Не желая ее тревожить, Гардения присела на край парчового дивана и с удовлетворением проследила, как один из лакеев внес в будуар и поставил на стол массивный серебряный поднос. На подносе стояли два серебряных чайника, кувшинчики с молоком и сливками, а также блюда с крошечными бутербродами треугольной формы — с медом, джемом, pate de foie gras и спаржей, разнообразное печенье, графин с мадерой, фрукты, а также французские пирожные с кремом и орехами.
Без позволения тети Гардения не смела притрагиваться к еде, но так хотела есть, а сладости выглядели настолько аппетитными, что ей стоило немалых усилий сдерживать себя.
Неторопливо дописав письмо, герцогиня скрепила его маленькой печатью, хранившейся в небольшой золотой коробочке, осыпанной драгоценными камнями, и, дернув за шнурок колокольчика, вызвала лакея.
Тот явился незамедлительно.
— Отнесите это в английское посольство, — велела она.
Слуга протянул руку в белоснежной перчатке и взял письмо, склоняя голову в парике.
— Будет выполнено, ваша светлость.
— И поезжайте туда немедленно, — добавила герцогиня. — Это дело не терпит отлагательств.
— Слушаюсь, ваша светлость, — ответил лакей и неслышно удалился из будуара.
Гардения сразу же догадалась, кому письмо.
— Вы написали мистеру Каннингхэму, верно? — спросила она несколько обеспокоенно.
Герцогиня кивнула.
— Я же сказала, что сама отвечу на предложение, которое он тебе сделал, — произнесла она серьезно. — И запомни, пожалуйста: впредь не принимай никаких решений, предварительно не поговорив со мной. Это крайне важно, понимаешь?
— Да, тетя Лили, — сказала Гардения. — Но я не думаю, что мистер Каннингхэм имел в виду что-то скверное, когда приглашал меня сегодня.
— Ты так считаешь? — Герцогиня повела бровью.
— Да, — ответила Гардения растерянно.
— Давай приступим к чаю. Что ты обычно добавляешь в него?
Сахар? Сливки? Бери все, что здесь есть, и не стесняйся. — Герцогиня обвела взглядом поднос с яствами и улыбнулась. — Если бы ты только знала, чего мне стоило добиться от поваров подавать мне все, что полагается подавать к пятичасовому английскому чаепитию! А теперь, когда они наконец-то научились все делать правильно, я не могу позволять себе есть выпечку. От нее сильно полнеют!
Едва Гардения допила первую чашку чая, герцогиня отправила ее отдыхать.
Спать не хотелось и усталости она не чувствовала, поэтому время для послеобеденного сна Гардения посвятила разглядыванию своего отражения в зеркале.
В ее голове вновь и вновь звучали последние слова мсье Борта.
«Какие цели он преследовал, говоря мне все эти странные вещи? — размышляла она. — Неужели Париж настолько порочен, что способен испортить кого угодно, в том числе и меня?
И как это может произойти, если тетя контролирует каждый мой шаг?»
Она расстроилась, что не получила позволения герцогини ехать на прогулку с мистером Каннингхэмом. Это было бы чудесно: сидеть на высоком сиденье его черно-желтого экипажа, слушать стук копыт красавцев-лошадей и наслаждаться быстрой ездой.
Ей вспомнилось, что он пообещал прийти на вечеринку герцогини, и на душе стало веселее. «
«А сегодня, — подумала она, — и мистер Каннингхэм, и лорд Харткорт наверняка тоже пойдут в „Максим“. Как жаль, что мне не позволено там появляться».
Она тихонько запела песню из «Веселой вдовы» и вспомнила, что в маленькой комнатке, примыкавшей к главной гостиной, сегодня утром видела рояль. Ей ужасно захотелось поиграть.
Тетя спала. Окна из ее спальни выходили на другую сторону, поэтому, если бы кто-нибудь негромко заиграл на рояле в главной гостиной, она ничего не услышала бы.
Гардения осторожно открыла дверь своей спальни, выглянула в коридор и прислушалась. В коридоре было очень тихо.
Ступая мягко и бесшумно, она прошла к лестнице, спустилась на первый этаж и вошла в гостиную.
Теперь в ней все сияло чистотой. Ничто не напоминало о том беспорядке, который царил здесь утром. Игорные столы унесли, полы устлали коврами, мебель расставили по местам.
На встроенных в стены столах в больших вазах благоухали свежие цветы. Вечернее солнце заливало пространство золотым сиянием и придавало обстановке атмосферу тепла и уюта.
— Наверное, все не так страшно, как мне показалось утром, — пробормотала Гардения и прошла к роялю, край которого виднелся из небольшой смежной с гостиной комнаты.
Инструмент был открыт, и, опустившись на обитую гобеленом табуретку, она с радостью коснулась пальцами клавиш из слоновой кости.
Рояль оказался отличным. Гардения тихо заиграла вальс Шопена.
Родители всегда получали истинное наслаждение, слушая ее игру.
