– Фроди уселся на скамью и нетерпеливо барабанил по столу пальцами.
– Неверно, Фроди. Если бы мне хотелось поиздеваться над тобою, так я пришел бы в дом твой и вел с тобой разговор в недозволенном, насмешливом тоне.
– Ах, вот ты о чем!
– Совершенно верно, об этом самом.
– Может, мне убраться отсюда? – Фроди возвысил голос.
– Я этого не говорил.
Фроди поразмышлял немного, сильнее забарабанил по столу и сказал:
– Верно, ты не говорил. Но это еще ничего не значит… Тебя звать Тейт?
– Верно.
– И ты скальд?
– Может быть…
– Я уважаю скальдов, – сказал Фроди. – Но некоторым из них следовало бы укоротить языки. Они слишком большого мнения о себе.
– Это бывает не только со скальдами.
– А с кем же еще?
– Есть на свете такие люди… – уклончиво ответил Тейт.
– Это интересно, – сказал Фроди, усаживаясь так, словно ему сейчас подадут брагу или пиво.
– Многое в жизни интересно, Фроди. На то она и жизнь.
Фроди сказал:
– Но и всякая жизнь имеет конец.
Скальд согласился:
– Именно, всякая. Всякая, Фроди.
– И ты пальцем указываешь на меня? – мрачно спросил Фроди. – Скажи-ка поточнее.
– Скажу, если явлюсь к тебе домой.
– Почему не здесь?
– Гость есть гость. Хотя он и незваный.
– Видно скальда по острому языку, – сказал с усмешкой Фроди. – А берсерка, говорят, и по острому мечу.
– Мечи бывают и у скальдов.
– Правда? – Фроди еще раз осмотрел комнату, но меча не обнаружил. – Ладно, – примирительно сказал он. – Я не затем пришел, чтобы затевать с тобою ссору… Кари, сын Гуннара, кем доводится тебе?
– Человеком.
– Это насмешка?
– Нет.
Скальд говорил тихо и внушительно. Трудно было придраться к его словам и выхватить меч в припадке обиды.
Скальд встал из-за стола, прошел в соседнюю каморку и вернулся с обнаженным мечом. Фроди от неожиданности язык проглотил…
– Возьми вон то перышко! – приказал скальд.
Фроди только сейчас приметил перышки, выщипанные из куриной грудки. И, к своему удивлению, невольно подчинился приказу скальда. (Это и в самом деле был приказ, причем властный.)
– А теперь подбрось его! Да повыше!
Фроди беспрекословно выполнил то, что потребовал скальд.
И вот перышко – легкое, пушистое – медленно падает вниз. И тут скальд подставляет острие своего меча – и перышко раздваивается…
– Ого! – воскликнул Фроди. – Меч у тебя отменной остроты. Сам точил?
– И сам же выковал.
Фроди не верилось.
– Дай подержать его.
Тейт вручил ему меч. Фроди со знанием осмотрел его, рубанул им воздух и вернул хозяину.
– Завидую. Прекрасный меч. Стало быть, ты мастак не только по части остроумия. Я рад тому, что ты – понятливый. И даже очень. Поэтому разговор будет коротким… Скажи этому Кари, который зачастил к тебе, чтобы поосторожнее вел себя…
– Осторожность не всегда спасительна.
– И тем не менее!
Тейт прикинулся малопонятливым.
– Значит, дорога для Кари ко мне заказана?
– Нет! Вовсе нет! Пусть болтается у тебя сколько влезет. Но пусть оставит в покое зеленую лужайку.
– Я не знаю такой местности.
– Зато хорошо знает ее Кари.
Скальд заметил:
– Каждый живет так, как ему можется.
Фроди встал и пошел к двери. На пороге обернулся и сказал:
– Уважаемый Тейт, считай, что я предупредил Кари. – Потом он выбрался во двор и крикнул оттуда: – А заодно – и тебя.
