Биологическая волна была так сильна, что даже Волк ощутил чувство беспокойства.– Сам он, гражданин начальник. – Маленький лупоглазый Лубок для убедительности прижал одну руку к груди, а второй показал куда-то в сторону параши. – Захрипел и помер. Тут же кислорода совсем нет…Высунувшись из строя и проследив за пальцем Лубка, Вольф увидел распростертого на полу Ероху.– Карцер, пять суток! – прежним обыденным тоном распорядился начальник. – Кому тут еще кислорода не хватает?Прапорщик сноровисто выволок Лубка в коридор. Больше желающих жаловаться не находилось.– Убрать! – подполковник брезгливо взмахнул рукой. Два прапора за руки и за ноги потащили мертвеца к двери. Провисающий зад Ерохи волочился по полу и потому зацепился за порог камеры. Так, экономя силы, солдаты-первогодки таскают на кухне мешки с картошкой.– Где его вещи? – поинтересовался капитан.–.Какие там вещи – хер да клещи! – отозвался Меченый. – Пустой он был, как турецкий барабан.– Поговори мне! – рявкнул Дуболом. Меченый замолчал. – Кто отвечает за хату? – спросил Дуболом, проходя вдоль строя почтительно окаменевших зэков.– Ну, я, – после короткой паузы отозвался Калик.– Как положено отвечай! – рявкнул подполковник. – Или научить?!– Осужденный Калитин, статья 146, часть вторая Разбой при отягчающих обстоятельствах

, срок шесть лет!– Так вот, гусь лапчатый… – Дуболом подошел к смотрящему вплотную и впился в него гипнотизирующим взглядом. – Если эксперт скажет, что его замочили, я с тебя шкуру спущу и голым в карцер запущу! Там ты у меня и сгниешь! Ты понял?– Понятно говоришь, хозяин. Только не трогал его никто. Сам копыта отбросил.Калик хотя и старался вести себя как обычно – высокомерно и властно, это у него плохо получалось. Когда он и Дуболом стояли лицом к лицу, сразу было ясно, кто здесь держит масть Держать масть —обладать реальной властью

.– Что-то ты у меня задержался, все под больного косишь, – недобро улыбнулся начальник. – Следующим этапом пойдешь на Владимир! А пока наведи порядок в хате! Завтра проверю, если свинюшник останется – дам веник и самого мести заставлю!У Калика вздулись желваки, но он смолчал. А значит, проявил слабость. Поняли это не все – только опытные арестанты. Расписной, которому Потапыч несколько месяцев вбивал в голову законы зоны, тоже понял. Они обменялись взглядами с Мордой – парнем, который просил обратный билет в юность. Тот едва заметно презрительно усмехнулся, и Расписной согласно кивнул.За завтраком они оказались рядом. Блаткомитет неторопливо жевал сало и колбасу, все остальные звенели алюминиевыми мисками с жидкой пшенкой. Миски имели такой отвратительный, жирный и липкий вид, что об их содержимом не хотелось даже думать. Места за столом не хватало, многим приходилось устраиваться на шконках или быстро лакать еду стоя.– Машке с Веркой хату вымыть! – бросил в пространство Калик. Он был мрачен и очень озабочен. – А Шкет пусть коней прогонит. И Хорька ко мне!– Щас сделаем, – кивнул Меченый.– Слышь, Расписной, а как там, где перхоти нет? – спросил Морда, расчесывая волдырь на руке. – Кто по хате дежурит, кто убирает, кто чифир готовит?Вольф усмехнулся.– Дошло? В том-то и весь расчет! Паханы без шестерок не могут. Когда в хате собираются одни бугры, они начинают друг друга за глотку брать. Кто круче – тот наверху остается, остальные – в осадок…Морда покрутил головой:– Да-а-а… Менты всякое придумывали. В Коми, на волчьей зоне, брали человек десять из отрицаловки, пятерых сажали в железную цистерну, а пятерых оставляли снаружи с кувалдами. Мороз за сорок, теплой одежды нет. Одни греются, долбят кувалдами изо всех сил, другие от холода и грохота с ума сходят… Потом меняются, а через два часа все десять лежат пластом. Но это гадство еще похлеще…Морда достал пачку «Беломора», вытряхнул папиросу, привычно размял табак и закурил.– Представляю, какой получился дурдом… Не-е-ет, так жить не можно. Всегда должны быть старшие, те, кто помладше, самые младшие. Только пахан обязан быть путевым. Если он пляшет под ментовскую ДУДКУ…Морда указал на двух пидоров, старательно убирающих в камере. Веркой звали того самого гладкого красавчика в красных плавках. Он старался руководить, то и дело покрикивая на Машку – совсем молодого парня с бакланскими Бакланские наколки —татуировка хулиганов