«Может, однажды и тетя поймет, как успокаивает человека музыка, — размышляла она. — Тогда я буду дарить ей это удовольствие вновь и вновь в знак благодарности за ее невиданную доброту, за все, что она сделала для меня, — за позволение остаться в этом огромном доме, за новые одежды, за возможность жить и радоваться».
— Как же мне повезло! — воскликнула она вслух, заиграла мелодию из «Веселой вдовы» и тихонько запела песню:
— Я иду в «Максим»…
— А я, если позволите, буду вас сопровождать. Кем бы вы ни были, — послышался из-за ее спины незнакомый мужской голос.
Она развернулась на табуретке так резко, словно ее облили кипятком.
Перед ней стоял высокий широкоплечий мужчина. Даже если бы она не слышала, как он разговаривает, сразу поняла бы по его внешнему виду, какой национальности этот человек.
По резким чертам его лица, походившего по форме на топор» по коротко остриженным волосам и даже по тому, как он смотрел на нее сквозь стекла очков. Его толстые губы искривляла улыбка. Гардения сразу почувствовала, что этот человек ей крайне неприятен.
— Кто вы? — спросил мужчина по-французски грудным голосом.
— Гардения Уидон, — ответила Гардения, поднимаясь с табуретки. — Племянница герцогини де Мабийон.
— Племянница Лили? Вы шутите! — воскликнул незнакомец по-английски.
— Я не шучу, — спокойно сказала Гардения. — Могу я узнать ваше имя?
— Барон фон Кнезебех к вашим услугам. — Барон щелкнул каблуками и неожиданно взял руку Гардении и поцеловал ее. — Очень приятно познакомиться с вами. Ваша тетя не говорила мне, что к ней пожаловала очаровательная племянница.
— Я приехала без предупреждения. Так получилось, — пояснила Гардения.
— Вы намерены остаться здесь? — полюбопытствовал барон.
— Да.
— Как замечательно! Наверняка ваша тетя очень рада.
Гардения многозначительно посмотрела на свою руку, все еще находившуюся в ручище барона, и попыталась высвободить ее. Но он не дал ей такой возможности, крепче сжав пальцы.
— Мы с вами должны подружиться. Я давно знаю вашу тетю, знаю очень, очень хорошо. Надеюсь, и вы станете моим добрым, близким другом. — Он еще раз поцеловал руку Гардении, которую та сразу отдернула.
В его глазах вспыхнули огоньки, а на губах появилась омерзительная ухмылка.
— Тетя сейчас отдыхает, — сказала Гардения. — Сообщить ей о вашем приходе?
Барон рассмеялся.
— Не стоит беспокоиться, моя маленькая Гардения. Я сам поднимусь к ее светлости. Наверняка вы будете ужинать вместе с нами. Увидимся позднее.
Он вновь щелкнул каблуками. Вовсе не из уважения к Гардении — она это ясно почувствовала, — а по привычке. И с самодовольным видом вышел из гостиной.
Гардения смотрела ему вслед в полном недоумении.
«Отвратительный тип, — думала она. — Именно такими мне представляются отрицательные герои, описанные в книгах. Но это близкий друг тети Лили, и я обязана относиться к нему с почтением. А он и впрямь очень близкий ее друг, в противном случае не осмелился бы пойти к ней в спальню…»
Глава пятая

Анриэтта Дюпре приложила изумрудное ожерелье к своей изящной белой шее.
— Сколько вы хотите за него? — спросила она подчеркнуто холодным тоном — таким, каким всегда разговаривала с продавцами и слугами.
— Это ожерелье стоит десять тысяч франков, — ответил ювелир. — Но вам, Ma'm'selle, я готов продать его за семь с половиной.
— Немыслимо! — воскликнула Анриэтта, швыряя ожерелье на туалетный столик и поднимаясь с низкой табуретки.
Ее гибкое молодое тело под полупрозрачной тканью платья смотрелось восхитительно.
— Цена ему пять тысяч франков, не более! — заявила она.
Ювелир развел руками и покачал головой.
— На это я пойти не могу, Ma'm'selle. Семь с половиной тысяч — вполне подходящая цена для этого ожерелья. В прошлый раз я и так продал вам браслет почти за бесценок, надеюсь, вы помните?
— Ваша жадность не знает границ, мсье Фабиан! — выпалила Анриэтта. — Вы богатый человек. Сколотили целое состояние на продаже драгоценностей. Но даже не задумываетесь о том, что должны быть благодарны таким, как я, людям, давшим вам возможность заполучить столько денежек! — Она высокомерно вскинула голову. — Лорд Харткорт — далеко не бедняк, мсье Фабиан. А в Париже есть множество других известных ювелиров, которые с радостью подберут для меня более красивое ожерелье, чем ваше, и возьмут за него столько денег, сколько следует.
Мсье Фабиан, невысокий седой человек, внимательно посмотрел Анриэтте Дюпре в глаза.
Он привык продавать свой товар дамам demi-monde и знал, как никто другой, характерную примету этих особ — когда речь заходила о деньгах, они становились неслыханно скупыми.
Он почувствовал вдруг, что ужасно устал скандалить по поводу каждой сотни франков во время заключения той или иной сделки.
