– Чего? – не расслышал сосед.
– Сам откуда – спрашиваю.
– Воронежский. А что?
– Да ничего. Просто так… А я вот из Сибири, с Енисея… – он сделал паузу, ожидая, что сосед что-нибудь скажет, но тот молчал, держась обеими руками за борт. – Река такая есть – Енисей. Не слыхал? Весной разольется – другого берега не видно, совсем море. А когда лед трогается, вот красота… Тут небось и реки не замерзают вовсе…
Боец ничего не ответил. Машина круто повернула, и все навалились на правый бок. Сенька плотнее надвинул пилотку, чтоб не снесло, расстегнул гимнастерку и вдохнул полной грудью свежий, напоенный запахом меда ночной воздух.
– Холодок, хорошо…
– Через час согреешься, – мрачно буркнул сосед и отвернулся.
Машина прибавила скорость.
Они ехали среди высоких нескошенных хлебов, сворачивая то вправо, то влево, через разрушенные села, через рощи и лесочки, наклоняя головы, чтоб ветки не били по лицу. Ветер свистел в ушах, и где-то впереди, точно зарницы, вспыхивали красные зарева и медленно всплывали вверх, и затем падали ослепительно яркие ракеты.
Потом они долго сидели у стенки какого-то полуразрушенного сарая, и где-то совсем рядом строчил пулемет и рвались мины, и курить им строго-настрого запретили, а немного погодя пришли какие-то двое и раздали им винтовки и гранаты.
Сенька винтовки не взял, только гранаты – шесть «лимонок» и две «РГД». Растыкал по карманам и повесил на пояс.
Потом повели куда-то через огороды к речке. Посадили в траншеи. В траншее было пусто. Это были старые траншеи, они успели уже обвалиться и заросли травой.
«На той стороне, верно, немцы», – подумал Сенька и спросил у сержанта, который их вел, немцы ли на той стороне.
– Немцы, немцы, а то кто ж. Вчера мы там были, а сегодня немцы. Вот сидите и не пускайте их сюда. Понятно?
И Сенька сидел и смотрел на тот берег и щупал гранаты в кармане, а потом вынул и разложил их все перед собой.
В груди его что-то дрожало, он думал о Николае, и ему хотелось обнять его изо всех сил и сказать, что сегодня что-то произойдет. Что именно, он и сам еще не знал, но что-то очень, очень важное…

– 8 –

Под утро на той стороне реки что-то заурчало, будто тракторы ехали. Но было темно, и ничего нельзя было разобрать. Потом перестало. Заквакали лягушки. Выползла луна. Где-то сзади, в траншее, послышался разговор. Двое командиров подошли к Сеньке. Один хромал и опирался на палочку.
– Какой роты, боец?
– А мы не с рот… Мы с медсанбата, – ответил Сенька и вытянул руки по швам.
– А-а-а… – неопределенно протянул хромой и, помолчав, спросил. – Танки где гудели?
«Значит, танки, а вовсе не тракторы». Сенька указал рукой в сторону, откуда доносился звук.
– К мосту прут, сволочи, – сказал хромой.
Другой командир выругался. У него был хриплый, простуженный голос.
– А куда ж? Конечно, к мосту.
За рекой опять заурчало. Сначала тихо, потом громче и громче. Хромой облокотился о бруствер и приложил руку к уху.
– Штук десять, никак не меньше.
– Часа через три рассветет.
– Часа через три, а то и раньше.
– Ч-черт…
– Синявский что – убит?
– Убит.
– А Крутиков?
– И Крутиков… Эх, был бы Крутиков… К самому танку бы подполз и на мосту бы подорвал.
– И бутылки ни одной со смесью?
– Будто не знаешь…
Они помолчали.
– Пройдем во вторую… к Рагозину.
Они ушли.
Сенька проводил их глазами – некоторое время еще было видно, как мелькали их головы над траншеей, – и облокотился о бруствер. Луна взошла уже высоко, и на той стороне был виден каждый домик. Они смешно лепились по самому откосу – берег был крутой. Чуть левее виднелась церковь. Из густой зелени выглядывала только маковка с крестом. Правее, вверх по течению, через реку тянулось что-то черное и плоское – должно быть, мост. Из-за домиков то тут, то там, осыпаясь золотым дождем, взвивались вверх ракеты и, осветив, как днем, белые домики и купы деревьев над рекой, шипя, гасли в камышах. Лениво строчили пулеметы. Красные и зеленые точки, догоняя и перегоняя друг друга, терялись где-то на этой стороне. Иногда около церкви начинал щелкать миномет, а потом откуда-то сзади доносились разрывы мин. С нашей стороны никто не отвечал.
Один раз, когда взлетела ракета, Сенька увидел трех человек, бегущих к реке, и понял, что это и есть немцы. Он чуть-чуть не бросил в них гранату, но вовремя спохватился – речка была широкая, метров восемьдесят, никак не меньше.
Опять послышались чьи-то шаги по траншее. Сенька обернулся. Те же двое, что проходили недавно.
– Ну как? – спросил один из них, останавливаясь около Сеньки.
– Да ничего. Стреляют помаленьку, товарищ… – Сенька запнулся, не зная, как обратиться.
– Лейтенант, – докончил за него командир и спросил, нет ли у него спичек.
– «Катюша» только, – ответил Сенька.
– Давай «Катюшу».
Сенька порылся в кармане, вытащил длинный, с пол-метра, фитиль, кремень, металлическую пластинку для высекания огня – все аккуратно завернутое в тряпочку – и протянул лейтенанту.
– Мы здесь рядом будем, – сказал лейтенант и прошел немного дальше по траншее.
Сенька опять облокотился о бруствер и стал смотреть на противоположный берег. Слышно было, как командиры долго высекали огонь – очевидно, не зажигался фитиль, – потом один из них спросил, который час.
– Тридцать пять второго.
Помолчали.
– Надо решение принимать, Ленька… Через час будет поздно…
– Надо…
– Кого ж послать? У меня три человека всего. Два из них раненые, а Степанов… да что о нем говорить…
– А гранат сколько?
– Гранат хватит. С гаком хватит. Ящиков пять. Да бросать их надо умеючи… Нету Крутикова. А Степанов только полные штаны наделает.
– А медсанбатовские?
– Что медсанбатовские… Одни калеки. С них спросить-то не спросишь. Подведут только.
Они долго молчали. Было видно только, как вспыхивают папиросы. Потом тот, которого звали Ленька, сказал:
– Значит… кому-то из нас. Или мне, или тебе.
– Куда тебе. С ногой-то…
– Не ногами же кидать. Руки здоровые. А ты левой и на десять метров не кинешь.
– Кину или не кину – другой вопрос, через час танки уже здесь будут.
И в подтверждение его слов за рекой опять заурчало.
Сенька пристально посмотрел в ту сторону, где урчало, ничего не увидел, собрал с бруствера гранаты, подтянул потуже ремень, расправил складки спереди, надел скатку через плечо и, засовывая гранаты в карман, подошел к командирам.
Где-то вдалеке пропел петух.

