установка душевого уголка 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Он пробудет здесь еще десять дней, чтобы подлечиться.
Марица прошла в свою спальню и закрыла дверь. Она догадалась по голосу Фридриха, что он еле защищался и в то же самое время был очень рассержен на генерала, который сомневается в его способности выполнить поручение. Но что это было за поручение? Почему Фридрих не доверился ей? И кто была эта баронесса фон Кеттлер? Кажется, раньше она не слышала этого имени.
Через несколько минут принцесса услышала голос генерала, что-то говорившего Джозефу в вестибюле, а потом внешняя дверь закрылась. Она поторопилась в гостиную. Фридрих сидел у камина в своем кресле. Он не обернулся, когда она вошла, и она подумала, что он хмурится, а это был дурной знак, немало напугавший принцессу.
– Зачем генерал приходил к тебе? – спросила она. Принцесса знала, что муж придет в ярость, если догадается, что она знает, что генерал приходил попрощаться.
– Мы обсуждали сугубо личные проблемы, – недовольно ответил принц. Потом он посмотрел на часы и ахнул: – Пора принимать воды! Где Джозеф, черт его возьми?
– Он ждет, а я только надену шляпу, и мы сейчас же повезем тебя к колоннаде.
– Так какого же черта мы ждем? – рассердился принц. – Если я хочу поправиться, мне необходим строжайший режим – ты это знаешь!
Марица промолчала. Она знала, конечно, это они с Джозефом виноваты в том, что генерал так задержал его и что они выезжают из отеля на двадцать минут позже.
Усилием воли принцесса заставляла себя не принимать близко к сердцу капризы мужа. Хотя принц Фридрих этого не знал, доктора сказали ей достаточно откровенно, что его состояние никогда не улучшится, не помогут ни курорты, ни лечение, ни госпиталь. Но Марица настаивала, что надежда иногда творит чудеса, и ей казалось крайней жестокостью лишать всякой надежды человека, страдающего не по своей вине. И все же жить с принцем Фридрихом было невыносимо, и единственное, чего она боялась, что может уйти Джозеф. Они никогда не говорили об этом, но принцесса чувствовала, что он не уходит отчасти из любви и жалости к ней. Конечно, никто больше не вытерпел бы постоянных придирок принца Фридриха, его криков и помыкания.
Слуги в их дворце в Вильценштейне менялись постоянно, не говоря о фрейлинах, которым Марица уже потеряла счет. Никто не мог долго терпеть грубости и оскорбительного тона, каким принц Фридрих разговаривал всегда и пьяный, и трезвый.
Марица понимала, что нехорошо путешествовать без фрейлины. Одна из них, обещавшая сопровождать ее в Мариенбад, в день их отъезда из Вильценштейна покинула дворец.
– Простите, ваше королевское высочество, – сказала она Марице, когда уезжала, – я счастлива быть с вами, но его королевское высочество подверг меня таким оскорблениям, каких я себе и представить не могла.
– Вы знаете, что он не ведает, что творит, – прошептала Марица.
– Вы не совсем правы, ваше королевское высочество, – ответила фрейлина, – есть слова, которые женщина не должна слышать. Извините, сударыня, но я возвращаюсь домой, и ни я, ни мои близкие больше не появятся при дворе.
Марица так и не смогла успокоить ее. Впрочем, в какой-то мере было и лучше, что они приехали в Мариенбад без фрейлины, ведь не надо – было ни перед кем извиняться, когда Фридрих бывал не в себе. Ее, однако, очень угнетало одиночество, когда Фридрих принимал свои процедуры, а ей не с кем было погулять по городу или посидеть в саду. Принцесса иногда приглашала свою горничную пойти с ней в магазины, но Хельга была уже стара и не любила ходить. Она также говорила, что у нее столько дел, что и без этих бессмысленных прогулок едва хватает времени содержать в порядке гардероб хозяйки. Единственным развлечением Марицы было чтение, которому она жадно предавалась, сидя в приемной, пока Фридриха осматривал врач или ему делали специальный массаж.
Иногда она спрашивала себя, а будет ли вообще в ее жизни что-нибудь, кроме отвратительных сцен с Фридрихом, когда они вместе, и изнуряющего ожидания, когда его нет. Правда, само пребывание в Мариенбаде, сама возможность смотреть в окно – даже было лучше, чем быть запертой в четырех стенах в Вильценштейне, где ей ничего не позволялось изменить.
У предыдущей великой герцогини, как считала Марица, был ужасный вкус, но Фридрих, как ни просила принцесса, не позволил ей даже выбрать шторы для ее же собственной гостиной.
Все комнаты во дворце были выдержаны в мрачных коричневых тонах в сочетании с горчичным цветом. Везде ощущался недостаток красок, и даже цветы тускнели, попадая во дворец. Для Марицы, родившейся в одной из самых красивых стран мира и боготворившей красоту, было почти физически невыносимо смотреть на все это уродство. Ей не доставлял удовольствия даже сад, потому что определенные цветы высаживались в одно и то же время года почти с армейской точностью, и принцессе запрещено было менять традиционную программу.
