Марта оценила поступок бывшего мужа, и у них сохранились достойные, приятельские отношения. Развод они не оформляли, так как юридическая свобода была им не нужна, никому не хотелось заниматься бумажной волокитой.

После мирного ухода Дмитрия прошло два года, Марта оставалась по-прежнему одна, хотя недостатка в кавалерах у нее, конечно же, не было. Например, за ней ухаживал бывший одноклассник Женя Прохоров. Причем ухаживал он, надо отметить, весьма оригинально.

– Ты не смотри, Марта, что я женат и у меня трое детей. Ты же знаешь, что я люблю только тебя! Просто, я же должен был как-то существовать! Ты была замужем и так недоступна для меня. Ты только свистни, и я сразу же оставлю свою семью и приду к тебе со своими вещами.

Марта мысленно аж содрогнулась от сей радужной перспективы. Маргарита же была куда более прозаична.

– Твой брак с Дмитрием Песковым был обречен с самого начала, да и как можно жить долго с мужчиной, занимающим должность директора кладбища? А Женька – отличный парень! Ну и что, что ты разрушишь семью? Любовь – превыше всего! А его детям будете помогать вместе. Если мужик идет сам в сети, его отгонять не надо! Это как на рыбалке, кому повезет, в те сети мужик и попадется. Эх, где бы мне порыбачить… но меня один карась не устроит, мне надо заловить целый косяк рыбы!

Марте же снился несколько дней подряд один и тот же сон. Она в тренерском костюме сборной России по бегу вальяжной походочкой прогуливается по стадиону. На стартовой линии появляется улыбающийся Евгений. Марта пронзительно свистит в свисток, и он бежит в ее сторону, распахивая объятия и призывно шевеля бровями. Лицо Марты постепенно вытягивается, так как за высокой фигурой Евгения она видит несущихся за ним на всех парах троих детей разных возрастов и полов и грузную даму в бигудях, с хозяйственной сумкой в одной руке и скалкой в другой, видимо, законную супругу Жени. Марта просыпалась от звонкого трезвона будильника в холодном поту, понимая, что не сможет стать ни тренером, ни главным призом в этом забеге с препятствиями из троих детей.

Вторым ухажером Марты был Родион Хомутов, аскетического вида красавец-брюнет, который все время ей говорил, что они одной породы, словно речь шла о скаковых лошадях. Это была отдельная песня. Он работал у ее бывшего мужа в должности заместителя директора кладбища, был свободен и вечно находился в разладе с окружающим миром, то есть являлся форменным занудой. При этом Родион Игоревич умудрялся не пропускать ни одной юбки, которые покупались на его внешность и умные разговоры ни о чем. Романы с женщинами у заместителя директора кладбища заканчивались примерно через два-три месяца, это тот срок, который отводил он, чтобы полностью узнать женщину и еще раз удостовериться, что все они – «глупые трещотки».

Почему-то к Марте он питал особые чувства, называя ее женщиной-загадкой. Это не мешало Роде, даже разговаривая с ней, засматриваться на других представительниц прекрасного пола. Марта не раз замечала, как преображается его лицо, шевелится тонкий кончик носа и загораются темным огнем глаза, словно у вампира, унюхавшего кровь, когда на горизонте появлялась очередная юбка. Лицо у Родиона Игоревича вечно было всем недовольное и обиженное, а фигура несколько обрюзгшая. Марте одно время казалось, что это из-за того, что он сожалеет, что работает в таком месте, где вокруг много женщин, но все они уже мертвы. Один раз даже Дима, бывший муж, пряча глаза, сказал Марте:

– Мне неудобно, но я должен с тобой поговорить. Я вижу, что Родион пытается ухаживать за тобой. Ты женщина свободная, он тоже… холост, и я не вправе тебе что-либо советовать, но на правах друга я хочу тебя предупредить. Он хороший партнер, честный бизнесмен, моя правая рука, но по отношению к женщинам он… как бы это помягче выразиться…

– Ничего не говори, Дима, я все прекрасно понимаю и вижу. Родя – элементарный бабник!

– Я просто не хочу, чтобы ты разочаровалась и страдала… еще раз.

– Спасибо за заботу, – ответила ему тогда Марта, тронутая участием бывшего мужа в своей судьбе.

Дмитрий в тот раз пришел к ней домой в гости познакомить ее со своей новой избранницей. Это была миловидная белокурая женщина лет тридцати пяти в несколько старомодной одежде и с умным взглядом.

«Как они подходят друг другу!» – мелькнула тогда мысль у Марты, и она поздравила Диму с удачным выбором.

