кран в ванну 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Словом, все ясно, как божий день.
— Та-та-та-та, — сказал Матиас, — так дела не делаются, это вам не песенку спеть. Что дают за невестой?
— А что имеется у жениха? — спросил, в свою очередь, Солонэ.
— Наше состояние, — сказал Матиас, — это, во-первых, поместье Ланстрак, приносящее двадцать три тысячи ливров дохода чистоганом, не считая поступлений натурой; засим — фермы Грассоль и Гюадэ, дающие каждая по три тысячи шестьсот ливров; засим — имение Бельроз, приносящее в среднем шестнадцать тысяч ливров; итого сорок шесть тысяч двести франков дохода. Засим — родовой особняк в Бордо, за который взимается налог в девятьсот франков. Засим — прекрасный дом с садом и двором, находящийся в Париже, на улице Пепиньер, налог — полторы тысячи франков. Документы на перечисленную недвижимость находятся у меня; все это перешло к графу де Манервилю по наследству от родителей, за исключением дома в Париже, являющегося его личным приобретением. Наконец обстановка двух особняков и замка в Ланстраке, оцененная в четыреста пятьдесят тысяч франков. Вот вам стол, скатерть и первое блюдо. Что вы нам дадите на второе и на десерт?
— Приданое, — сказал Солонэ.
— Перечислите его, дорогой мэтр, — возразил Матиас. — Что вы можете мне предъявить? Где опись имущества, составленная после кончины господина Эванхелиста? Покажите мне, как была проведена ликвидация его дел, куда были помещены наличные деньги? Где ваши капиталы, если таковые существуют? Где ваша недвижимость, если таковая имеется? Короче, покажите мне все дела по опеке и разъясните, что получит от матери невеста сейчас и что унаследует после нее.
— Любит ли граф де Манервиль мадемуазель Эванхелиста?
— Он готов жениться на ней, если условия брачного контракта окажутся подходящими, — сказал старый нотариус. — Я не ребенок: мы говорим сейчас о делах, а не о чувствах.
— Однако дело не выгорит, если вы не проявите великодушия, — возразил Солонэ. — И вот почему. Мать невесты после смерти мужа не составила описи имущества; она испанка, креолка и не знакома с французскими законами. Потрясенная скорбью, она и не думала о пустых формальностях; их выполняют с легким сердцем лишь люди черствые. Общеизвестно, что покойный муж обожал ее и что она горько оплакивала его смерть. Если все же ликвидация сопровождалась составлением краткой описи, на основании простого опроса, то лишь благодаря второму опекуну: он настоял на том, чтобы положение было приведено в ясность и за дочерью было закреплено право на капитал, образовавшийся к тому времени, когда пришлось изъять из Лондонского банка английские ценные бумаги на огромную сумму, каковую решено было отдать под проценты в Париже, удвоив таким образом доходы…
— Не говорите вздора. Существуют способы все проверить. Какова была сумма наследственных пошлин, уплаченная казне? Назовите ее, и мы установим размеры наследства. Держитесь ближе к делу. Скажите прямо, что было получено и что осталось. Если мой клиент очень влюблен, он будет снисходителен.
— Ну, если вы хотите жениться на деньгах, ничего не выйдет. Невеста, собственно говоря, должна получить в приданое свыше миллиона. Но у матери остались только этот особняк, движимое имущество и четыреста с лишним тысяч франков, помещенные в тысяча восемьсот семнадцатом году из пяти процентов и приносящие ныне сорок тысяч дохода.
— Как же можно при этом вести образ жизни, требующий ста тысяч в год? — воскликнул пораженный Матиас.
— Что же делать, содержание дочери обходилось безумно дорого! К тому же госпожа Эванхелиста в самом деле не знает счета деньгам. Впрочем, все ваши сетования не вернут ей ни гроша.
— С пятьюдесятью тысячами дохода, принадлежавшими лично мадемуазель Натали, ее можно было без всякого разорения вырастить в обстановке полного достатка. Но если в девушках у нее такие аппетиты, то до чего же дойдет ее расточительность, когда она выйдет замуж?
— Что ж, в таком случае не женитесь, — ответил он, — красивая женщина всегда проживает больше, чем у нее есть.
— Мне нужно поговорить с моим клиентом, — сказал старик.
«Иди, иди, старый папаша Кассандр, доложи ему, что у нее нет ни гроша», — подумал мэтр Солонэ в тиши кабинета, расположив свои доводы, по всем правилам стратегии, сомкнутыми колоннами, построив эшелонами свои предложения, воздвигнув баррикады из спорных вопросов и подготовив почву для того, чтобы в тот момент, когда дело будет казаться окончательно расстроенным, стороны могли благополучно начать мирные переговоры, в которых, разумеется, одержит верх его клиентка.
