Покрывало на постели тоже было кружевным, из старинного кружева на шелковой подкладке, но его почти не было видно; всю постель покрывали книги, газеты и, как с усмешкой отметила флер, модные журналы.
Флер сидела, сознавая, что глаза старухи, яркие и пронзительные, следят за каждым ее движением.
— Можете идти, Бархем, — резко сказала миссис Митчэм замешкавшемуся дворецкому.
— Слушаюсь, мадам.
Он вышел, беззвучно закрыв за собой дверь.
— Ну а теперь, — обратилась миссис Митчэм к Флер, — хватит удивляться, и расскажите мне о себе.
— А разве у меня удивленный вид?.. Я… извините, пожалуйста, — заикаясь выговорила Флер, озадаченная и смущенная.
— Не нужно извиняться, — усмехнулась старуха. — Многие удивляются, когда впервые видят меня, но потом привыкают. Со временем ко всему можно привыкнуть, и в любом случае, уверяю вас, я куда лучше какой-нибудь обычной старухи с ее вязаньем, попугаем и осуждением всех, кто молод и привлекателен. Вы радуетесь жизни?
— Стараюсь, — сказала Флер.
Беседа приобретала все более странный характер.
— Еще бы не радоваться, в вашем-то возрасте! Вот и я тоже радуюсь, и пусть все вокруг не воображают, что я стану приходить в уныние, раз стою одной ногой в могиле. Все-таки я еще не умерла, а пока я жива, то намерена жить в свое удовольствие. А теперь расскажите мне, как вы бежали из Франции.
— Значит, вы уже слышали об этом?
— Разумеется. Мне рассказали на бирже труда. Очень обрадовались, что у них нашлось что-то для меня интересное. Обычно они предлагают сладкоречивых пасторских дочек да прокислых благородных дам, из тех, что таскают с собой престарелых мопсов. Да, мне о вас рассказали, но я хочу слышать эту историю от вас самой. И разве вы не собираетесь замуж за этого молодого человека?
Флер почувствовала, что краснеет. По непонятной причине неожиданное упоминание имени Джека заставило покраснеть не только ее щеки, но и уши и шею.
Миссис Митчэм усмехнулась.
— Что, задело за живое?
— Я не собираюсь замуж за мистера Рейнольдса, — быстро сказала Флер. — Насколько мне известно, он уже помолвлен с кем-то еще.
Она старалась говорить равнодушно, но знала, что старуха угадала истину.
— И поэтому вы ищете работу? — заметила она сухо. — Что ж, подхожу я вам?
— По-моему, должно быть наоборот, — мягко возразила Флер.
Я все решила, как только вы вошли. Когда я вас увидела, то подумала: «Вот подходящая девушка для меня, хорошенькая, с характером, такая выдержит, если ею помыкать двадцать четыре часа в сутки».
— А вы будете мной помыкать? — улыбаясь, спросила Флер.
— Разумеется. Я всеми помыкаю, включая моего сына, хотя он и любит притворяться, что это не так. Господи боже мой! Если нельзя поступать как хочется, когда тебе за семьдесят, то когда же можно? Жизнь у меня была нелегкая, зато теперь мне причитается за прежнее. Если бы не болваны доктора, я бы сейчас была на ногах; но они ничего не смыслят в лечении, вот я и прикована к постели. Но все равно я еще поживу всласть. Да, вы мне подойдете.
В этот момент открылась дверь, и Флер, обернувшись, увидела, что в комнату вошел мужчина. Она сразу же поняла, что это не кто иной, как сэр Норман Митчэм, и ее первым впечатлением было разочарование.
Судя по дому и фантастической наружности его матери, Флер ожидала встретить человека выдающегося или, по меньшей мере, незаурядного. Норман Митчэм не был ни тем, ни другим.
Среднего роста, с ничем не примечательными чертами лица и темными волосами тронутыми у висков сединой, он ничем не отличался от сотен других мужчин, спешащих по утрам на работу в любом промышленном городе Англии.
Костюм его был так же неприметен, как и он сам. Исключение составляли только глаза, темно-серые и очень проницательные.
При разговоре обращал на себя внимание твердый подбородок и глубокие, почти резкие складки в углах рта. Манера говорить у него была спокойная, но в ней чувствовалась сила, будоражащая и слегка неприятная.
— Я просил Бархема, чтобы мисс Гартон дож далась моего приезда, — резко заметил он.
— А я сказала, что тотчас же хочу видеть ее, — возразила его мать.
— Это не означает, что Бархем, может не исполнять мои распоряжения. Если подобное повторится, он будет уволен.
Миссис Митчэм презрительно фыркнула:
— Тебе известно, что он здесь уже сорок лет. Чтобы избавиться от него, тебе пришлось бы сжечь дом.
— Ну что же, тогда я сожгу его, — сказал сэр Норман, — но мои приказания будут исполнены.
Он говорил спокойно, с удивительно ровной интонацией, но Флер чувствовала, что он не шутит и не преувеличивает. Этот человек требует повиновения и добивается его.