наколками.– Видишь, у гребней тоже одни командуют, другие подчиняются. На зоне Верка, может, в главпетухи пробьется.Но Расписной смотрел в другую сторону, на окно. Шкет стоял на плечах у Зубача и через дырку в проволочной сетке пропускал между стеной и «намордником» привязанную к толстой нитке записку. Сто процентов, что это был запрос про него.Малевки поступят в соседние камеры – слева и справа, а может быть, еще в нижнюю и верхнюю. Оттуда записки передадут дальше, или продублируют их содержание через прижатую к стене кружку, или криком во время прогулки, на худой конец простучат по водопроводным трубам… Через несколько часов многочисленные обитатели тюрьмы смогут высказать все, что они знают или слышали о Вольфе-Расписном… Страхующий операцию лейтенант Медведев обеспечивает отсутствие в камере тех, с кем Вольфа могла сводить судьба, – земляков, бойцов специальной разведки, соучеников и знакомых. Но черт его знает, кто может оказаться среди полутора тысяч собранных со всей страны босяков…– Нашего пахана рассматриваешь? – хмыкнул Морда и ожесточенно почесал под мышкой. – На что это он Хорька фалует?Калик сидел под окном и, доверительно наклонившись, что-то говорил низкорослому зэку, острые, мелкие черты которого действительно делали его похожим на отвратительного грызуна. Грызун завороженно слушал и чуть заметно кивал. Бессмысленный взгляд, идиотски приоткрытый рот… Вид у него был жуткий.– У Хорька крыша течет. Настоящий бельмондо Бельмондо – сумасшедший, ненормальный

. Иначе ему бы за два мокряка в натуре зеленкой лоб намазали… Его бы за два убийства обязательно расстреляли

Морда глубоко затянулся и окурил едким дымом лоснящееся тело.– Блядь, искусали всего! Вшей хоть прожарками немного гробим, а клопов вообще не переведешь! А тебя сильно нагрызли?– Да нет, – рассеянно отозвался Волк. Он вообще не почувствовал присутствия насекомых.– Гля, везет! Видно, кровь такая…Звенел ведром Машка, громко командовал им Верка.Волк впился взглядом в шевелящиеся губы Калика. Верхняя то и дело вытягивалась хоботком, нижняя попеременно отквашивалась и подбиралась, будто подхватывая невидимую жвачку. Боец специальной разведки умеет читать таким образом даже иностранную речь.«Завтра… Дуболома… заделаешь… Заточи… весло…» Весло – ложка

– Совсем ни хера не соображает: под блатного работает, думает, что его вот-вот коронуют! – рассмеялся Морда.«Я… базар… отвлеку… ты… быстро… бочину… или… шею…»– Потому пахана слушает, что он скажет, то Хорек и делает.«Справка… ничего… не… сделают… Зато… потом… сразу… покрестим…» Короновать, покрестить – присвоить ранг «вора в законе»

– Ну, с психа спроса нет, а с Калика? Хорек по жизни дурак, как его руками дела делать? Все равно что с чушкарем из одной миски хавать. Если ты настоящий пахан, то себя марать не должен. Я знаешь как таких мудозвонов не терплю, зубами грызть готов!Грызун послушно кивнул и исчез. Калик полез за сигаретой.– С чего ты так? – поинтересовался Расписной.– Из-за брата младшего. Молодой, знаешь, – в поле ветер, в жопе дым… Один хер из малолетки откинулся Освободился из колонии для несовершеннолетних