Белое платье с розовыми бантами, локоны, завитые а ля Севинье, стройная ножка Натали, кокетливые взгляды, хорошенькая ручка, беспрерывно поправляющая прическу, хотя в этом не было ни малейшей надобности (обычная уловка девушек, когда они, как павлин, выставляют напоказ свою красоту), — все это привело Поля именно в такое состояние, в каком его хотела видеть будущая теща: он был опьянен желанием, невеста возбуждала в нем не меньшее вожделение, чем в лицеисте — куртизанка; по его взглядам, верному термометру души, можно было заметить, что влюбленность его дошла до того предела, когда мужчина способен натворить глупостей.
— Натали так красива, — шепнул Поль вдове, — что мне теперь понятно то исступление любви, когда бывают готовы заплатить за счастье своею жизнью.
— Обычные слова влюбленного, — возразила г-жа Эванхелиста, пожимая плечами. — А во г я никогда не слыхала от мужа таких речей; однако он женился на мне, не взяв приданого, и в течение тринадцати лет ни разу не огорчил меня.
— Это намек? — спросил Поль смеясь.
— Вы знаете, как я вас люблю, мой мальчик! — ответила она, взяв его за руку. — Разве я могла бы отдать вам свою Натали, если бы не любила вас? — Отдать меня, меня? — воскликнула молодая девушка, смеясь и обмахиваясь веером из перьев тропических птиц. — О чем вы там шепчетесь?
— Я говорил о том, как я вас люблю, — ответил Поль. — Ведь общепринятые условности не позволяют мне прямо высказать это вам.
— Почему?
— Я боюсь!
— О, вы достаточно умны и хорошо умеете вставлять в оправу драгоценные камни комплиментов. Хотите, я скажу, что думаю о вас? По-моему, вы слишком умны для влюбленного. Быть «душистым горошком» и вдобавок остроумным человеком — не слишком ли это много? — добавила она, потупив глаза. — Нужно выбрать что-нибудь одно. Я тоже боюсь…
— Чего?
— Не будем об этом говорить. Не кажется ли вам, маменька, что подобная беседа опасна, раз брачный контракт еще не подписан?
— Но мы скоро подпишем его, — возразил Поль.
— Мне хотелось бы знать, о чем совещаются Ахилл и Нестор, — заметила Натали, указывая на дверь гостиной; в ее взгляде светилось детское любопытство.
— Они говорят о наших будущих детях, о нашей смерти и тому подобных пустяках; они считают экю, чтобы решить, хватит ли у нас с вами денег держать в конюшне пятерку лошадей, и обсуждают также, что должен дать каждый из нас… Но я их опередил.
— Как? — спросила Натали.
— Разве я не отдал уже вам всего себя? — ответил он, взглянув на девушку, а та стала еще красивее, вспыхнув румянцем при этом ответе, который доставил ей видимое удовольствие.
— Маменька, чем я могу отблагодарить за такую щедрость?
— Дитя мое, в твоем распоряжении — вся жизнь. Повседневно приносить мужу счастье — разве это не значит одаривать его неисчерпаемыми сокровищами? В моем приданом не было других богатств.
— Нравится ли вам Ланстрак? — спросил Поль у Натали.
— Как мне может не нравиться что-нибудь, принадлежащее вам? — ответила она. — Мне очень хотелось бы посмотреть ваш дом.
— Наш дом, — поправил ее Поль. — Вам хочется знать, угадал ли я ваш вкус, будет ли там уютно. Матушка растила вас так, что мужу нелегко будет вам угождать: ведь вы привыкли ни в чем не встречать отказа. Но когда любовь безгранична — для нее нет ничего невозможного.
— Дети, — сказала г-жа Эванхелиста, — зачем вам оставаться в Бордо, когда вы поженитесь? Хватит ли у вас духа жить на глазах у всех, в обществе, где вас обоих знают, где будут следить за вами и стеснять вас? Целомудренность вашего чувства не позволит ему изливаться при всех, — так не лучше ли уехать в Париж, где жизнь молодой четы незаметна в общем бурном потоке? Только там вы сможете любить друг друга, не боясь прослыть смешными.
— Вы правы, матушка, я не подумал об этом. Но еще можно успеть приготовить мой дом к нашему приезду. Сегодня же вечером я напишу де Марсе, моему другу, на которого можно вполне положиться; и работа закипит.
В то время как Поль, подобно всем молодым людям, привыкшим удовлетворять все свои прихоти, неосмотрительно давал обещание переехать в Париж, что требовало немалых расходов, мэтр Матиас вошел в гостиную и сделал своему клиенту знак, что хочет с ним поговорить.
— В чем дело, мой друг? — спросил Поль, отойдя с ним в сторону.
— Граф, — сказал старик, — за ней не дают ни гроша. По-моему, следует отложить переговоры, пока вы не примете надлежащего решения.
