- просто иллюстрация из глянцевого журнала: преуспеваюший мужик в расцвете лет, римлянин, патриций, атлет, и жена ему под стать, на актрису эту похожа, с Высоцким которая… Марина Влади. Красивая пара, ничего не скажешь.
– Сашка, зараза, здоров!!
– Лешка! Чья сегодня очередь на «тумбочке» стоять, а?!
– Рядовой Котельников, смир-р-рна!
– Я те сейчас покажу «рядовой»… Я уже пять лет полковник!…
– А я - десять!
Последним явился сухонький, желтенький, словно осенний кленовый листок, старичок с огромной волосатой бородавкой на подбородке, прошелестел на входе:
– Это здесь «кубинцы» гуляют?
Охранник не понял и хотел было направить дедушку в «Гавана Клаб» на шоссе Энтузиастов, но Бакен вдруг увидел, узнал и громко провозгласил:
– Нашему педагогу, Ивану Семеновичу - виват!
– Виват, виват! - довольно вяло отозвались «кубинцы».
Это и в самом деле был доцент Носков, единственный вольнонаемный преподаватель на кафедре истории КПСС, но сильно постаревший, будто это он дежурил неделями в подземных КП рядом с ядерными монстрами, и у него не выслуга, а жизнь шла с коэффициентом «год - за два». Вид у него был изрядно траченный: выношенный, лоснящийся на локтях и коленях костюм, мятые брюки, сворачивающийся в трубочку галстук и стоптанные туфли, нелепый рыжий портфель, потертый до неприличия…
Когда-то он носил толстые свитера и гавайки «под Хемингуэя». Въедливый, заводной, по-мальчишески беспощадный, он мог два часа кряду спорить со студентами о… ну хотя бы об истинной роли немецких троцкистов в подготовке военного переворота в СССР в конце 30-х или о раскулачивании времен коллективизации, он организовал дискуссионный кружок, кричал с пеной у рта: «Говорите, что думаете! Честно и откровенно! Вы взрослые люди и должны широко мыслить!» С ним было интересно, но потом у курсантов появились нехорошие подозрения: самые активные участники кружка хотя и получали «автоматом» экзамены и зачеты, но одновременно с ними происходили какие-то неприятности - одному степень секретного допуска снизят, другой по спецдисциплине неожиданно засыплется, у третьего вдруг неправильности в личном деле отыщутся… Хотя, может быть, это были обычные совпадения.
К семи часам наздоровались, наорались, наузнавались, нахлопались по плечам - расселись. После краткого периода брожения выкристаллизовались те же старые компании и группировки, что и в годы учебы: «лирик» Дуба оказался за одним столиком с Лехой Гришиным и Пашкой Клеверовым, такими же, как и он, искателями чего-то среди звезд, Генка Самара по старой дружбе подсел к Зубатовым, вызвав, похоже, приступ ревности у «молодожена» Васьки. Но кое-где бывшие курсанты расселись по ранжиру: вон, там за столиком одни полковники, которые в молодые годы едва здоровались друг с другом, зато сейчас болтают без умолку, нашли какие-то точки соприкосновения… а здесь - одни неудачники-майоры, тоже не друзья и не товарищи, скорее «интернационал» своего рода…
Валька Рыбаченко, недолго думая, присоединился к троице Мигунов-Катранов-Семаго. Эти, по крайней мере, не строят из себя невесть что, все та же «шобла-вобла», что и тридцать лет назад, только Пашки Дрозда не хватает. Семаго хлопнул для разгона фужер водки и по старой памяти вызвал Катрана на «рукопашную», армрестлинг то бишь, - сидят друг напротив друга за столиком, сцепились лапами, красные, пыхтят. Жены Катранова и Мигунова шумно болеют, смеются, а Варя Семаго смотрит грустно и молчит, будто не игра тут происходит, а серьезная схватка.
– А я слышала - они развелись,- шепчет Ирон Светлане.
– Да я тоже слышала… Но вот видишь…
В первом раунде Сёмга попал рукавом в паштет и сейчас, явно проигрывая, корчит страшные рожи и просит подставить ему следующее блюдо.
– Не повезло тебе, Варюша, придется пиджак в химчистку нести! - улыбнулась Ира Катранова.
Варя тоже слабо улыбнулась.
– Да уж… - ответила, но как-то неуверенно, будто на самом деле никакого отношения к Сёмгиному пиджаку она и не имеет.
– У всех налито?
Бакен встал, постучал вилкой по рюмке. Самара рявкнул, подражая голосу давно покойного майора Титова, куратора их группы: «Тихо там, ссза-ал! Два наряда вне очереди!»
Зал притих.
– Ну вот,- произнес Бакен, держа перед собой, как свечку, рюмку с водкой.- Вот мы и собрались, как тридцать лет назад… Тридцать лет. Кто мы были тогда? Зеленые пацаны, мечтавшие о точных запусках. Ни Афгана не было еще, ни «Комсомольца», ни Грозного. Помните, Колян нам песню пел: «За тридевятым облаком - дворец из серебра, за тридесятым облаком - алмазная гора, за тридвадцатым облаком…»
– …Летит какой-то хер,- хором подхватили за столиком Зубатова.- Но он и там не спрячется от нашей МБР!