Его холодная бессердечность неприятно поразила Флер. Она медленно встала.
— Мне очень жаль, — сказала она, — если я являюсь причиной каких-либо неприятностей.
Сэр Норман подошел к ней и протянул руку.
— Рад с вами познакомиться. Моей матери нельзя утомляться — это распоряжение врача и мое.
— Единственное, что меня утомляет, — это скука, — вмешалась миссис Митчэм. — Я уже наняла мисс Гартон, так что ты мог и не приезжать. Оставался бы до вечера на заводе — тебе ведь там больше нравится.
— Думаю, мне следует побеседовать с мисс Гартон, прежде чем мы что-нибудь решим, — спокойно возразил сэр Норман.
— Ну тогда уведи ее вниз, но только помни, что она нужна мне. Пусть приезжает завтра. Нечего ждать, — ухмыльнулась она, — тем более что этот ваш молодой человек уже помолвлен с кем-то.
Флер почувствовала, как под взглядом сэра Нормана ее щеки снова запылали, но, несмотря на смущение, миссис Митчэм ей понравилась настолько же, насколько не понравился сэр Норман. В этой старой женщине, с ее невероятной наружностью и вульгарным голосом, были теплота и человечность, отсутствовавшие у ее сына.
Идя за ним по коридору, Флер говорила себе, что, встреть она сначала его, она ни за что бы не согласилась. Однако решение было уже принято.
Положение компаньонки-домоправительницы не сулило ничего интересного »но в этом доме было что-то особенное, ни на что не похожее, и это привлекало Флер, несмотря на трудности, которые она уже предвидела.
Она вошла за сэром Норманом в библиотеку.
В комнате, заполненной с пола до потолка книгами, большое место занимал огромный стол, заваленный бумагами и уставленный телефонами. Флер поняла, что это святая святых в доме, личный кабинет хозяина.
Указав на стул напротив письменного стола, он пригласил ее сесть и резко, как это, видимо, было ему вообще свойственно, стал расспрашивать. Имя… возраст… где она жила до войны… где она остановилась теперь. Флер отвечала на все вопросы сдержанно, испытывая в то же время какое-то внутреннее раздражение.
«Он ясно дает мне понять, что я здесь буду на положении прислуги, — думала она. — Остается только спросить, есть ли у меня рекомендация прежних хозяев».
Как будто прочитав ее мысли, сэр Норман сказал:
— Я не спрашиваю у вас рекомендаций, даже если они у вас есть. Я ставлю себе в заслугу способность судить о человеке по одной лишь беседе с ним и предпочитаю полагаться на такое суждение, а не на чьи-то заключения. — Флер молчала; не дождавшись ответа, он продолжал: — Не знаю, рассказала ли вам моя мать о ваших обязанностях. Скорее всего, нет — она не слишком практична в таких вопросах. Я хочу, чтобы кто-то был при ней в качестве компаньонки и в то же время занимался домом. Это не значит, что вам придется заказывать завтраки, обеды и ужины — у нас уже много лет работает кухарка, которая вполне с этим справляется, — но я хотел бы, чтобы вы исполняли роль хозяйки, когда у меня бывают гости, следили за порядком и нанимали прислугу, когда у меня нет времени самому этим заняться.
Сердце у Флер упало. Обязанности хозяйки пугали ее; но сам дом неотразимо привлекал, заставляя забыть свои страхи. Быть здесь хозяйкой! Какая женщина, любящая красивые вещи, могла бы желать большего? Поэтому она не задержалась с ответом.
— Я готова взять это на себя.
— Тогда все улажено, — сказал сэр Норман. — Вы можете приступить сразу же?
— Вы имеете в виду сегодня или завтра? — спросила изумленная Флер.
— Я имею в виду то, что сказал. Я хотел бы, чтобы вы приступили к вашим обязанностям немедленно. Мать слишком долго пробыла одна. Ее наружность обманчива. Она очень слаба, но исключительно жизнелюбива. Врачи настаивают, что ее нужно занимать и развлекать, но при этом не позволять ей ни малейшего физического усилия. Это не всегда бывает легко.
— Думаю, я могу начать сразу же, — несколько неуверенно сказала Флер. — Мне только придется съездить за своими вещами.
— Вы поедете на машине. — Сэр Норман встал и позвонил. — Ваше жалованье будет сто Фунтов в год. Этого достаточно?
— О да, вполне. Бархем открыл дверь.
— Приготовить машину для мисс Гартон. Она поедет за своими вещами, — сказал сэр Норман. — Она займет гобеленовую комнату на втором этаже и будет пользоваться и прилегающей гостиной.
— Слушаю, сэр Норман.
— И пожалуйста, доведите до сведения всей прислуги, что отныне мисс Гартон здесь будет распоряжаться и все дела, которыми не занимаюсь я, будут в ее ведении. Понятно?
— Вполне, сэр Норман.
— Очень хорошо. — Сэр Норман подошел к Флер и, пожимая ей руку, заметил: — Увидимся сегодня вечером.
