Капитан свирепо заявил, что не допустит, чтобы вам причинили неудобства, и что не годится будущей принцессе ждать прибытия слуг. Но мистер Харпен не виноват, что лошади фургона не поспевают за упряжкой вашей милости.
Камилла не ответила. Она подумала, что Хьюго торопится поскорее добраться до Мельденштейна, передать ее принцу и освободиться.
«Он будет рад отделаться от меня», — прошептала она, но ее совсем не обрадовала мысль о том, что вскоре ей не придется с ним встречаться.
Сейчас, когда баронесса заболела, капитан повел себя недопустимо. Он уехал вперед как раз тогда, когда мог понадобиться рядом. Она решила, что остановит карету, а он пусть ждет их в гостинице и гадает, что такое могло с ними случиться по дороге.
Это послужит ему хорошим уроком.
Она уже приготовилась выполнить свое намерение, но вспомнила, что баронессу несомненно будут ждать неприятности, если из-за нее нарушатся королевские планы. Камилла не раз слышала от матери о строгом протоколе, которому подчиняются фрейлины и прислуга при королевском дворе.
— Бедняжки, им приходится стоять часами! — однажды сказала ей леди Ламбурн, рассказывая о каком-то европейском дворе, где ее отец служил британским послом. — Спорю, что папа уставал больше не от проделанной за день работы, а оттого, что ему приходилось простаивать на многочисленных приемах и церемониях. Что касается фрейлин, то мое сердце обливается кровью, когда я думаю о них. Они так устают, ведь у них нет возможности Присесть в течение долгих часов.
— А королева знает об этом? — спросила Камилла.
Леди Ламбурн рассмеялась:
— Короли и королевы за границей редко обременяют себя заботой о приближенных. В Англии дела обстоят по-другому. Королева Шарлотта чрезвычайно заботлива по отношению ко всем, кто предан ей.
А иностранцы не жалеют свою свиту. Помнится, папа рассказывал, что при дворе короля Испании фрейлины частенько падали в обморок от усталости, но, как только приходили в себя, вынуждены были сразу возвращаться к своим обязанностям.
— Это жестоко! — сердито воскликнула Камилла.
Леди Ламбурн только вздохнула:
— Несмотря на все неудобства и трудности, лорды и леди, а особенно последние, соперничают за право получить место при королевском дворе. Для них это все, и, если их отстранят от должности, им кажется, что жизнь кончена.
— Но ты так не думала, мама? — широко раскрыла глаза Камилла.
Леди Ламбурн улыбнулась:
— Боюсь, дорогая, что я никогда не придавала особого значения титулам. Я всегда полагала, что, несмотря на свое положение в обществе, люди все равно остаются людьми, мужчинами и женщинами — они страдают, радуются или печалятся, их волнуют и тревожат те же проблемы, что и нас.
Вдруг она рассмеялась, и Камилла спросила:
— Что тебя так развеселило, мама?
— Я вспомнила, как папа однажды об этом сказал. Вот не ожидала от него!
— Расскажи мне, — попросила Камилла.
— Когда мы жили в Париже, при дворе часто встречали одного напыщенного министра, который всегда говорил о короле как о божестве. Если бы его величество пожелал, он в буквальном смысле лег бы на пол и позволил королю вытереть о себя ноги. Он всегда читал сэру Горацию нравоучения об исключительности царственных особ. Должно быть, ему казалось, что папа, будучи англичанином, ведет себя недостаточно почтительно в присутствии короля.
Так продолжалось довольно долго, пока наконец он не вывел лорда Ламбурна из себя своими сентенциями. Так вот, когда этот министр в очередной раз сказал: «Уверен, что теперь, господин посол, вы понимаете, как велик и всемогущ его величество король», твой папа ответил: «Я помню и о том, что если кольнуть его булавкой, то польется кровь, как у простого человека».
Камилла расхохоталась:
— Неужели папа и вправду так сказал ему?
— О да. Министр рассердился и угрожал папе судом, но затем понял, что будет выглядеть нелепо со своим заявлением, и промолчал.
Сейчас Камилла подумала, что баронесса со своим преклонением перед принцессой Мельденштейна никогда бы не посмеялась над этой историей и не поверила бы в нее. Боготворя принцессу, она бы пожертвовала собой ради ее высочества. Камилла не сомневалась, что баронесса отправилась бы в путешествие, даже если бы знала, что поездка убьет ее.
Баронесса застонала.
— Вам хуже? — спросила Камилла.
— Кажется, бренди помогло моему желудку, — ответила баронесса, — но моя голова раскалывается на части! А качка в карете ничем не лучше морской.
Было очевидно, что баронесса сильно страдает, и Камилла уговорила ее прилечь на сиденье по ходу кареты, а сама села напротив. Она намочила носовой платок в лавандовой воде, которую Роза предусмотрительно положила ей в сумочку, и приложила его ко лбу баронессы.
