Все для ванны, отличная цена 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Симонетта вздрогнула, щеки ее вспыхнули румянцем.
Сначала она хотела солгать, но это было ей совершенно не свойственно.
— Нет… я действительно… не упоминала о вас.
— Почему?
— Я решила… что не стоит это делать.
Она вовсе не обязана была быть с ним полностью откровенной, но какая-то сила заставила ее попытаться объяснить Валери:
— Когда вечером мой учитель отправился в гостиницу, чтобы повидаться с художниками, я собиралась… сразу же… лечь спать.
— Но разве вы не могли передумать? Что в этом такого?
— Он с неодобрением отнесся бы… счел бы не правильным мое поведение… Ведь я… нет… ведь мы не представлены друг другу.
От внимания Симонетты не ускользнуло, что Пьер Валери озадаченно приподнял брови. Впрочем, он и не скрывал своего удивления.
— Но, согласитесь, разве вы, будучи самостоятельным человеком, не имеете права на собственную жизнь? По крайней мере во всем, что не касается обучения?, Симонетта задумалась, не находя разумного объяснения.
— Мне кажется, — медленно подбирая слова, заговорила она наконец, — мой… учитель… чувствует свою ответственность за… меня.
Пьер Валери улыбнулся.
— Что ж, с его стороны это весьма разумно. Признаюсь, я не слишком одобряю современных молодых женщин, которые отстаивают свою независимость и считают, будто могут сами за себя постоять.
— Но я… я тоже так считаю, — решительно заявила Симонетта.
— Вот как раз вам не следовало бы так думать.
— Но почему?
Пьер снова улыбнулся.
— Если девушка так хороша, как вы, она нуждается в защите. Кто-то должен заботиться, чтобы она не попала в лапы волков… особенно в овечьей шкуре, которые так и норовят схватить добычу вроде вас.
Симонетта рассмеялась в ответ.
— Ваши слова производят впечатление, но здесь, в округе, волки как будто не встречаются. А если и встретятся… я сумею распознать их в любом обличье.
— Не будьте столь самоуверенны, прошу вас.
— Мне кажется, я бы сразу догадалась о злых… или… греховных намерениях…
Их разговор напоминал ее споры с отцом. Споры не из желания только что-то доказать отцу. В спорах с ним она оттачивала свою мысль, в их спорах рождались новые идеи.
— Значит, вы восприимчивы и наблюдательны, — сказал Пьер Валери.
— Надеюсь, да. У меня сильное природное чутье. И еще… я словно ощущаю присутствие тех, кто когда-то жил здесь, во дворце, и тех, кто воевал против них. Все они по-прежнему причастны этому миру, этой красоте. И так будет всегда.
Симонетта говорила, как во сне, казалось, кто-то неземной говорит ее устами.
— Я вас понимаю. Я и сам чувствую нечто подобное, — задумчиво отозвался ее собеседник.
— Ничего удивительного. Импрессионисты стремятся не столько видеть, сколько чувствовать то, что скрыто от обыкновенных людей.
— Нам хочется верить, будто мы действительно способны на это, хотя для кого-то это всего лишь притворство.
Немногие способны воспринимать все так живо и искренне, как вы.
Девушка благодарно улыбнулась Валери. Их взгляды встретились, и она с трудом отвела глаза.
— Я… мне… надо идти. — Это был голое разума, потому что она старалась не слышать, что говорило ей сердце.
— Но не раньше, чем я нарисую вас. Если так будет проще, я могу сам поговорить с вашим наставником и попросить его разрешить вам помочь мне.
— Нет, нет, не надо! Не делайте этого! Я же говорила вам… Он рассердится, если узнает о нашем… столь необычном знакомстве.
— Ничего не понимаю! — недоумевал Валери. — Вы учитесь живописи. Ваши родители отпустили вас в заграничное, путешествие с вашим учителем. Для большинства девушек вашего возраста такая свобода уже может показаться выходящей за рамки дозволенного.
— Да, вы правы, — поторопилась согласиться Симонетта. — Но моему учителю не понравится, что я трачу время на разговоры, как некоторые художники. Он привез меня сюда рисовать!
— Выходит, вам известно, что импрессионисты имеют привычку проводить время в бесконечных разговорах, — улыбнулся Пьер.
— Разумеется, — ответила Симонетта, не сомневаясь, что именно такого ответа ждет ее новый знакомый.
Он снова вопросительно посмотрел на нее.
— Поскольку вам позволено заниматься тем, чем вы хотите, умоляю вас, не уходите из моей картины. Ваши отношения с вашим наставником ни в коей мере меня не касаются. Но только до тех пор, пока они не мешают вам помогать мне в завершении грандиозного творения, которое на ближайшем Салоне провозгласят «Картиной года».
Оба они прекрасно знали, что подобное никогда не случится с работой импрессиониста. Поэтому Симонетта легко угадала сарказм в словах Валери.