Тейт не вышел из хижины. Он слышал, как грозно ворчал Фроди, садясь на коня. Как сопел он, будто всего его распирало изнутри. Хлестнув коня, Фроди умчался по лесной дороге.
Скальд положил меч на стол и продолжал раздумывать над смыслом жизни. Он, казалось, позабыл о берсерке и его угрозах…
III
На следующей неделе Фроди снова явился к Тейту. Теперь уже не один, а с целой ватагой: с Эгилем и еще тремя головорезами, которых скальд видел впервые.
«К добру ли это?» – подумал скальд, хотя гости приветствовали его дружно, как один.
Соскочив с коней, они положили на порог хижины у самых ног Тейта красавца оленя.
– Мы хотим угостить тебя, – сказал Фроди. И обратился к своим дружкам. – А ну, живее! Освежевать добычу! Развести костер! А ты, Андотт, – сказал Фроди здоровенному детине в куртке из бараньей шкуры, – найди пару рогатин и вбей их в землю, да так, чтобы олень уместился меж ними должным образом. Да не забудь и про вертел.
Андотт вошел в лес и вскоре вернулся с рогатинами и отличным вертелом, который уже успел заострить с одного конца.
– Погляди, скальд, – сказал Фроди, – эти ребята готовы на все, чтобы только услужить тебе.
– Вижу, – сказал скальд, которому вся эта нежданная кутерьма не очень-то пришлась по сердцу.
– А вот и пиво! – воскликнул Фроди. – Поставьте бочонок в воду, чтобы оно остыло. А где же брага?
– Здесь брага, – отозвался кто-то.
– Молодец, Лодмунд! Ты всегда начеку! Отнеси посудину вон под то дерево. – И Фроди указал на дуб, стоявший недалеко от берега. – Скажи, скальд, где тебе больше нравится: здесь, на виду фиорда, или дома?
– Ты имеешь в виду…
– Вот именно! – сказал Фроди. – Мы хотим угостить тебя. И себя, разумеется. От всего сердца. Можно посидеть на берегу, здесь не очень прохладно.
Фроди потирал руки, смакуя предстоящую пирушку.
– Что же делать мне? – спросил Тейт.
– Тебе? – Фроди расхохотался. – Быть гостем! Угощаться! Слагать песни, если угодно. И непременно пить брагу или пиво. И заедать олениной. Ведь это сам божок лесной, а не олень!
– Не богохульствуй, Фроди! – сказал ему скальд.
Фроди подбоченился, затрясся от смеха.
– Случайно, ты не колдун? – спросил он.
И тут Фроди поддержали безудержным смехом его товарищи. А скальд стоял молчаливый, поглядывая исподлобья то на одного, то на другого непрошеного гостя.
– Ладно, – сказал Фроди, вытирая рукавом глаза, чуть не слезившиеся от смеха. – Не будем тебе досаждать. Можешь даже помолиться какому-нибудь истукану. Лично я верю только в силу мускулов да оружия. Впрочем, всегда молюсь О?дину перед охотой или битвой. Только он заслуживает большого уважения, ибо этот великий бог не против кровопролития.
– Кто это тебе сказал? – спросил скальд, с лица которого не сходила потаенная хмурость.
– Кто? – Фроди перемигнулся с товарищами. – Бабушка моя сказала. А я ей во всем верю. Она знает такие наговоры и заговоры, что твой домик, пожелай она, вспорхнет к небу, словно птица… Можно даже проверить, но мне не хочется, чтобы ты взлетел на небо вместе с этой халупой.
– И на том спасибо.
Скальд вошел в хижину, оглянулся – не подглядывает ли кто? – достал меч и спрятал его за дверью. Он не знал, зачем это делал, ибо не было пока что основания для беспокойства. К тому же Фроди и его друзья сложили свое оружие на пеньке и настроились на пиршественный лад. «Однако эти разбойники и сами не знают, что сотворят через мгновение. Какие-то сумасшедшие!» – подумал скальд.