– Да там не так было!…- отозвался Дуба.
– «Шестнадцать тонн» давай! - крикнули полковники.
– «Ночную морзянку» лучше! - возразил Марик Ардон.
– Тихо!… Неважно,- продолжал Бакен.- Я что хочу сказать… Вот в газетах пишут: «Ракетный щит страны…» Звучит здорово и красиво. Важное дело - защита от внешнего врага, от ядерного агрессора - ничего важнее этого вообще нет. А где он, этот щит? Что это вообще за щит такой? Как его увидеть?
За столом наступила тишина. Изготовившийся над пультом музыкант внимательно смотрел на тостующего, и певица слушала с интересом, и врач-метрдотель слушал, и три официанта…
– Так вот все мы и есть этот ракетный щит! - Бакен торжественно обвел рукой собравшихся.- Это и Зубатов, и Ардон, и Катранов, и Шмаров, и Дубинин, и Мигунов, и все остальные! Вчерашние зеленые пацаны, а ныне старшие офицеры, каждый - частица ракетно-ядерного щита! Поэтому первый тост за всех нас и за всех офицеров-ракетчиков!
Загремели отодвигаемые стулья. Офицеры встали, чокнулись, выпили до дна… Белобилетник за синтезатором заиграл, девушка запела: «Офицеры, офицеры, ваше сердце под прицелом…»
Ножи и вилки ударились о тарелки, образуя привычный шум застолья.
– Интересно у каждого судьба сложилась,- сказал Бакен, закусывая соленым помидором.- Вон Дуба не захотел под землей сидеть да на «точке» дежурить - и без руки остался. А мог вообще сто раз погибнуть! А Ардона мы в самолет посадить хотели, а он на подводный ракетоносец ушел - тоже за шкуру залилось. Двенадцать лет под водой, смертником…
– Почему смертником? - спросил Мигунов.
– А вы у него спросите, он расскажет…
Бакен налил по второй, поднялся, по-хозяйски оглядел стол:
– Напоминаю: не вовремя выпитая вторая есть напрочь загубленная первая! Наливай!
Он подождал, пока команда будет выполнена.
– А вспомните, как мы, еще зелеными пацанами, представляли свое будущее? Жизнь казалась простой и ясной, как распорядок дня в училище. Утром подъем, после завтрака - успешное поражение цели, к обеду - всенародная слава, вечером - любовь и очередное звание, в десять - отбой. Но судьба выпала всем разная. Кто-то узнал и славу, и любовь, и звания, а кому-то… Кому-то достался только отбой… Бакен поднял рюмку.
– Второй тост - за курсантов и преподавателей, за наших товарищей, за тех из нас, кто ушел навсегда!
Все встали, не чокаясь, молча выпили. Сергей Семаго долго смотрел на свою рюмку, молча двигая губами, словно беседовал с ней. Когда все уже выпили и набросились на закуску, он резко опрокинул в себя водку, вытер губы тыльной стороной ладони и медленно опустился на стул.
– Хороших ребят уже нет, а самые говнистые почему-то живут дольше всех. И ничего им не делается,- он кивнул в сторону любителя политических диспутов Носкова.- Какого хера его позвали, упыря этого бородавчатого?
Иван Семенович, приземлившийся за «полковничьим» столом, уже что-то громко вещал своим ломким тенорком, размахивая вилкой с наколотой отбивной.
– Я тут в одной командировке был, ну, по лекторской работе, там так кормили - чуть ноги не протянул! Суп пустой да макароны. Ни кусочка натурального мяса. Хоть у вас, ребятушки, отъемся…
– Никто не звал, сам пришел,- сказал Бакен.- Старикан чует, где вкусно кормят. Я слышал, у него целая база данных есть на бывших курсантов, кто где живет, чем на жизнь зарабатывает. Ходит в гости к тем, кто побогаче, в рестораны зазывает - устраивает «вечера памяти», слезу вышибает. Естественно, расплачивается не он…
– База данных,- сморщился Семаго.- Знаем мы его «базу данных»… Пришел бы этот говнюк ко мне в гости.
– Сёмга, мы за столом,- напомнил Катранов.
– Миль пардон… Гран миль пардон,- Сёмга нахмурился и замолчал.- Кстати, Пашка Дрозд у него отличником был и в его долбаный кружок исправно ходил…
– К тому же это все не факты, а догадки,- Катранов положил себе разварной картошки, выбрал ломтик селедки потолще.- Мало ли кто что болтает…
– Зря не болтают! Вот про тебя же никто не болтает? И про Бакена, и про Мигуна.
– Замнем для ясности,- сказал Бакен.- Сейчас выпьем за учителей и командиров!
Выпили. Потом за удачу. Потом за отсутствие боевых запусков.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7