Он вышел. Флер подумала, что он мог бы добавить и что-нибудь вроде того, что надеется, ей будет здесь удобно и хорошо.
Оставшись одна, она вдруг почувствовала страх. Ей показалось, что своим поступком она положила начало цепи событий, последствия которых предвидеть ей было не дано.
Последние несколько часов она была так поглощена происходящим, что совершенно забыла о Джеке. Но теперь воспоминания вернулись к ней с неумолимой силой.
Мучительные воспоминания о тех минутах, когда они были так счастливы, когда вся ее нежность изливалась на него, привлекая Джека в ее объятия, в ее сердце.
Никогда больше! Она никак не могла примириться с жестокой правдой, не могла до конца понять, что Джек, как и другие, кого она любила и потеряла, должен стать теперь частью прошлого, что его нет в настоящем и не будет в будущем.
«Я должна проститься с ним», — сказала она себе. Потом вспомнила, что он вернется поздно, возможно, после ужина.
«Так лучше, — подумала она, — лучше уйти не простившись. Что бы мы ни сказали друг другу, что бы мы ни чувствовали, это будет только слабым отзвуком той страсти и нежности, что некогда связывала нас».
Думать так было легко, но куда труднее действовать в таком духе.
Слезы выступили у нее на глазах. Ее охватило безумное желание найти сэра Нормана и сказать, что она не сможет переехать сегодня. Она должна провести еще один вечер с Джеком, еще несколько часов, чтобы насладиться хоть немного, хоть чуть-чуть близостью к нему. Но… какой в этом смысл?
Флер порывисто встала.
«Я должна научиться его ненавидеть, — подумала она. — Ненавидеть всех мужчин, покончить с любовью, забыть об этом. Мои жалкие переживания не имеют, в сущности, никакого значения. Достаточно только посмотреть на этот дом! Люди, которые жили в нем, любили и страдали, боялись и ненавидели, — их нет! Остались лишь стены.
Жизнь — это нечто преходящее и ничтожное. И какие мы все ничтожества!»
Она подошла к окну и выглянула в сад. Слезы катились у нее по лицу, мучительной болью отзывалось каждое биение сердца. Сад, казалось, застыл в своей вечной прелести.
— Боже, даруй мне обрести здесь покой! — молила она.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Первые дни в Грейстон Прайори прошли для Флер как во сне.
Ей было трудно разобраться со своими впечатлениями, но красота и атмосфера Прайори завладели ею; все было для нее постоянным источником радости и интереса.
И наконец, несмотря на свои собственные переживания, не дававшие ей покоя, Флер обрела мир в своем новом окружении.
Сначала это чувство было едва заметным, но даже такое небольшое облегчение Флер приняла с благодарностью, надеясь, что в конце концов ее сознание проникнется им навсегда.
Но как бы ей ни хотелось оставаться спокойной и безмятежной, с того самого момента, как она покинула дом Рейнольдсов, Джек бомбардировал ее письмами и телефонными звонками.
Пережив разочарование и изменив свои представления о нем, Флер считала, что ее отъезд не будет иметь для него значения. Но как только она уехала, Джек понял, что он теряет.
В тот же вечер около девяти часов ее позвали к телефону.
— Что это я такое слышу? — сказал Джек сердито. — Мама говорит, что ты устроилась на работу. Этого не может быть!
— Но это так, — возразила Флер. — Почему ты так удивляешься? Не могла же я оставаться у вас после…
— Не говори глупостей! Ты знаешь, что ты мне нужна. У меня остается еще неделя отпуска, и потом, Флер… Флер, любимая, ты не можешь так меня оставить.
Его голос стал мягким и нежным; она изо всех сил старалась сопротивляться звучавшему в нем призыву.
— Прошу тебя, Джек, будь благоразумен! Я оставила тебе записку — ты ее найдешь на туалетном столике.
— О чем ты в ней пишешь?
— Я прощаюсь с тобой.
— Но ты не можешь уйти! — голос его вновь поднялся до крика.
— Могу и должна, — с отчаянием проговорила Флер, — и я не могу дольше разговаривать — это неудобно. Прощай… любимый.
Она не могла удержаться от этой последней ласки, это слово
выскользнуло у нее невольно. Не дожидаясь ответа, она положила трубку и почувствовала, что вся дрожит и вот-вот расплачется.
Она вернулась в спальню миссис Митчэм, где беседовала со старухой, когда Бархем позвал ее к телефону.
Подойдя к двери, Флер постаралась принять естественный вид, но от зорких глаз старухи нельзя было ничего скрыть.
— Уверена, что это был ваш молодой человек, — сказала она. Когда Флер не ответила, миссис Митчэм продолжала: — Вам кажется, вы ужасно несчастны, но пари держу, что он и слезинки вашей не стоит. Послушайтесь моего совета, милочка, и забудьте о нем. Много их еще у вас будет.
Флер подумала, что в усмешке миссис Митчэм было что-то циничное. Она молча сидела у постели, раздраженная этим вторжением в ее внутренний мир. Внезапно усыпанная драгоценностями рука легла на ее руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24