Продавать драгоценности представителям настоящей аристократии было куда приятнее. Например, герцогине Марлборо, которая вчера купила у него понравившееся ей кольцо с бриллиантом, даже не подумав торговаться. Конечно, не следовало сравнивать ее, американку, с Анриэттой Дюпре.
— Итак, как я уже сказал, Ma'm'selle, я готов продать вам это ожерелье за семь с половиной тысяч франков, — спокойно произнес мсье Фабиан. — Ювелиру тоже нужны деньги, вы ведь понимаете.
— Мсье Фабиан, вам совсем ни к чему ссориться со мной, — процедила Анриэтта сквозь зубы. — Я уверена в том, что мои условия вполне приемлемы для вас. Если вы с ними не согласитесь, я буду вынуждена пойти к мсье Люсезу.
Мсье Фабиан улыбнулся и с невозмутимым видом положил ожерелье в коробочку из красной кожи, отделанную бархатом.
— Мсье Люсез — мой кузен, Ma'm'selle. В данный момент он тоже переживает не лучшие времена и не может позволить себе продавать товар по слишком низким ценам. Даже самым постоянным из своих покупателей. Открою вам один секрет: мы заключили взаимное соглашение, согласно которому не имеем права делать клиентам большую скидку, чем та, какую я вам предлагаю.
С губ Анриэтты сорвалось смачное ругательство. Так выражались обитатели трущоб, а именно там она родилась и выросла.
— Хороший же вы торговец, мсье Фабиан! Оставьте ожерелье! Я попробую побеседовать с лордом Харткортом. Посмотрим, что он скажет по поводу вашей цены! — прокричала она.
— Очень хорошо, Ma'm'selle, — ответил ювелир. — Когда его милость увидит, как великолепно смотрится это ожерелье на вашей нежнейшей коже, он наверняка тут же согласится выписать мне чек. Au revoir, Ma'm'selle. Всегда к вашим услугам.
Он поклонился и вышел из комнаты.
Анриэтта скорчила недовольную гримасу и гневно пнула шелковую подушечку, лежавшую на полу у двери.
— Негодяй! Паразит! — прошипела она. Но, взглянув на изумрудное ожерелье в незакрытой коробочке, мечтательно улыбнулась.
Придя вечером к любовнице, лорд Харткорт застал ее лежащей на кровати с атласными простынями. На ней абсолютно ничего не было за исключением одной вещи — изумрудного ожерелья. На фоне ее белоснежной кожи оно выглядело бесподобно…
Заговорили об ожерелье некоторое время спустя.
— Откуда у тебя эта игрушка? — спросил лорд Харткорт, едва касаясь чудесных камней пальцами одной руки, а другой поднося к губам бокал с шампанским.
— Тебе она нравится? — промурлыкала Анриэтта, соблазнительно глядя на любовника из-под опущенных пушистых ресниц.
— Ты любишь изумруды? — поинтересовался лорд Харткорт. — Охотно соглашусь, что они тебе очень идут.
— Я от них в восторге, — прошептала Анриэтта. Ее глаза заметно погрустнели. — Но, к сожалению, я не могу себе позволить их приобрести.
Лорд Харткорт кивнул.
— Стоят они наверняка немало.
— Для такой вещи, как эта, цена, которую за нее просят, — сущий пустяк! — поспешно проворковала Анриэтта. — Это ожерелье принадлежало когда-то самой Марии Антуанетте. Его подарил ей шведский любовник. Это символ их любви. — Она подалась вперед, приближаясь к лорду Харткорту. Изысканный аромат духов, которым благоухало все ее тело, окутал его незримым облаком.
Он провел рукой по мраморной шее Любовницы, украшенной драгоценными камнями.
Посещать по пятницам это заведение вошло у них в привычку. Там было весело, но однообразно: всегда одни и те же лица, одни и те же блюда и напитки, одни и те же шутки, один и тот же гам.
— Наверное, все дело в том, что я стал чертовски безрадостно смотреть на окружающую действительность, — еле слышно пробормотал лорд Харткорт, выйдя из машины и направившись к мраморной лестнице парадного входа в английское посольство.
— Вас ожидает мистер Каннингхэм, милорд, — сообщил дворецкий, как только он вошел в холл, — Где?
— В ваших комнатах, милорд.
— Спасибо, Джарвис. На сколько назначен сегодняшний ужин? — спросил лорд Харткорт.
— На восемь часов, — ответил дворецкий. — В вашем распоряжении еще сорок минут, милорд.
— Знаки отличия надевать сегодня следует?
— На ужине будет присутствовать султан Марокко, — сообщил старший лакей. — Знаки отличия необходимы. Я уже сказал об этом вашему слуге.
— Спасибо, Джарвис.
Совершенно бессмысленный разговор, подумал лорд Харткорт, поднимаясь по лестнице. Нынешний слуга работал на него на протяжении пяти лет, работал исключительно исправно. Он передал бы ему все, что полагалось.
Бертрам лежал на диване в гостиной и просматривал свежие английские газеты, когда появился хозяин комнат.
— Привет, Вейн!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30