Все глаза уставились на коромысло весов, которое, качнувшись несколько раз, встало так ровно, как только человеческий глаз может определить.
Рокка улыбнулся и кивнул. Павек просто улыбнулся. С ловкостью, порожденной долгой практикой, он зашнуровал мешочек, расплавил в тигле немного воска и поставил обычную таможенную печать — неистового льва — при помощи кости из ноги мекилота. Приемный зал таможни на мгновение наполнился звуком, с которым восковая печать прилепилась к мешочку. Купец быстро убежал вместе с порцией соли.
— Что привело тебя сюда, Регулятор? — спросил Рокка прежде, чем следующий проситель подошел к его столу. Одновременно он взял монеты с чашки весов.
Павек пожал плечами. Он вернул костяную печать на ее золотую подставку. — Как всегда, великий. Только плохая судьба. — Между ними не было особой вражды именно потому, что Павек тщательно избегал моментов вроде этого.
— Ты знаешь технику налогообложения?
— Только в моих мечтах, великий. В моих мечтах.
Прокуратор прищурил один глаз, пытаясь представить себе, случайно ли то, что Павек оказался здесь, и их пути пересеклись, и не может ли последовать из этого каких-нибудь неприятных последствий. Павек напустил на себя совершенно незаинтересованный, даже скучающий вид, и спустя мгновение лицо прокуратора расслабилось, хотя и не стало более дружелюбным. — Внимательно смотри на то, что я делаю. Сегодня у меня не хватает народа, — он указал на пустые стулья. — Кто знает, кто там может ждать снаружи?
— И кто знает, великий? Я знаю, что ожидает меня. — Их взгляды встретились на какой-то момент, потом Павек взял пустой мешочек, оставленный только что ушедшим купцом.
Он начал работать. Налогообложение он знал до конца и выполнял все операции безукоризненно, пока улыбка Рокки не стала почти искренней и Павек стал опасаться, что в будущем прокуратор может потребовать его помощи.
В основном Павек отвешивал небольшие порции соли, очень дорогого товара в горячих, сухих Пустых Землях, но иногда он наливал и разные сорта масла в глазированные керамические флаконы, а однажды наполнил мешок каустической содой из обсидиановых копей для производителя клея, который превращал всякую дрянь в свой клейкий товар. Ни один из аптекарей не пришел к столу Рокка за пакетами с Дыханием Рала, но ближе к полудню прекрасная женщина-друид с коричневыми волосами привела своих товарищей-мужчин, каждый из которых нес по амфоре на плечах, к столу прокуратора.
Павек поспешно перевел взгляд в другую сторону, как только заметил их, хотя было мало шансов, что его узнают. Обычные люди редко глядели дальше ненавистой желтой формы, которою носил каждый темплар, когда был на посту. Тем не менее, женщина была друидом, и, следовательно, никак не была обычным человеком.
Он повернулся спиной к столу прокуратора и склонился на ящиками с товарами, быстро пробежался пальцами по своим волосам и зачесал их так, чтобы они свисали на глаза, потом закатал слишком много говорящие внимательному взгляду рукава своей одежды.
Женщина-друид отреагировала самым лучшим образом на упреки Рокки. Когда дварф попытался отвергнуть амфоры, только потому что печати были сломаны и восстановлены, она описала ему то, что произошло у ворот. Ее описание его самого как «дерьмо-голового баарзага, замаскированного под человека» было исключительно оскорбительно, и Рокка на мгновение даже потерял дар речи. Пока он потрясенно молчал, она просто поставила ему ультиматум, хотя и в мягких, вежливых словах.
— Если вы не примете товар, которого коснулся ваш товарищ-темплар, мы будем вынуждены забрать его обратно с собой, когда уедем из Урика. И вы понимаете, конечно, что пройдет не меньше шестидесяти дней, прежде, чем мы вернемся с новым.
Павека страстно желал увидеть ее лицо. Его исступленное любопытство требовало: взгляни, посмотри, насладись тем, кто может играть в очень опасные игры с прокуратором и выигрывать. Раньше все его знание о друидах происходило из свитков, написанных самими друидами, которые ученые в архивах собирали на протяжении столетий. Он знал, что они используют скрытую силу самого Атхаса для своих заклинаний, которые, в сущности, идентичны жреческим заклинаниям, которыми король-волшебник разрешил пользоваться темпларам. Уже только по этому он предположил, что они похожи на темпларов и во многих других отношениях.