Иногда она со слезами на глазах вспоминала широкую, открытую степь, по которой ездила верхом с отцом. Ей не хватало также серебряных рек, полевых цветов, покрытых снегом горных вершин на фоне голубого неба, а особенно умнейших венгерских лошадей. Каждый день, каждую секунду она невыносимо тосковала по своей семье.
Почему в Вильценштейне никто не смеется? Почему, когда она пыталась заговорить о чем-нибудь интересном, ей отвечали сквозь зубы и тотчас же меняли тему разговора, начиная обсуждать политику Германии?
Даже музыка, которая, как ей говорили, близка каждому немецкому сердцу, здесь казалась какой-то задушенной.
Мариенбад же был прекрасен, и через несколько минут Марица следовала за мужем по коридору и думала, что вскоре они снова окажутся на солнышке. Фридрих ворчал и жаловался на опоздание. Он всегда хватался за малейшую возможность выразить свое неудовольствие и на любой проступок кидался, как собака на кость. Марица приучилась не обращать внимания на многое из того, что он говорит.
Они удалялись от отеля, солнце светило ей в глаза, и все, что говорил Фридрих, доносилось до нее, как звук отдаленной грозы в летний день. Было позже обычного, и все общество уже прогуливалось в парке, а дамы в своих шляпах, украшенных цветами, и с солнечными зонтами в руках сами были похожи на прекрасные цветы. Главное для них было не загореть. И в то же время каждой так хотелось быть замеченной на освещенной солнцем террасе за колоннадой! Один из телохранителей принес принцу Фридриху кружку воды, и Марица осмотрелась. Кроме хорошеньких женщин, было еще много такого, на что стоило посмотреть. Мужчины были или среднего возраста, или вовсе пожилые. Принцесса узнала короля Болгарии Фердинанда и короля Греции, а немного в стороне, несколько необычный в своей красной феске, стоял Хаким-паша.
Марицу всегда забавлял вид польских рабби, прогуливающихся среди элегантных социалистов. С головы до ног в черном, в широкополых шляпах и наглухо застегнутых одеяниях, напоминающих восточные халаты, с черными бородками и жирными локонами, они были похожи на призраков тьмы. Марица с интересом рассматривала трех из них, когда ее окликнули. Она обернулась и увидела, что король Эдуард уже давно подошел к ней, пока она смотрела в другую сторону.
– Доброе утро, Марица, – сказал он очень сердечно. – Глядя на вас, трудно поверить, что вам прописаны воды, как и мне.
Марица сделала реверанс, улыбнулась ему и сразу же увидела, что рядом с ним были еще двое: посол Португалии в Англии маркиз да Совераль, давний друг короля, и лорд Эркли.
Когда принцесса отвечала на почтительное приветствие лорда, она почувствовала, что краска смущения залила ей лицо, и тотчас же опустила глаза, не в силах взглянуть на него. Король беседовал с принцем Фридрихом, и Марице показалось, что ее муж более любезен и общителен, чем вчера утром.
Внимание короля было отвлечено появлением очень интересной дамы в огромной шляпе из зеленого тюля, и пока маркиз да Совераль говорил с принцем Фридрихом, лорд Эркли осведомился:
– Как ваше самочувствие сегодня?
Марица посмотрела на него и, встретившись с ним глазами, вдруг на миг потеряла способность говорить. Она ничего не помнила, кроме того, как добр он был к ней вчера ночью. Она хотела ему сказать, что долго думала над его словами и действительно впервые за несколько лет почувствовала себя счастливой. Потом вспомнила просьбу герцогини и быстро сказала:
– Герцогиня де Вальер, старая подруга вашей матери, очень хотела бы видеть вас. Она живет в отеле на первом этаже.
– Да, конечно, я навещу ее! – живо откликнулся лорд Эркли. – Кажется, я вспоминаю, моя матушка рассказывала о герцогине.
– Она будет просто в восторге, – произнесла Марица.
– Подойдите сюда, Эркли! Мне нужно сказать вам кое-что!
У Марицы было такое чувство, что голос ее мужа прогремел, как выстрел из пушки. Маркиз да Совераль отошел от принца, и его место занял лорд Эркли.
– Доброе утро, ваше королевское высочество! – сказал он. – Позвольте мне еще раз поблагодарить вас за чудесный обед.
Марица подумала, что это была простая снисходительность лорда, так как ничего подобного в его душе не было.
– Я думал, вы ездите верхом, – в голосе принца Фридриха почти звучал упрек.
– Сегодня я еще не успел, – ответил лорд Эркли, – но я уже нашел лучшую конюшню в Мариенбаде и обязательно с завтрашнего дня буду совершать прогулки верхом в семь часов утра.
– Мне доводилось слышать, этим вы активно занимались в прошлом году, – заметил принц Фридрих.
