Он не был там… Я не думаю, что он и дядя Бойд не любили друг друга. Я не могу понять это. Но они не смогут сделать что-нибудь с ним просто за попытку открыть окно. Не могут а?
– Они могут и они не могут. Они могут в некотором роде досаждать ему. Но они не причинят ему большого вреда.
– Это ужасно. – В ее голосе слышалась дрожь. – А я думала, что я бесчувственная. Думаю, что я такая, но… во всяком случае, я хочу, чтобы вы и мистер Вулф продолжали. Продолжайте, не откладывая. Только я подумала, что могла бы попросить вас… Перрен действительно давнишний друг матери… Не смогли бы вы поехать туда и посмотреть, где он и что они сделают… Я знаю, полиция очень дружелюбна с вами.
– Конечно…
Я сделал гримасу в телефон.
– Бог мой, я буду рад это сделать. Я быстро пообедаю и помчусь во весь опор. Потом позвоню и дам вам знать.
– О, это хорошо. Большое спасибо. Если меня не окажется дома, там будет мама, я… ухожу, чтобы купить цветов.
– Я позвоню вам.
Я вернулся в столовую, возобновил трапезу и рассказал Вулфу об этом разговоре. Он был рассержен, как всегда, когда дела вторгались в процесс еды. Я не спешил есть и пить кофе, потому что знал, что если я поспешил бы и не жевал должным образом, это испортило бы Вулфу пищеварение. Его сердце не разбивалось, когда я был занят работой во время завтрака или обеда и бывал вынужден на лету перехватывать кусок, но раз уж начиналась еда за этим столом, я должен был есть как джентльмен. И еще, я не рвался выполнять поручение, которое мне совсем не нравилось.
Только после двух часов я пошел в гараж за машиной и там получил еще одну неприятность, когда обнаружил, что мытье и полировка машины были выполнены очень небрежно.
В деловой части города на Центральной улице я поставил машину на треугольнике, вошел в здание управления полиции и поднялся на лифте. Я прошел по коридору, как будто он принадлежал мне, вошел в приемную кабинета Кремера так же самоуверенно, как входят они, и сказал большому неуклюжему человеку, сидящему за письменным столом:
– Скажите инспектору, Гудвин из конторы Ниро Вулфа.
Я постоял минут десять, а затем кивком головы меня пригласили войти. У меня была надежда, что Кремер вышел, и я буду иметь дело с Берком, не потому что я был по природе застенчив, а потому что я знал, что для всех заинтересованных лиц было бы лучше, чтобы у Кремера было больше времени поостыть, прежде чем возобновить контакт с нами. Но он был там за своим столом, когда я вошел, и, к моему изумлению, он встал и не укусил меня за ухо. Он только слегка зарычал: что если вам когда-нибудь понадобится массаж, вам следует пригласить Смоуки сделать его для вас. Смоуки – это маленький парень с изуродованной ногой, который полирует перила на лестнице у входа.
Я сказал:
– Я думаю, мне лучше сесть.
– Думаю, что да. Валяй. Уступить тебе мое кресло?
– Нет, благодарю.
– Что тебе нужно?
Я задумчиво покачал головой.
– Черт побери, инспектор, вам трудно угодить. Мы стараемся изо всех сил помочь вам найти красную коробку, а вас это возмущает. Мы ловим опасного типа, пытающегося незаконно проникнуть в дом, и передаем его вам, а вы негодуете. Если мы разгадаем этот случай и презентуем это вам, вы будете обвинять нас в соучастии… Вы, может, помните, как в том деле с бандой Хлыста…
– Да, конечно, я знаю. Мы ценим прошлые услуги, – но я занят. Что тебе нужно?
– Ну… Я представляю душеприказчика по имуществу Мак-Нэра. Я пришел пригласить мистера Геберта присутствовать на похоронной службе в Белфордской Мемориальной часовне в девять часов сегодня вечером. Если бы вы были столь любезны направить меня в его комнату.
Кремер бросил на меня сердитый взгляд. Затем, сделав глубокий вздох, полез в карман за сигарой, откусил конец, зажег ее и коротко спросил:
– Что у вас есть на Геберта?
– Ничего. Не обвиняем даже в проезде да красный свет. Совсем ничего.
– Вы пришли сюда повидать его? Что хочет Вулф, чтобы вы спросили его?
– Ничего. Так же как Тамани, мой судья. Вулф говорит, он просто цепляется за возможность существования или что-то в этом роде, и он не хотел бы впускать его в дом.
– Тогда что, черт возьми, вы от него хотели?
– Ничего. Я просто держу данное слово. Я обещал кое-кому, что я приеду сюда и спрошу, как он себя чувствует и каковы его виды на будущее. Поэтому помогите мне, это честно.
– Может быть, я и поверю. Ты хочешь на него взглянуть?
– Не особенно. Но не откажусь.