Он поддался искушению. Друид вовсе не вела себя вызывающе или дерзко; напротив, самый последний курьер по сравнению с ней выглядел бы наглым и дерзким. Она говорила мягким, тихим голосом, ее глаза были опущены, она ни в коем случае не хотела бросать вызов авторитету дварфа.
И она таки смутила Рокку. Дварф заерзал на своем стуле и застучал руками по столу. По закону Павек должен был бы вмешаться: он знал, кто она такая. Достаточно было прошептать в ухо Рокке одно слово, и она сама бы захотела, чтобы ее послали в обсидиановые ямы прежде, чем дварф закончил бы с ней.
Темплары, однако, отвечали за выполнение законов Урика, но сами законам не подчинялись. Павек спокойно стоял на своем месте и слушал угрозы и оскорбления Рокки, а выражение лица женщины не менялось. Он подумал, что прокуратор воспользуется своим медальоном, но, невероятно, дварф сдался. Он сказал, что Урик нуждается в этих амфорах, запечатанных или распечатанных; он принимает амфоры со сломанными печатями. После того, как компаньоны женщины сложили их груз в углу, Рокка поднял четыре пальца для соли и три для эфирного масла.
Павек подумал было о честном взвешивании, так как был очень впечатлен успехами женщины, но отверг эту идею. Противовесы Рокки специально были сделаны слишком легкими. Любые честные усилия с его стороны привели бы только к тому, что гнев прокуратора обрушился бы на его голову. И без сомнения дварф нашел бы много способов для мести.
Не спуская глаз с женщины-друида, продолжавшей смотреть в пол даже во время спора с Роккой, Павек поставил два мешочка с солью на чашку весов. Они были буквально на волосок тяжелее, слишком мало, чтобы прокуратор начал бы спорить. Когда Павек запечатал один, Рокка потянулся за вторым, по виду для того, чтобы зашнуровать отверстие. Но прокуратор недаром был мастером своего дела. Павек стоял у него за спиной, и все равно почти пропустил блеск золота, когда дварф незаметно бросил три золотыс монеты в мешочек, прежде чем запечатал его. Не раздумывая Павек бросил взгляд на женщину. Взгляд женщины сказал, что она знала о золоте, и что она тоже поняла, что он увидел это. Он ожидал, что сейчас она разоблачит дерьмо-голового баарзага, но мгновение прошло, потом другое, он поставил на весы три глазированных керамических флакона, взвешивая свои ощущения, пока его руки взвешивали масло.
Павек вышел из кабинета Метисы полностью убежденный, что если Рокка не снимает пенки с зарнеки, то это делают бродячие торговцы, либо одно, либо другое, но не оба сразу. Но и бродячие торговцы не были обыкновенными кочевниками, и Рокка не просто так сунул три золотые монеты в и без того щедрую порцию соли. Может ли такое быть, что они работают вместе, играя в опасные игры, направленные против Урика?
Он убрал руки с весов, разрешая чашкам свободно качаться.
Если это была хитрость, то весь предыдущий спор был тщательно проработанной комедией. Павек не знал, было ли притворство обычным талантом у друидов, но безусловно оно не было широко распространено среди дварфов и прокураторов. Когда женщина-друид с коричневыми волосами угрожала забрать зарнеку с собой, Рокка был настолько вне себя, что готов был убить ее. А потом он сдался.
Может быть жители Урика и нуждались в Дыхании Рала, но Рокка не дал бы для Урика или его жителей даже ногтя со своего большого пальца. Зарнека была нужна самому Рокке, и, решил Павек, не ради Урика.
Чашки весов уравновесились. Павек запечатал флаконы воском и вручил женщине, постаравшись не встретиться с ней глазами. Он сделал два шага к лакированным глиняным кувшинам, лежащим на полу, как Рокка позвал его обратно.
— Я сам займусь ими, Регулятор, — сказал он, буквально вскакивая со своего места. — Займи, пока, мое место.
— Никогда не думал об этом, великий. Это не мое место, оно мне не по зубам.
— Займи его и, быть может, оно когда-нибудь станет твоим, Регулятор. Ты весьма хорош в писанине — а это все, что нужно. Записал-отметил, записал-отметил. Что еще тебе надо показать, чтобы ты делал эту работу? Пятна от чернил на твоих пальцах? Или наш Великий и Могучий Король уже пообещал тебе место в архивах? Ученый Павек убирающий дерьмо насекомых с пола.