— Граф, — промолвила Натали, — я также хочу сказать вам кое-что, Хотя г-жа Эванхелиста оставалась с виду спокойной, но даже средневековый еврей, брошенный в котел с кипящим маслом, не испытывал таких мук, какие терзали ее грудь под лиловым бархатом платья. Солонэ заверял ее, что брачный контракт будет подписан, но она не знала, каким образом, на каких условиях нотариус добьется успеха, и томилась неизвестностью, переходя от надежды к страху. И вот, быть может, именно непослушание дочери обеспечило ей победу. Натали по-своему истолковала слова матери; тревога, которую та испытывала, не ускользнула от нее. Когда она увидела успех своего кокетства, в ее уме зародились тысячи противоречивых мыслей. Хотя она не порицала мать, но ей было немного стыдно за эти уловки, имевшие целью кое-что выиграть. Затем ее охватило вполне понятное ревнивое любопытство: ей хотелось знать, настолько ли ее любит Поль, чтобы преодолеть затруднения, предвиденные ее матерью, — о них свидетельствовало и пасмурное лицо мэтра Матиаса. Все эти чувства толкнули ее на прямодушный поступок, говоривший в ее пользу; но самое коварное вероломство не принесло бы Полю столько вреда, как эта невинная выходка.
— Поль, — сказала она шепотом, впервые называя его по имени, — если мы должны расстаться из-за каких-нибудь материальных затруднений, то знайте, что я освобождаю вас от данного мне слова и готова принять на себя всю ответственность за наш разрыв.
Это великодушное предложение было сделано с большим достоинством; Поль убедился, что Натали бескорыстна и ничего не знал о том, что сообщил нотариус. Он поцеловал руку девушки, давая этим понять, что любовь для него дороже денег. Натали вышла из комнаты.
— Тысяча чер… нильниц! Господин граф, вы делаете глупости! — промолвил старый нотариус, вновь подойдя к своему клиенту.
Поль задумался: он рассчитывал, что, когда к его состоянию присоединится состояние Натали, у них будет около ста тысяч дохода; и как бы ни был влюблен человек, ему нелегко освоиться с мыслью, что вместо ста тысяч у него окажется только сорок шесть, а жена между тем привыкла жить в роскоши.
— Теперь, когда моей дочери здесь нет, — сказала г-жа Эванхелиста, с царственным видом подходя к Полю и нотариусу, — не сообщите ли вы мне, что случилось?
— Сударыня, — ответил Матиас, испуганный молчанием Поля и стараясь найти выход, — возникли кое-какие помехи, дело затягивается.
Тут мэтр Солонэ появился в гостиной и прервал своего коллегу. Его слова показались Полю целебным бальзамом. Подавленный мыслью о только что данных неосмотрительных обещаниях, связанный своей ролью влюбленного, Поль не знал, ни как взять обратно свои слова, ни как изменить положение; ему было бы легче броситься в пропасть.
— — Сударыня, вам представляется возможность выполнить свои обязательства по отношению к дочери, — заявил молодой нотариус непринужденным тоном. — У вас сорок тысяч ливров дохода, приносимого пятипроцентными облигациями, которые вскоре будут котироваться по нарицательной стоимости, если не дороже; значит, их можно оценить в восемьсот тысяч франков. Этот особняк с садом стоит не менее двухсот тысяч. Раз это так, то вы можете, сударыня, передать дочери по брачному контракту номинальное право на владение этими ценностями — ведь в намерения графа не входит, надеюсь, оставить свою тещу без всяких средств к жизни. Если вы и прожили свое состояние, сударыня, то капитал, принадлежащий вашей дочери, остался почти нетронутым.
— Какое несчастье, что женщины ничего не смыслят в делах! — воскликнула г-жа Эванхелиста. — Номинальное право? Что это такое?
Поль пришел в восторг, услышав о возможности соглашения. Старый нотариус, видя расставленную ловушку, в которую его клиент уже готов был попасть, оцепенел от удивления, пробормотав:
— Да нас просто водят за нос!
— Последуйте моему совету, сударыня, и можете быть совершенно спокойны, — продолжал молодой нотариус. — Хотя вы и приносите жертву, но по крайней мере избавляетесь от дальнейших забот, могущих возникнуть, когда подрастут будущие внуки. Ведь неизвестно, сколько кому остается жить. Итак, граф может указать в контракте, что им получено все, что приходится на долю мадемуазель Эванхелиста из наследства ее отца.
Матиас больше не в силах был сдерживать негодование; его глаза сверкали, лицо побагровело.
— И этот капитал, — сказал он, дрожа от гнева, — равен…
— Одному миллиону ста пятидесяти шести тысячам франков, согласно документам.
— Почему вы заодно не потребуете от графа, чтобы он тут же и безотлагательно передал все свое состояние будущей супруге? — спросил Матиас. — Это было бы куда откровеннее, чем то, что вы нам предлагаете. Я не желаю, чтобы разорение графа де Манервиля происходило на моих глазах; я ухожу.
Он сделал шаг к дверям, чтобы показать своему клиенту всю серьезность сложившихся обстоятельств, но затем вернулся и добавил, обращаясь к г-же Эванхелиста:
— Не думайте, сударыня, что я считаю вас сообщницей моего коллеги:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21


А-П

П-Я