– Хорошо. – Он нажал на одну из кнопок. – На самом деле, я хотел, чтобы ты пришел. Этот случай открыт и закрыт, открыт для газет и закрыт для меня. Если вам интересно знать что-либо, и Геберт, по вашему мнению, мог бы удовлетворить ваше любопытство, валяйте и занимайтесь им в свое удовольствие. Над ним работают с семи часов утра. Уже восемь часов прошло, а они не могут даже привести его в бешенство.
Вошел сержант. Кремер сказал ему:
– Это Гудвин. Сведите его вниз в комнату номер пять, и пусть Стерджис разрешит помогать ему, если он захочет. – Он обратился ко мне. – Зайди опять, прежде чем уехать. Мне может понадобиться что-нибудь спросить у тебя.
– Хорошо. Я подумаю, что смогу сказать вам.
Ми спустились с сержантом в подвал. Он подошел к парню, сидящему на стуле и вытирающему шею носовым платком, сказал ему что-то тихо и снова вышел.
Это была среднего размера комната, почти голая. Вдоль одной стены стояло несколько простых деревянных стульев. Стул побольше с подлокотниками стоял почти в середине комнаты, и на нем сидел Перрен Геберт, его лицо освещал яркий свет от напольной лампы с большим рефлектором. Ближе к нему впереди был жилистый человек без пиджака с маленькими ушами-листьями и короткой стрижкой. Тот парень на стуле, с которым говорил сержант, тоже был без пиджака, как и Геберт.
Когда я подошел достаточно близко к свету, так что Геберт смог увидеть меня и узнать, он попытался подняться и сказал странным хриплым голосом:
– Гудвин! Ах, Гудвин!
Жилистый парень протянул руку и здорово влепил ему по левой стороне шеи, затем другой рукой по правому уху.
Геберт задрожал и откинулся назад.
– Сиди там, слышишь? – сказал парень заунывно.
Другой фараон, все еще с носовым платком в руке, встал и подошел ко мне.
– Гудвин? Мое имя Стерджис. Вы от кого, из отдела Базди?
Я отрицательно покачал головой.
– Частное агентство. Мы занимаемся этим случаем и предполагается, что мы приближаемся к цели.
– О! Частное, ха? Ну… инспектор послал вас сюда. Вы хотите поработать?
– Нет, не сию минуту. Вы, джентльмены, продолжайте, я сначала послушаю и посмотрю, смогу ли что-нибудь придумать.
Я шагнул поближе к Геберту и оглядел его. Лицо его побагровело и покрылось какими-то пятнами. Но я не смог разглядеть каких-либо следов настоящих побоев. Он был без галстука, и его рубашка была разорвана на плече на ней были следы уже высохшего пота. Его глаза были налиты кровью оттого, что он смотрел на этот сильный свет и, вероятно, оттого, что его били каждый раз, когда он закрывал их…
Я спросил его:
– Когда вы только что назвали мое имя – вы хотели мне сказать что-нибудь?
Он качнул головой и издал хриплый стон. Я повернулся и сказал Стерджису:
– Он не сможет ничего сообщить вам, если он не в состоянии говорить. Может быть, вам следует дать ему воды?
Стерджис фыркнул:
– Он смог бы говорить, если бы захотел. Мы давали ему воды, когда он потерял сознание пару часов назад. У него только один недостаток. Он упрям! Вы хотите попробовать?
– Может быть, позднее. – Я перешел к стульям около стены и сел. Стерджис стоял и задумчиво вытирал свою шею. Жилистый коп нагнулся вперед поближе к лицу Геберта и спросил его обиженным тоном:
– За что она платила тебе эти деньги?
Снова ничего.
– За что она платила тебе?
Геберт слабо качнул головой. Коп заревел на него возмущенно.
– Не тряси на меня своей головой! Понятно? За что она платила тебе?
Геберт сидел не двигаясь. Коп качнулся и влепил ему еще пару оплеух, а затем еще.
Так продолжалось некоторое время. Мне казалось сомнительным, чтобы что-нибудь из этого получилось. Мне было жаль бедных бестолковых копов, я видел, что у них не хватало ума понять, что они постепенно вгоняют Геберта в такое бесчувственное состояние, что еще через три или четыре часа на него уже не будет смысла тратить время. Конечно, он придет в себя к утру, но они не могут продолжать так неделями, даже если он и иностранец и не имеет права голосовать. Это была практическая точка зрения, и хотя этическая сторона этого дела меня не касалась, я признаюсь, у меня были свои предрассудки. Я сам могу нападать на человека, если так выпадет ему на долю, но предпочитаю делать это в его доме, и, конечно, мне не нужна ничья помощь… Очевидно, они отбросили все побочные вопросы, ответов на которые они добивались от него в начале дня, и сконцентрировались на нескольких главных пунктах. Спустя двадцать или более минут, затраченных на «3а что она платила тебе эти деньги?..», жилистый коп внезапно перекинулся на другой вопрос:
– Зачем ты приезжал накануне в Гленнанн?
Геберт что-то с трудом пробормотал и получил оплеуху за это. Затем он опять не ответил на вопрос, и снова получил оплеуху.