Марица увидела, что лорд Эркли немало удивлен осведомленностью принца о его персоне.
Принц продолжал:
– Полагаю, семь часов наиболее удачное для вас время: вы сможете покататься самостоятельно, ничто не будет вам мешать. Император всегда говорил, что его "Дядюшка Берги" неумолимый погонщик.
–Для меня большая честь, составить компанию его величеству, – холодно ответил лорд Эркли.
Он подумал, что как бы ему ни хотелось быть почтительным по отношению к принцу Фридриху, он не позволит ему вольно отзываться о короле Эдуарде в его присутствии.
Принц засмеялся каким-то недобрым, презрительным смехом человека, считающего, что любая некоронованная особа не стоит его мизинца. Именно это и почувствовал лорд Эркли, после чего он снял шляпу перед Марицей и уже готов был уйти, когда принц сказал:
– Нет, подождите минуту, Иан! Я хочу, чтобы вы оказали мне одну услугу.
Лорд Эркли остановился, удивленный переменой в голосе принца Фридриха и тем, что его назвали по-имени. Он подождал, и принц произнес:
– Не могли бы вы взять принцессу с собой, когда завтра поедете кататься? Она обожает верховую езду, но вы единственный человек, которому я могу ее доверить.
Марице сначала показалось, что она ослышалась или ей во сне приснились эти слова мужа. Она удивленно посмотрела на лорда Эркли. Подумав лишь миг, тот ответил:
– Ну, конечно! Для меня будет большой честью сопровождать принцессу! – Обернувшись к Марице, он добавил: – Может быть, семь часов слишком ранний час для вашего королевского высочества?
– Нет, нет, разумеется, нет! – заикающимся от волнения голосом проговорила принцесса, сама не понимая, стоит она на ногах или на голове.
– Тогда давайте все уладим, Эркли, и прикажите, чтобы мне прислали счет из конюшни.
– С удовольствием, ваше высочество, – обрадовался лорд Эркли. – А сейчас, простите, я вижу, меня зовет его величество.
Он отошел, и у Марицы перехватило дыхание.
Неужели это правда, неужели это действительно правда, что после того, как Фридрих запрещал ей ездить верхом даже дома, разве что изредка, он только что устроил ей прогулку в Мариенбаде… и с лордом Эркли? Она хотела поговорить с ним об этом, но в это время вернулся телохранитель с кружкой воды.
– Гадость! – воскликнул принц, забирая воду без слова благодарности. Он, однако, отпил из кружки, а Марица нашла наконец глазами лорда Эркли и короля, окруженных толпой.
Оба смеялись, очевидно какой-то шутке маркиза да Совераля, славившегося своим остроумием. Марице вдруг показалось, что солнце светит ярче, чем раньше, и от музыки, которую исполнял оркестр в парке, хотелось петь и танцевать.
"Спасибо! Спасибо!" – хотела она сказать мужу, но слова застряли у нее в горле. Ей давно было известно, что стоит ей проявить слишком большую радость по поводу чего-либо предстоящего, Фридрих из садистского желания досадить ей изменит свое решение в последнюю минуту. Он внезапно посмотрел на нее и сказал, как будто угадав ее мысли:
– Ты ведь этого хотела, не правда ли? Поездить верхом?
– Это будет очень мило, – ответила Марица как можно спокойнее. – Спасибо, Фридрих, что ты подумал об этом.
Говоря это, она догадалась по выражению его лица, а может быть, интуиция подсказала ей, что это была не его идея. Но если не его, то чья же? Должно быть, принцу зачем-то понадобилось завоевать доверие лорда Эркли, и прогулка лорда с принцессой была довольно хитрым способом сделать это. Она только надеялась, что лорду Эркли не будет с нею скучно. Ему, наверное, хотелось побыть одному. А может, был кто-то, с кем бы он прокатился с большим удовольствием.
Три года Марица была унижаема и оскорбляема единственным мужчиной, которого знала, что, конечно, не добавляло ей уверенности в себе.
Весь день ее мучила мысль, что ее, как кость, бросили лорду Эркли, а ему ничего не оставалось, как принять предложение принца. Вечером, как будто сожалея об этой небольшой уступке, Фридрих обходился с женой грубее, чем обычно. Они обедали вдвоем, и он придирался к каждому блюду, которое она заказала в надежде доставить ему удовольствие. Принц и пил больше обычного и к концу обеда был в агрессивном расположении духа, так хорошо ей знакомом. Она знала, что к нему не надо приближаться, когда он в таком состоянии, потому что он мог обидеть ее, как сделал это позапрошлой ночью. Принц обладал огромной физической силой, и ускользнуть от него было невозможно. Схватив принцессу, он начинал бить ее своим тонким кожаным хлыстом, который всегда носил при себе.
Джозеф обычно делал вид, что забыл подать хозяину хлыст, но принц всегда требовал, как только садился в свое кресло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16


А-П

П-Я