Костер горел отменно. Вскоре жаркие уголья устлали землю, и их сгребли в длинную кучу. И пошел от них настоящий огонь, в котором можно было изжарить не одного оленя, но целый десяток.
Оленью тушу проткнули вертелом, а вертел положили на рогатины, вбитые друг против друга на расстоянии двух небольших шагов.
– Теперь поворачивайте его! – скомандовал Фроди. – А мы пока что попробуем браги.
Тейт принес деревянные кружки. Их не хватало на всех. Поэтому хозяин и Фроди взяли себе глиняные чарки.
– Из них брага вкуснее, – сказал Фроди.
Тейта вдруг потянуло к питью. Он решил, что с эдакими молодцами лучше всего вести разговор, будучи чуточку или более чем чуточку подвыпившим.
Фроди высоко поднял свою чарку и, медленно приблизив к губам, осушил до дна. Затем вытер усы, похожие на полуистлевшую солому, и крикнул:
– Хо-ро-ша!
Он дождался, пока опорожнил свою чару скальд, а потом спросил его:
– Ну как?
– Крепкая, – признался тот.
Эгиль сказал:
– Она валит с ног, если не рассчитать свои силы.
– Помолчи, – прикрикнул на него Фроди. – Много ты смыслишь в браге!
… Оленя целиком положили на стол. Он был поджарен так, что у настоящих знатоков потекли бы слюнки: бока, живот, спина, ляжки, шея – все как положено, то есть с хрупкой корочкой, а мясо без кровинки до самых костей.
– Прежде чем мы приступим к еде… А где, кстати, хлеб? Тащите его из сумок! – крикнул Фроди. – Прежде чем мы приступим к маленькому пиру, хочу сделать хозяину маленький подарок.
И он достал из штанины большой перстень с голубым камнем, привезенный из далекого юга, и церемонно передал его скальду. Тот смущенно принял подарок, думая о том, чем же придется ему, в свою очередь, одаривать гостя – самого важного из головорезов.
– Прекрасен, – сказал скальд. – Но зачем такой дорогой? И чем я могу отплатить? Хижина моя бедна. Сам я не конунг. Где возьму подобающий ответный подарок?
– Ты очень и очень богат, Тейт. Но тебе не обязательно одаривать нас. Ежели очень захочется совершить благородный поступок – это очень просто для тебя.
– У меня нет золота.
– И не надо!
Скальд надел перстень на палец левой руки – на средний палец – и невольно залюбовался им.
– Ежели только захочешь, можешь отдать мне вещь, которая для меня дороже во сто крат вот этой дорогой безделицы.
Скальд вопросительно глянул на Фроди.
– Не догадываешься?
– Нет.
Фроди торжественно произнес:
– Твой меч, который разрезает пушинку.
IV
Время было предзакатное. Легкий туман курился над фиордом. Противоположный берег был покрыт темной голубоватой дымкой и казался далеким и сказочным. А горы, уходившие в глубь фиорда, словно ступени, поднимались все выше и выше. А самые высокие вершины были освещены ярким солнцем, отчего сам фиорд уже казался погруженным в вечерние сумерки, хотя до них было еще далеко…
Скальд концом длинной палочки чертил на песке ничего не означавшие линии, а Кари сидел рядом на дубовом бревне.
Мир выглядел тихим, покойным, лишенным бурных страстей, погруженным в созерцание собственной успокоенности. Перед этой величественной тишиной обращались в маленькие, в совсем малюсенькие все чувствования, незадолго до этого казавшиеся очень важными. Сам О?дин пребывал в мире и покое и то же самое ниспослал на землю.