Умственный уровень копа был примерно равен уровню деревянного чурбана; у него не было ни разнообразия, ни перемены темпа, не было ничего, кроме пары ладоней, которые, должно быть, становились чувствительными. Он привязался к Гленнанну на целые полчаса, в то время как я сидел и курил сигареты, все больше и больше возмущаясь. Затем он отвернулся, подошел к своему товарищу и устало пробормотал:
– Возьмись за него, пока я схожу в уборную.
Стерджис спросил меня, не хочу ли я попробовать, но я снова отказался с благодарностью, фактически я уже был готов уходить, но подумал, что мог бы кратко ознакомиться с методами Стерджиса тоже. Он подошел к Геберту и выпалил:
– За что она платила тебе деньги?
Я заскрипел зубами, чтобы удержаться и не бросить стул в этого дурака. Но он все-таки проявил некоторое разнообразие: он больше толкал, чем шлепал.
Жилистый коп вернулся и рассказал мне, какими помоями его кормят. Я решил, что заработал свои деньги и, затягиваясь последний раз сигаретой, думал уйти. Но дверь открылась, и вошел сержант, который привел меня сюда. Он подошел и посмотрел на Геберта взглядом, которым повар смотрит на чайник, чтобы узнать, не закипает ли он.
Сержант повернулся к Стерджису.
– Приказ от инспектора. Приведите его в порядок, проводите к северной двери и ждите меня там. Инспектор хочет, чтобы через пять минут здесь его не было… Он может нормально передвигаться?
Стерджис сказал, что может. Сержант повернулся ко мне.
– Не подниметесь ли вы в кабинет инспектора, Гудвин?
Он вышел, а я последовал за ним, не говоря ни слова. Там не было никого, с кем бы мне хотелось обменяться номерами телефонов. Я снова поднялся на лифте наверх. Мне пришлось ждать довольно долго в приемной Кремера. Очевидно, у него там были гости, ибо сначала вышли три шпика, немного позднее капитан в форме, а еще позднее парень с седыми волосами, в котором я узнал заместителя комиссара Аллоуэя. Потом мне разрешили войти. Кремер сидел там и выглядел кисло. Он жевал сигару, которая уже погасла.
– Садись, сынок. У тебя не было возможности показать нам, как это делается там внизу. Ха? Да и мы тоже немного тебе показали. Один симпатичный человек работал над Гебертом четыре часа сегодня утром, хороший умный человек. Он не мог ничего добиться. Поэтому мы отказались от умного подхода и попробовали нечто другое.
– Ах, вот оно что. – Я ухмыльнулся ему. – Вот что представляют собой эти парни, «нечто другое». Это правильно их определяет. А теперь вы отпускаете его на свободу?
– Да, мы отпускаем. – Кремер нахмурился. – Один адвокат начинает подогревать это дело. Я полагаю, он нанят миссис Фрост. Он достал предписание о вызове арестованного в суд для рассмотрения законности ареста. Я не считаю, что за Геберта стоит бороться, да и сомневаюсь, что мы смогли бы держать его. К тому же французский консул зашевелился. Геберт ведь французский подданный. Конечно, мы поставим шпика следить за ним, а какая будет польза от этого? Когда такой человек знает о преступления, то должен быть какой-нибудь способ вытянуть эти сведения из него?
– Конечно, это будет правильно. Это было бы лучше, чем… – Я содрогнулся. – Не обращайте внимания. Есть какие-либо новости от работ в Гленнанне?
– Нет.
Кремер, продолжая жевать свою сигару, сердито посмотрел на меня.
– Ты знаешь, мне не хотелось бы говорить тебе, но это то, что я думаю. Я не хотел бы видеть, как тебе причиняют боль, но, может быть, было бы более разумно, если бы мы там внизу в комнате номер пять весь день занимались бы тобой вместо Геберта?!
– Мной? – Я покачал головой. – Я не верю этому. После всего того, что я сделал для вас.
– Ох, не говори ерунды. Я устал. Я не в настроении. Я вот все время думаю. Я знаю, как Вулф работает. Я не претендую на то, что я мог бы так, но я знаю, как он работает. Я признаю, что он никогда еще не садился в лужу, но ведь нужно разбить яйцо только один раз. И возможно, что как раз в этом случае он влипнет. Он работает на Фростов.
– Он работает только на одного из Фростов.
– Верно, и это тоже странно. Сначала он сказал, что его нанял Лу, а затем Элен. Я никогда раньше не слышал, чтобы он менял клиентов таким образом. Имеет ли это какое-нибудь отношение к тому факту, что состояние принадлежит дочери, но что им управляет отец Лу в течение двадцати лет? А отец Лу, Дадли Фрост, он здорово умеет держать все в секрете. Мы объяснили ему, что мы расследуем случай убийства, и попросили его позволить нам проверить состояние дела с наследством, потому что могла быть какая-нибудь связь, которая была бы полезна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30