— Я задержусь еще минут на пять, но, возможно, завтра, когда мой учитель отправится в гостиницу на очередную встречу художников, мне, как и вчера вечером, удастся снова прийти сюда.
— Лучше приходите пораньше, пока светло. Тогда мы достигнем большего эффекта.
— Вы не думаете, что Храм любви при свете луны — это было бы более романтично?
— Я думал об этом, но в Ле-Бо есть другие уголки, которые при лунном свете кажутся просто волшебными. Вы уже видели их?
Симонетта покачала головой.
— Я ведь только вчера приехала.
Пьер улыбнулся.
— Тогда вам еще предстоит их увидеть. Предвкушение встречи волнует даже больше, чем сама встреча. Можете вы пообещать мне кое-что?
— Я боюсь давать обещания, если не уверена, что смогу их выполнить. Обычно я стараюсь держать слово. Мне кажется… нечестно не выполнять обещанное.
— Вот поэтому я и хочу, чтобы вы, мадемуазель Симонетта, пообещали, что разрешите мне быть первым, кто покажет вам Ле-Бо при свете луны.
Глаза девушки заблестели от восторга.
— Я увижу Ле-Бо в лунном свете?! О, как мне этого хотелось! Особенно в сопровождении того, кто все здесь знает, а то я боюсь пропустить самые красивые места.
— Обещаю, со мной вы ничего не пропустите, — заверил ее Пьер.
Симонетта задумалась.
— Это будет… не просто, — заметила она, помолчав.
— Я подожду.
«Отец придет в ярость!» — промелькнуло у нее в голове.
Но ведь сам он не обещал ей показать Ле-Бо при свете луны. И следующей ночью он непременно отправится к своим художникам, тем более если приедет Сезанн. Но все-таки совесть мучила ее, и девушка думала о том, как бы ей невзначай упомянуть в разговоре с отцом о встрече с Пьером Валери.
Хотя он наверняка не одобрит знакомства с посторонним мужчиной, поскольку ей вообще не полагалось бы выходить из дома в отсутствие отца!
— Я буду ждать вас завтра вечером! — негромко произнес Пьер.
— Я приду, если у меня получится, — пообещала Симонетта, сознавая, сколь сомнительно принятое ею решение, какие неприятные последствия может повлечь за собой.
Словно камень, брошенный в пруд, от которого круги расходятся по воде до самых берегов.
Впрочем, не стоило слишком уж давать волю своему воображению.
Внутренний голос говорил ей, что она может доверять этому человеку, хотя почему у нее возникла такая уверенность, она не знала.
И все-таки нисколько не сомневалась: Пьер Валери не сделает ничего, что было бы ей неприятно или причинило бы боль. И ей очень хотелось посмотреть Ле-Бо в лунном сиянии.
«Он художник, и я пытаюсь стать таким же художником, — размышляла Симонетта. — Это то общее, что роднит нас. И ему покажется странным, если я стану настаивать, будто не могу одна пойти с ним погулять по окрестностям. Подобное поведение мало соответствовало бы моей роли ученицы художника».
Несомненно, отец не отпустил бы ее одну ни с кем из мужчин. Но Симонетта Террингтон-Тренч тем более не должна была общаться с каким-то художником. Да еще из числа тех, кого общество решительно не желало признавать.
Родственники и знакомые отца в Англии пришли бы в ужас, узнай они, что Симонетта вообще заговорила с подобным типом.
«Надо воспользоваться случаем, пока у меня появился такой шанс», — мелькнула у нее дерзкая мысль.
Как только она вернется в Англию, ее представят ко двору. И тогда ее везде и всюду, ночью и днем будут сопровождать родственницы, которым отец доверит эту почетную обязанность.
«Подобного шанса у тебя больше никогда не будет», — словно шептал ей на ухо кто-то невидимый. Может, это камни Ле-Бо смеялись над ее щепетильностью, ее неумением воспользоваться предоставленной ей на время независимостью.
— Я приду… Обещаю, приду… — вслух произнесла девушка и по глазам Пьера поняла, как он обрадовался ее словам. — А сейчас у нас есть только пять минут. Иначе мой учитель начнет беспокоиться, не случилось ли чего со мной.
И не дожидаясь ответа Валери, Симонетта побежала к храму. Добежав, она остановилась в дверях, как стояла накануне: руки распростерты, голова откинута, взгляд устремлен на скалы, возвышавшиеся над ней.
На ней было белое платье, и ее фигура, казалось, сливалась с древними каменными руинами, и лишь ослепительно ярким и сочным цветовым пятном отливали золотом в солнечных лучах волосы девушки, напоминая танцующие языки пламени.
Пьер Валери не мог отвести изумленного взгляда от картины, представшей его взору. Сам Боттичелли затруднился бы передать на холсте эту таинственную красоту. Молодой художник стоял в безмолвии несколько секунд, затем очнулся и стал лихорадочно писать.
Симонетта видела, что отец поглощен своей работой, но солнце уже скользнуло вниз по небосклону, тени становились длиннее. Краски вокруг изменились, и она отложила холст.