– 9 –

Первый танк неуверенно как-то вылез из-за полуобвалившейся хаты и, точно поколебавшись, идти дальше или не идти, медленно, переваливаясь с боку на бок, пополз к мосту. По нему никто не стрелял. Пушек в полку уже не было.
Танк медленно подполз к мосту. Остановился. Сделал три выстрела, – снаряды разорвались где-то совсем недалеко, за спиной у Сеньки, – и пошел по настилу. Из-за хаты появился другой танк.
Сенька взял связку гранат и взвел центральную. Три другие связки лежали рядом на траве.
Танк медленно полз, громыхая гусеницами. Он был серый, и на боку у него был черный крест, обведенный белой краской. Рядом с крестом ярко-красным пятном выделялся какой-то нарисованный зверь с задранными лапами.
«Совсем как на картинке, – вспомнил Сенька изображение танка, которое ему показывали в землянке. – Вот там баки с горючим, там мотор… Первую, значит, под гусеницы, вторую в баки, а дальше…»
Сенька стал на одно колено. Другой ногой уперся в какой-то корень. Мешали ветки кустарника. Сенька осторожно обломал их, потом взял связку гранат и проверил взвод.
Танк полз по мосту. Мост изгибался под ним, и, если б не грохот гусениц, вероятно, было бы слышно, как он скрипит.
Танк проехал три пролета. Осталось еще два. Сзади на мост въезжал уже другой. Третий полз по берегу.
Сенька посмотрел на небо – оно было чистое-чистое, без единого облачка, – на берег, на кусты, на ослепительно желтый песок у воды, стиснул зубы, размахнулся как можно сильнее и бросил связку прямо под гусеницы. Потом вторую. Потом встал во весь рост и бросил третью.
Гигантский клубок пламени взметнулся к небу.
С того берега застрочил пулемет.
Сенька припал к земле, нащупал рукой четвертую связку, взвел ее и тоже бросил. Она не долетела до моста, попала в воду. Громадный фонтан воды взвился к небу, и под Сенькой задрожала земля.
Танк горел, пуская клубы густого, черного как сажа дыма. Какие-то люди бежали по мосту в обратную сторону. Второй танк пятился назад.
Сенька надвинул на брови пилотку и, согнувшись, побежал к видневшемуся сквозь сосенки белому домику.
Когда он подбегал уже к самому домику, сзади что-то оглушительно грохнуло. Сенька на бегу обернулся. Два пролета моста охвачены были огнем.
Танка больше не было видно.
Клубящийся черный столб дыма медленно расползался по ослепительно голубому небу.

1950



1 2 3 4