Вскоре больная заснула и Камилла вновь могла предаться собственным мыслям и смотреть на мелькающие за окном поля и луга. Лошади бежали резво и поднимали клубы пыли, но Камилла решила не закрывать окно.
Капитан Чеверли встретил их у дверей гостиницы, где им предстояло обедать. Он стоял с часами в руке и всем своим видом выражал недовольство по поводу их опоздания. Он сердито выговаривал кучерам за задержку, но стоило ему увидеть баронессу с ее посеревшим лицом, как его тон изменился.
Пожилая леди не могла передвигаться без посторонней помощи, и Камилла пыталась помочь ей выйти из кареты. Капитан устремился ей на помощь и почти на руках внес страдалицу в гостиницу.
— Ее нужно отнести наверх, — сказала Камилла капитану. — Для нее лучше полежать. По крайней мере, здесь не укачивает. В карете она чувствует себя как на море.
Поднялась небольшая суматоха, но в конце концов баронессу подняли наверх, уложили в постель, сняли с нее шляпку и туфли. Капитан Чеверли велел тотчас принести в комнату горячие кирпичи, рюмочку коньяку и холодный компресс.
«Он в точности знает, что ей нужно», — с благодарностью подумала Камилла.
Слуги поспешили выполнить его указания, и через минуту все было доставлено.
— Вы должны немного поесть, — убеждал баронессу капитан Чеверли. — После еды вам станет лучше, обещаю. Прошу вас, попытайтесь встать, иначе вам будет тяжело переносить оставшуюся часть пути.
Баронесса издала невольный стон. Мысль о том, что нужно вставать, приводила ее в содрогание.
— Я останусь с вами, — попыталась успокоить ее Камилла.
Баронесса покачала головой.
— Не нужно, дорогая, я лучше побуду одна, — ответила она, отпив бренди. — Прошу вас, спускайтесь вниз и обедайте без меня. Здесь нет никого, кто мог бы упрекнуть меня за отсутствие. Боюсь, что я не в состоянии двигаться.
Камилла уступила просьбам баронессы и прошла в отдельную гостиную, где ее уже ждал Хьюго.
— Баронесса слишком плохо себя чувствует, чтобы продолжать путешествие. Мне кажется, мы могли бы остаться здесь до тех пор, пока она не поправится.
— Вы сами знаете, что это невозможно, — ответил Хьюго. — Все распланировано заранее, и отложить ваше прибытие в Мельденштейн невозможно.
А на будущее помните, что нельзя заставлять королевских особ ждать или менять их планы.
— Но просто жестоко заставлять баронессу путешествовать в таком состоянии, — сердито произнесла Камилла.
Хьюго пожал плечами:
— Будем надеяться, что она соберется с силами.
— Вы — чудовище! — набросилась на него Камилла. — Только в Средневековье могли подвергать подобным пыткам больную женщину и заставлять ее ехать так долго и с такой скоростью.
— Эти жирные раскормленные кобылы еле двигаются. Хороший жеребец легко проскачет то же расстояние в два раза быстрее. Но это самые лучшие лошади в Мельденштейне, свежие упряжки из королевских конюшен ждут нас в каждой придорожной гостинице. Ее королевское высочество пожелала, чтоб вы провели в дороге не больше двух ночей.
— По мне, было бы гораздо лучше не болтаться по этим проселочным дорогам, как молоко в маслобойке, — отпарировала Камилла. — Я волнуюсь за баронессу. Вы уверены, что не хотите привезти в Мельденштейн мертвое тело в карете?
— Никто еще не умирал от морской болезни, огрызнулся Хьюго.
— Но баронесса может стать первой, — возразила Камилла.
Внезапно до нее дошло, что они Ссорятся, как дети.
— Пожалуйста, давайте не будем спорить, — поддаваясь внезапному порыву, проговорила она. Камилла уже забыла, что недавно досадовала на него. Я очень беспокоюсь за несчастную леди.
— А я беспокоюсь за вас, — отозвался он. — И вы должны понять меня. Я обязан доставить вас в Мельденштейн. Вы представляете, что станут говорить, если вы прибудете на день позже, не имея веской причины задержки?
Камилла изумленно распахнула глаза. Затем она невольно скривила губки.
— Тогда следовало прислать мне в качестве эскорта старого, толстого и надутого маркиза.
Она знала, что такой ответ позабавит его. Мгновение он боролся с собой и, не выдержав, рассмеялся:
— Вы неисправимы, но я согласен, что выбор был сделан не очень мудро, и теперь ваша компаньонка умирает у нас на руках.
— А далеко ли нам до ночлега? — поинтересовалась Камилла.
— Я предполагал, что мы прибудем на место к пяти. Но если из-за состояния баронессы вы будете ехать медленнее, то мы прибудем туда гораздо позже. Вы утомитесь, но что я могу поделать?
— Ничего, — отозвалась Камилла. — Я буду ухаживать за ней. Я уговорила ее лечь на сиденье, и, кажется, ей полегчало. Купите у хозяина две подушки, ей будет удобнее лежать, и, возможно, она сможет уснуть. Я могла бы дать ей ложечку настойки опия.