Девушке не очень нравилось то, что у нее получалось. И она решила на следующий день начать все сначала. Может, настанет момент, когда ее рукой будет двигать Всевышний, и тогда придет конец беспомощной сумятице красок, которая царила пока на ее холсте.
Она направилась к отцу, но он так глубоко погрузился в работу, что даже не заметил ее приближения, пока она не заговорила с ним.
— Думаю, мне пора возвращаться домой, папа.
— Неужели? — удивился герцог.
— Уже поздно, и, если мы собираемся обедать у графа, мне надо переодеться и привести себя в порядок.
Герцог улыбнулся.
— Никогда тебя не видел такой замарашкой, — признался он. — Полагаю, нам обоим следует позаботиться о своем виде, хотя, несомненно, мы вряд ли сможем соответствовать изысканной роскоши графского замка.
— Знаешь ли ты что-нибудь об этом графе, кроме того, что он покровительствует художникам-импрессионистам?
— Можно сказать, ничего. Как все богатые французы, он живет в роскоши. Но, думаю, ему далеко до прежних правителей Ле-Бо.
Симонетта рассмеялась.
— Я бы предпочла обедать в старом замке, а не у графа.
Представляешь, как было бы замечательно!
— О да, ты права! Но там мы не смогли бы восхищаться творением Моне. По правде говоря, эта картина — единственное оправдание пустой траты времени. Оно нам с тобой сейчас дорого.
Тон, каким отец произнес эти слова, заставил Симонетту внимательно посмотреть на него.
— Я рада, папа, что тебе, как и мне, граф не понравился.
Герцог ничего не ответил, молча разглядывая свою работу. Немного подождав, Симонетта спросила:
— Скажи, нам обязательно надо обедать у него сегодня?
— Мы приняли его приглашение. Сейчас отказываться было бы неприлично. Но, откровенно говоря, знакомство с подобными людьми меня мало интересует. Мы посмотрим картины из его коллекции и забудем о нем.
Герцога явно раздражали комплименты, которыми граф осыпал Симонетту. Да и то, как этот человек целовал ее руку, ему не понравилось, хотя он ни словом не обмолвился об этом дочери.
— Совершенно с тобой согласна. Это будет весьма благоразумно с нашей стороны, папа.
И Симонетта направилась к дому. Мари уже приготовила ей ванну в небольшой туалетной комнате, расположенной рядом со спальней ее отца. Там же стояли наготове чаны с холодной и горячей водой.
Вымывшись, Симонетта побежала наверх, чтобы подыскать себе подходящий наряд. Выбор у нее был небольшой.
Она решила остановиться на розовом платье, которое миссис Бейнс перешила из ее детского туалета для вечернего чая. Портниха украсила его турнюром и поясом, который завязывался большим бантом.
Конечно, это было не то, что наряд от Фредерика Уорта, но для молодой девушки он был очень мил и, очевидно, недорог.
После того как они пересекли границу, Симонетта по настоянию отца собирала свои длинные волосы в скромный пучок на затылке. Сейчас она уложила их более модно, стараясь, однако, не слишком усложнять прическу. Попутно Симонетта вспомнила, как изощрялась ее горничная, чтобы добиться совершенства к тому моменту, когда ее мисс начнет выезжать в свет.
«Не хочу выглядеть как нищенка на балу, — сказала девушка сама себе, — но даже сам граф не должен заподозрить меня в том, что я не та, за кого выдаю себя».
Симонетта уже спустилась вниз, когда в дверь постучал лакей в нарядной ливрее. На его лице явственно отражалось презрение к обитателям этой лачуги, куда его послали по какой-то ему не ведомой причине.
Симонетта подошла к двери отцовской спальни.
— Карета прибыла, папа!
— Пусть подождет. Не могу найти свою булавку для галстука.
Девушка зашла в комнату и нашла ее в небольшой шкатулке, которую Джарвис собрал для хозяина. Там лежало не меньше дюжины булавок и несколько пар запонок.
— Откуда мне знать, куда он их припрятал, — раздраженно пробурчал герцог. — У меня была отличная идея вообще не надевать галстук. Так значительно удобнее.
— Но тебе придется его надеть.
— Не стоило принимать это проклятое приглашение. — Герцог закрепил булавку и добавил:
— Я совершил большую глупость, Симонетта. Зачем мне ехать в замок, в который никогда не пригласят моих друзей!
— С которыми тебе намного приятнее проводить время, — рассмеялась Симонетта.
— Да, и я отправляюсь в гостиницу. Скажи лакею, что мы не едем.
— Папа, тебе нельзя так поступить! Это действительно слишком невежливо. Вдруг такое пренебрежение приличиями вызовет неприязнь графа ко всем художникам, и он вообще перестанет приобретать картины импрессионистов!
— Разумная мысль! — согласился герцог. — Пожалуй, мне следует принести себя в жертву.
— И мы должны уговорить графа расширить его коллекцию современной живописи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16


А-П

П-Я