Звали его спутницу Надежда, и она работала у него в офисе секретарем, устроившись на эту должность совсем недавно, так как прежняя секретарша Дмитрия уехала с семьей в Германию на постоянное место жительства. Видимо, каждодневное общение с шефом, забота о нем, задержки по работе дотемна и приготовление крепкого кофе возымели свое действие.

– Мы это… я хотел поговорить… мы с Надей… – мялся в дверях Дмитрий, покрываясь пятнами.

– Тебе нужен развод? – догадалась Марта.

– Точно! – выдохнул с облегчением Дмитрий, радуясь, что это страшное слово за него произнес кто-то другой.

– Подавай на развод смело, – подбодрила его бывшая спутница жизни, – когда вызовут в загс, тогда я и приду, никаких препятствий с моей стороны не будет.

Марта нацепила короткую джинсовую юбку, льняную кофту с аппликацией из разноцветных розочек и надела босоножки из сплетенных тонких розовых ремешков на высоченных прозрачных шпильках из пластика. Дело в том, что у Марты был один комплекс: ей казалось, что она невысокого роста, и поэтому всячески старалась увеличить его. Вся обувь, включая домашние тапки, у Марты была на высоких каблуках. Ходила она ровно, красиво развернув плечи, уверенно ставя стройные ноги и несколько задрав кверху курносый нос.

Глава 2

Полная дама в свободном ситцевом пестром халате и черном фартуке, на который налипли нитки разной длины и расцветки, скептически оглядела Марту, словно та была диковинным тараканом, случайно забежавшим на ее стерильно чистую кухню.

– Значит, это вы к нам на практику?! – спросила она, сурово сдвинув кустистые брови.

– Значит, я… – выдохнула Марта, даже не пытаясь скрыть на своем лице выражение обреченности и нежелания проходить практику вместо того, чтобы укатить куда-нибудь отдыхать.

– Ну что ж, женщина, я буду вашим бригадиром, – сказала полная дама, делая ударение на слово «женщина», тем самым давая понять Марте, что она видит, что пришла не молоденькая студентка, поступившая в институт сразу после школы, а женщина в полном расцвете сил. Ей как бригадиру непонятны ее капризы идти получать высшее образование в тридцать лет.

«Видимо, с жиру бесятся или деньги девать некуда», – читалось в сильно подведенных глазах бригадира, которая представилась Клавдией Михайловной.

– У нас тут не частная лавочка и не платные курсы! – предостерегла она Марту, сжавшуюся в размерах. – Здесь надо работать! Только трудом можно заработать зачет по моей практике! Откупиться даже не пытайтесь, сразу предупреждаю, были уже инциденты!

Марта поняла, что попала в рабство на целый месяц.

– Наша фабрика головных уборов является государственным предприятием и поэтому принимает государственные заказы на изготовление милицейских и военных фуражек, – значительно произнесла Клавдия Михайловна и, сделав минутную театральную паузу, продолжила: – Вас я сейчас посажу на конвейер по пошиву детских панамок.

Тем самым бригадир дала понять новоиспеченной практикантке, что до милицейских фуражек ей еще расти и расти, а пока ей можно доверить только детские панамки. Марту облачили в халат и провели в огромный цех, где девушки разных возрастов и комплекций строчили на швейных машинах.

– Шить умеешь?! – перекрывая шум работающих машин, заорала Клавдия Михайловна прямо в ухо практикантке.

– Нет, – честно призналась Марта, оглушенная шумом работающих механизмов.

– Как нет?! Вы же в текстильном институте учитесь?!

– Я учусь на художественном отделении, на дизайнера… – жалобно проблеяла Марта.

– Ну и что?! Учиться в нашем, можно сказать, швейном институте и не уметь шить! Нонсенс! Абсурд! Любая женщина должна уметь шить! Ладно, будешь пристрачивать к панамкам козырьки, это самая простая операция. Всего-то один шов ровно на машинке прострочить!

Марту посадили за машину и показали, как сделать так, чтобы этот агрегат заработал. Бригадир ловко пристрочила козырек к панамке желтого цвета в веселую белую ромашку.

– Вот таким образом и будешь работать. Садись и начинай.

Марта дрожащими пальцами начала вкладывать козырек в кепку, потом подложила всю эту конструкцию под железную лапку машины и стала строчить, совсем не так ровно и гладко, как показывала Клавдия Михайловна. Руки ее тряслись, в ушах заложило от шума, а нитки в машине почему-то периодически путались и рвались. По конвейеру к Марте все поступали и поступали маленькие детские панамочки различных веселеньких расцветок. Марта не успевала пришивать козырьки, и в конце концов ее стало совсем не видно из-за горы панамок, образовавшейся рядом с ее рабочим местом. Ее уже затошнило от этой монотонной работы, в глазах стояли пестрые цветочки, во рту пересохло, а в носу чесалось от мелкой тканной пыли, с избытком присутствующей в воздухе цеха.