— Хорошо, — согласился Хьюго. — Мы не можем оставить ее, а завтра к вечеру мы должны оказаться в Вестербальдене. Мы проведем ночь в замке тамошнего маркграфа.
— Так вот каков его титул! — воскликнула Камилла. — Неудивительно, что Роза не могла его выговорить.
Он приподнял брови:
— Роза?
— Моя горничная. Она приносит мне все новости, которые услышит от служанки баронессы и вашего камердинера.
— Слуги всегда в курсе всех событий, — проговорил Хьюго, — поэтому нельзя забывать об осторожности. Все, что мы делаем или говорим, передадут в Мельденштейн.
Камилла посерьезнела.
— Знаю, — просто ответила она.
Хозяин принес заказанный обед. Все было искусно приготовлено и очень вкусно.
— Вы выглядите усталой, — проговорил Хьюго Чеверли с ноткой озабоченности в голосе. — Не лучше ли будет, если за баронессой поухаживает ее горничная? Я не могу позволить вам изнурить себя еще до того, как вам придется проводить массу церемоний.
— Благодарю вас, я хорошо себя чувствую, — ответила Камилла. — Просто не выспалась.
Она опустила глаза, чтобы он не усмотрел упрека в ее словах, и обрадовалась тому, что они не вызвали у него раздражения.
— Я тоже мало спал, — неожиданно признался он. — Вышел на палубу и смотрел, как капитан заводит корабль в гавань. Задача стояла нелегкая, так как из-за шторма вода поднялась. Но он хороший лоцман, и мы пришвартовались практически в намеченное время.
Немного помолчав, капитан Чеверли слегка наклонился к Камилле:
— Прошу простить меня, мисс Ламбурн, за то, что наговорил вам прошлым вечером. Моей вспыльчивости нет оправдания, я вел себя возмутительно и могу только молить вас о снисхождении.
Его слова не выходили за рамки условных фраз, но все же Камилла догадывалась, что за ними скрывается нечто более глубокое, какое-то чувство, которое она пока не понимала. Она подняла глаза и увидела, что с его лица исчезло обычное циничное выражение и он смотрит на нее как-то по-особенному.
Они смотрели друг на друга, голубые глаза встретились с серыми, и Камилла безмолвно попросила его стать ей другом, а не врагом. Ей отчего-то показалось, что он понял ее, но тут же поспешно поднялся.
— Мисс Ламбурн, прошу вашего разрешения удалиться. Мы меняем лошадей, и я хочу проследить, чтобы новая упряжка не оказалась слишком резвой для вас и чтобы вы и баронесса не испытывали никаких неудобств в поездке.
Он вышел, больше ни разу не взглянув на нее.
Она знала, что он говорит не правду и что это просто предлог, чтобы уйти. Почти неосознанно она протянула вперед руку, словно хотела остановить его. Имя Хьюго чуть не сорвалось с ее губ. Он скрылся за дверью, и она увидела, что он не закончил обед, а рюмка бренди так и осталась нетронутой. Минуту она помедлила в надежде, что он вернется. Поняв, что ожидания напрасны, Камилла медленно пошла наверх.
Баронессе стало немного лучше. Хьюго был прав, говоря, что ей необходимо поесть. Возможно, и вино сыграло свою благотворную роль. Во всяком случае, теперь уже не составляло труда поставить ее на ноги, несмотря на то что она нервно хваталась за спинку кровати и утверждала, что комната кружится у нее перед глазами. Однако она смогла самостоятельно спуститься вниз, а через несколько минут они снова двинулись в путь. Баронессу обложили подушками, и после чайной ложечки настойки опиума она заснула.
Камилла открыла окно кареты и сняла шляпку.
Ветер весело играл ее волосами. Она ощущала приятное тепло солнечных лучей и думала, как было бы замечательно ехать верхом, а не в карете и разговаривать с приятным собеседником.
Ее пугали собственные мысли. Ей казалось, что она идет по очень узкой доске, перекинутой через глубокую пропасть, и в любой момент может оступиться и упасть в пучину вод. Она знала, что не утонет в них, не умрет, но погрузится в водоворот чувств, каких — она не осмеливалась спросить, потому что боялась узнать правду.
Время после обеда тянулось невыносимо медленно. Она поняла, что Хьюго приказал кучеру ехать спокойно и без рывков, но даже если бы они неслись во весь опор, то вряд ли баронесса проснулась. Она лежала на сиденье, укрытая дорогим меховым покрывалом, которое, как догадалась Камилла, прислали для ее удобства. С улыбкой девушка подумала, как удивились бы в Мельденштейне, увидев ее сейчас ухаживающей за компаньонкой, которую послали ей в качестве фрейлины.
Они ехали — ? ехали почти до семи вечера, пока, наконец, не остановились во дворе красивой старинной гостиницы. С тех пор как они покинули Амстердам, их путь все время пролегал по полям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25