, ребятня вокруг него и скучковалась – как же, зону топтал! А у него передних зубов нету, говорит – авторитетным пацанам доминошкой выбивают, вроде как знак доблести… Мой и подписался! Тот ему сам два зуба выставил – теперь, говорит, ты самый правильный пацан в квартале. Ну братуха и гарцевал… Только они-то, дураки, не знали, что это вафлерский знак! А через полгода братан ларек бомбанул и загремел на два года. Тут-то и узнал, что это значит!– Чего ж ты родной душе не подсказал?– Не было меня тогда. Я через полтора года объявился, чего сделаешь, поздно уже… Ну тому гаду пику засунул, а моему не легче!– Так ты по «мокрой» чалишься?Морда покачал головой:– Не, то дело на меня даже не мерили. Менты прохлопали. За карман попал…Жизнь в хате текла размеренно и вяло. Пидоры закончили уборку, лысого громилу и его дружка – белесого, со сморщенной, как печеное яблоко, физиономией – выдернули с вещами на этап. Хорек сидел на корточках в углу и как заведенный чиркал о бетон черенком ложки. Вжик-вжик-вжик! Время от времени он корявым пальцем проверял остроту получающегося лезвия и продолжал свою работу. Вжик-вжик-вжик…Волка это не касалось. По инструкции он имел право расшифроваться только для предотвращения особо опасного государственного преступления или посягательства на ответственного партийно-советского работника. Предписанное приказом бездействие вызывало в душе протест, но не слишком сильный.Может, оттого, что он уже нарушал инструкцию, чтобы спасти мальчика от кровавого маньяка, и хорошо запомнил урок полковника Троепольского, едва не растоптавшего его за это. Может, потому, что сам ходил по краю и в любой момент мог расстаться с жизнью. Может, из-за того, что в тюремном мире не было особей, вызывающих сочувствие, и спасать никого не хотелось. Может, срабатывал эффект отстраненности, с каким пассажир поезда смотрит через мутное окно на ночной полустанок со своим, не касающимся его житьем-бытьем. А скорее всего, действовали все перечисленные причины, вместе взятые… Вжик-вжик-вжик!После обеда обитателей хаты повели на прогулку. Тускло освещенные слабыми желтыми лампочками коридоры, обшарпанные, побитые грибком стены, бесконечные ряды облупленных железных дверей, грубо приклепанные засовы, висячие амбарные замки, ржавые решетки в конце каждого коридора и пропитывающая все тошнотворная тюремная вонь – смесь дезинфекции, параши, табака и потных, давно не мытых тел… Этот мир убожества и нищеты был враждебен человеку, может, он подходил, чтобы держать здесь свиней, да и то – только перепачканных навозом, недокормленных хавроний из захудалого колхоза «Рассвет», потому что дядя Иоганн рассказывал: в Германии свинарники не уступают по чистоте многим российским квартирам. Наверняка и эти его рассказы учтены в пятнадцатилетнем приговоре…Прогулочный дворик тоже был убогим: бетонный квадрат пять на пять метров, цементная «шуба» на стенах, чтобы не писали, и надписи, оставленные вопреки правилам и физической невозможности. Сверху натянута крупноячеистая проволочная сетка, сквозь которую виднелось ясное синее небо, желтое солнце и легкие перистые облака.Волк жадно вдыхал свежий воздух, подставлял тело солнечным лучам и радовался, что исчезла непереносимая камерная вонь. Но она, оказывается, не исчезла, только отступила: камерой провонялись его волосы, руки, камерой разило от Морды, Голубя, Лешего, от всех вокруг…– Раз в омской киче мы вертухаев подогрели, они нас пустили во дворик к трем бабам, – мечтательно улыбаясь, рассказывал Морда, а Голубь и Леший с интересом слушали. – Зима, мороз, снег идет, а мы их скрутили, бросили голыми жопами на лед – и погнали! Бабы визжат, менты сверху смотрят и ржут… Нас семеро, кто сразу не залез, боится не поспеть, толкается, к пасти мостится… Умат!– Ты-то успел? – жадно облизываясь, спросил Голубь.– Я всегда успеваю! – надменно ответил Морда и сплюнул.– Эй, вы! Какого хера шушукаетесь? – крикнул сверху вертухай. Лица его против солнца видно не было, только угловатый силуэт на фоне ячеистого неба. – Хотите обратно в камеру?! Щас загоню!– Все в порядке, начальник, уже гуляем, – подчеркнуто смирно ответил Леший, и вся троица степенно двинулась по кругу.К вечеру в хату заехал новый пассажир – обтрепанный, сельского вида человечек неопределенного возраста. В руках он держал тощий мешок и настороженно озирался.– Здравствуйте, люди добрые. – Голос у него был тихий и испуганный.– Здравствуй, здравствуй, хер мордастый! – Верка со своей вихляющейся походкой и блатными ужимками был тут как тут. – Ты куда зарулил, чмо болотное?! – Пидор подошел к новичку вплотную.Тот попятился, но сразу же уперся спиной в дверь.– Дык… Привели вот…– А у нас ты спросил: есть тут для тебя место? На фуй ты нам тут нужен? И без тебя дышать нечем!– Дык… Не по своей-то воле…– А кто тут по своей?! – напирал Верка. – Один вон тоже не по своей попал без спросу, место занимал да наш воздух переводил… Знаешь, где он? Деревянный клифт примеряет! Я сам его заделал! Вот как бывает!Он замахнулся. Новичок, не пытаясь защититься, втянул голову в плечи.Волк не мог понять, что происходит. Творился неслыханный беспредел. Петух – самое презираемое в арестантском мире существо. Он должен сидеть в своем кутке у параши и рта не открывать, чтобы не получить по рогам! Наехать на честного зэка для него все равно что броситься под поезд!Верка обернулся и посмотрел на сокамерников. Угрожающая гримаса сменилась глумливой усмешкой. Он не боялся немедленной расправы, напротив, приглашал всех полюбоваться спектаклем. Значит, спектакль санкционирован.– Ну что, гнидняк, платить за место будешь? – Кулак пидора несильно ткнулся в небритую скулу селянина.– Дык нету ничего… Вот только колбасы шматок, носки да шесть сигарет…Человечек распахнул мешок и протянул Верке. Но тот спрятал руки за спину.– Ложи на стол!Медленно приблизившись к столу, новичок выложил на краешек содержимое мешка.– Вот теперь молоток! Сразу видно, нашенский! – смягчил тон Верка и погладил новенького по спине, похлопал по заду. – Нашенский ведь? Честно говори, не бзди!– Дык я уже два раза чалился, – приободрился тот.– Ух ты! А за что? – Верка продолжал оглаживать свою жертву и норовил прижаться к ней сзади. Мужик растерянно отодвигался.– За кражи… Раз комбикорм, потом свинью с поросенком. А теперь зерно… Полбункера оставил, только высыпал под сарай, а тут участковый… Ты чего приставляешься?
1 2 3 4 5 6 7 8 9