Однако скальд – на то он и был скальдом – воспринимал все по-иному. Этот покой – с его точки зрения, очень хрупкий – он противопоставлял неизменной быстротекучести жизни и превратностям бытия. Покой никогда не убаюкивал его, и когда всем представлялось, что все идет к лучшему, в нем пробуждались самые наихудшие опасения. Он рассуждал как-то странно: если вокруг тишина и покой, значит, они обманчивы, они лишь способны набросить пелену на глаза, подобно той, которая сейчас повисла на том, противоположном берегу. На человека, дескать, неминуемо обрушивается одно несчастье за другим.
Люди считали скальда человеком обиженным судьбой и ворчливым вследствие этого. Он якобы склонен был видеть вокруг больше дурного, нежели приятного, радостного. А существа, к которым принадлежал он сам, то есть людей, почитал обреченными на вечные заботы и жалкое прозябание. Для этого у него, по-видимому, имелись достаточные основания. Может быть, он знал лучше и больше других?
Был ли он женат когда-нибудь, имел ли детей, где его близкие? Кто мог ответить на эти вопросы, если сам скальд хранил по этому поводу полное молчание. А если кто и спрашивал его об этом – переводил разговор на другое или просто проглатывал язык, и от него нельзя было добиться ни единого слова. Жил он бобыль бобылем. Все решили, что взялся Тейт из ниоткуда и уйдет в небытие так же незаметно, как и появился.
В глубине души он завидовал тем, кто младенческими глазами смотрел на окружающее, кто верил в добро и обещал посвятить все свои силы борьбе со злом. Скальд не мог не сравнить их со слепыми котятами, хотя, наверное, подобное сравнение было и грубым и односторонним, не учитывающим многообразие и сложность жизни, о которых любил поговорить сам Тейт. Воплощением наивности и доверчивости был для него Кари. Он верил слову и не мог понять, как это человек причиняет зло себе подобному. А ведь именно об этом без конца толковал ему скальд.
Это была чистая душа, подобная гладкой поверхности, на которую следовало нанести некие письмена. И в зависимости от этих знаков и пошел бы жизненным путем молодой человек. В этом скальд был совершенно убежден. Конечно, хорошо слагать стихи и петь их, хорошо сочинять нечто поражающее воображение. Но еще лучше слепить душу невинную, да так, чтобы обладающий ею вышел бы человеком добрым, полезным для всех. Совесть его должна быть чиста и прозрачна, как лесной родничок, как капля, стекающая со льдинки в теплый весенний день.
Тейт понимал, что такому – почти идеальному – человеку трудно, очень трудно жить среди обыкновенных людей, но чем больше будет хороших, тем лучше! При всех обстоятельствах не надо пасовать перед негодяями, перед разбойниками, перед людьми с испорченной душой.
Кари молча глядел на гладкую, уснувшую поверхность воды. Сегодня она была особенная, как бы слюдяная. Да и сам он казался нынче особенным. Может, оттого, что думал о приятном. О ней. О Гудрид. Что она делает в это мгновение? Думает ли о нем? И что думает?.. А впрочем, почему она должна думать именно о нем? Может, Фроди или Эгиль уже заняли свое место в ее душе?
– Они были у меня, – рассказывал скальд. – Явились неожиданно. С подарком. Закатили пирушку. Еды разной, браги и пива понавезли. Ели и пили. Угощали меня особенно рьяно. Словно я конунг.
– Заявились в гости?
– Да еще как! Целого оленя притащили. Бочонок браги. Бочонок пива! Ешь и пей!
– Что же это они? Отчего вдруг такая любовь?
– В том-то и дело! Я долго спрашивал об этом себя. Потом выяснилось, что Фроди приглянулся мой меч. Дедовский меч. И он вымолил его у меня. Правда, сделав при этом ответный подарок. – Скальд показал молодому человеку перстень на левой руке.
Кари залюбовался золотой штучкой с диковинным камнем. Это было какое-то одноглазое живое чудо.
– Я ничего подобного не видал, – простодушно сказал Кари.
– И я, – сказал Тейт.
– И ты отдал меч?
– А что бы ты сделал на моем месте?
– То же, что и ты.
Тейт сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21