«Месяц я так точно не выдержу…» – мелькнула шальная мысль в голове у Марты.

– Перерыв! – раздался громкий голос бригадира, которая словно услышала безмолвный крик Марты о помощи.

Женщины остановили свои машины и поспешили на выход, кто курить, кто в туалет, а кто и в столовую.

Клавдия Михайловна с улыбкой приблизилась к новенькой, заваленной панамками.

– Ну, как дела?

– Что-то мне нехорошо…

– Ничего, ничего, втянешься. А как же мы работаем годами? – подбодрила она Марту. – Каждый день по восемь часов! И в туалет не отойдешь, так как конвейер нельзя выключить. Одна дама, скажу тебе по секрету, работала в памперсе, так как страдала старческим недержанием мочи, а с работы из коллектива, с которым проработала всю жизнь, уходить не хотела.

Марта сглотнула, ее такая радужная перспектива совсем даже не вдохновляла.

– Как в старые коммунистические времена! – проговорила она.

– Нормальные времена были, люди работали, а не крутили задницами вокруг шестов! – ответила Клавдия Михайловна, и Марта даже не сразу поняла, что она имеет в виду профессию стриптизерши.

– Ой! – вдруг воскликнула бригадир. – Ты что это наделала, а?! Ты вообще соображаешь, что делаешь?!

– Что?! – испугалась Марта, моргая покрасневшими глазами.

– Ты пришила козырьки на затылки, а некоторые – изнаночной стороной! Боже мой, ни одной нормальной панамки – сплошной брак!

– Я же честно предупреждала вас, что не умею шить! – оправдывалась Марта, пытаясь смахнуть с длинных ресниц приставшую нитку.

– Но я и предположить не могла, что ты не умеешь шить до такой степени!

– Степень может быть одна! Не умею – значит не умею! – возразила Марта.

– Не дерзи, Пескова! Я же тебе все показала, надо было работать по моему образцу! – взялась за сердце бригадирша.

– Да меня завалили этими вашими панамками! Где он, ваш образец?! – кипятилась Марта, чуть не плача от обиды, от того, что вся ее такая тяжелая работа оказалась бракованной.

– Так, на первый раз я тебя прощаю, но шить ты сегодня больше не будешь! – выпустила пар Клавдия Михайловна.

«Очень хорошо», – подумала Марта.

– После перерыва я поставлю тебя на глажку, – закончила мысль бригадир.

– На что?! – не поняла Марта.

– Увидишь… – многозначительно пообещала Клавдия Михайловна, – там тебе нечего будет портить.

«Лучше бы я умела шить, – с тоской думала Марта после перерыва, – сидела бы себе и пристрачивала эти козырьки к панамкам…»

Ее поставили к большому столу, на котором располагалась железная болванка, напоминавшая человеческую голову со сквозной щелью посередине. Благодаря этой щели специальным приспособлением можно было регулировать размер железной головы под размеры головных уборов, которые следовало гладить. Марте установили пятьдесят седьмой размер, так как в данный момент на конвейере шла именно такая партия женских шляп, и включили этот агрегат. Для практикантки стало полной неожиданностью то, что сама эта железная голова нагрелась, словно поверхность утюга, что, собственно говоря, она собой и представляла. Марта должна была брать шляпы из тонкого сукна и голыми руками натягивать их на раскаленную поверхность этой головы, расправляя на изделиях все морщинки. Марта жгла свои руки нещадно, вскрикивая от боли и пряча слезы в глазах. Теперь уже шляпы стали собираться у ее стола в угрожающем количестве. Работница, которая упаковывала изделия, все время торопила ее:

– Что ты копаешься? Быстрее гладь давай! Самая простая работа, не требующая никакой квалификации! Мы сегодня план с тобой не сделаем, я только две коробки упаковала, а надо было уже десять оформить!

Марта вошла в раж, продолжая натягивать эти шляпы на раскаленную болванку. Ожогов на ладонях она уже почти не чувствовала, словно уже перешла за порог болевой чувствительности. Ей было невыносимо жарко от этого утюга, но, закусив губу и смахивая пот, Марта продолжала монотонно выполнять свою работу, все равно не справляясь с ней по скорости. Это была словно пытка, словно проверка на прочность. Увидев, что они действительно из-за новенькой не упакуют дневную норму изделий, бригадир прервала экзекуцию Марты.

– Ну-ка покажи мне свои ладошки? О! Обожглась? Ничего, со временем кожа грубеет, дубеет и уже совсем не чувствует жара, это вам не маникюры по салонам красоты делать, –
1 2 3 4 5 6