Когда дварф вышел, Павек расслабил мускулы. Может быть Павек и смог бы одолеть его один на один, и может быть ему могла бы помочь толстая палка. Но риск был слишком велик, и Королю Хаману вряд ли понравилось, если бы он узнал, что его темплары сцепились врукопашную под взглядами черни, а королевское неодобрение обычно было фатальным. Так что Павек дал прокуратору уйти. Он устроился на кожаной подушечке стула прокуратора, еще теплой, и немного повертелся, привыкая к необычной форме спинки, рассчитанной на дварфа.
Друид и ее товарищи были уже за дверью. Павек вызвал следующего в очереди. Он писал лучше, чем Рокка, и быстрее таскал мешочки с солью из ящика на стол, так как он мог говорить, подписывать мерять и взвешивать не вставая с места. Заодно он упростил до предела процедуру переговоров: он спрашивал каждого просителя, сколько он или она хочет, а потом кривил свою изувеченную губу до тех пор, пока бедняга не называл самою низкую цену.
Горожане, приходившие в таможню, было очень умны. К пятому просителю процедура полностью ритуализировалась и очередь стала двигаться с невероятной скоростью. Каждый раз, когда Павек поварачивался к ящику за очередным мешочком с солью, он ожидал увидеть кривые ноги и запачканную одежду Рокки, но прокуратор так и не появился.
* * *
На самом деле Рокка не появился и вечером.
Последнй посетитель, выходя из таможни, выглядел только темным силуэтом на фоне закатного, красного неба. Павек потушил пламя в тигле. Он подождал, пока небо не стало абсолютно темным, потом закрыл все ящики и переташил товары на ближайший склад.
Рокка все еще не вернулся, когда ночные стражи заняли свои посты. Они бросали удивленные и настороженные взгляды на него, он возращал им такие же. Темплары всегда подозревали друг друга при любом отступлении от привычной рутины.
Со временем они еще больше укрепятся в своих подозрениях. Недоуменных вопросов не избежать.
Павек подумал, а не пойти ли прямо к Метисе. Он знал ее дом в квартале темпларов, и считал, что уже знает достаточно о торговле зарнекой. Если ему повезет, он покончит со своим долгом ей, успеет заскочить в Берлогу Джоата и поесть, а свободный день проведет в архивах, как и собирался.
А если ему не повезет? Если она посчитает, что он узнал слишком мало? Он представил себе, как брови аминстратора сойдутся вместе, вроде жвал канка, когда он расскажет о золотых монетах — если он расскажет об этих золотых монетах.
— А если он не…?
— А если она узнает, что он не…?
Не обращая внимание на стражников-эльфов, которые, впрочем, полностью проигнорировали его самого, Павек открыл маленькую, незметную дверь и спустился в катакомбы. Зажженные лампы висели только на лестницах, а те, которые должны были освещать коридоры, были погашены, чтобы сэкономить драгоценное масло. На поставках, однако, лежали костяные факелы. Он выбрал один, побольше, настоящую дубину, потом поджег соломенный конец, прекрасно сознавая, что факел скорее будет хорошей целью, чем источником света.
Но, к сожалению, без него не обойтись, люди ничего не видят в темноте. Другие расы Атхаса видят тепло также хорошо, как и свет, и имеют замечательное ночное зрение. Если бы он точно знал, куда идти в катакомбах, он никогда не взял бы с собой факела. Магия, впечатанная в самые ценные товары, хранящиеся на их складах, давала достаточно призрачного света для внимательного человека. Но Павек не знал, куда отправился Рокка с зарнекой; ему нужен был свет, чтобы найти их.
Свет, самое простое из всех заклинаний, был по-прежнему с ним, дар короля-волшебника, не требовший использования медальона.
Он пустился в путь по длинным коридорам, тыкая своим факелом в каждую тень. Он вновь проиграл в голове объяснение своих действий: ему показалось, что Рокка не в себе. Рокка оставил его, простого регулятора, работать за столом прокуратора. Рокка не вернулся со склада и он, дежурный регулятор, не осмелился уйти с таможни, пока не получит подписи прокуратора на свитке с налогами.
Только полный дурак поверит в том, что он действительно ищет дварфа ради этого, но в том неестественном, деформированном обществе, в котором жили темплары, правдоподобие важнее, чем вера или правда.
По дороге Павек видел кое-что такого, чтобы он предпочел бы не видеть и не помнить. Он прервал несколько свиданий в помещениях складов. Темплары высших рангов могли жениться и содержать семью, но темплары низших рангов, вроде него самого, всю свою жизнь жили в бараках и общежитиях, были вынуждены встречаться с кем-нибудь тайно, в пустых складах и кабинетах. Если у него и были дети, он никогда не видел их и не знал их имена. А женщины его ранга не могли воспитывать детей. Дети росли в темпларских приютах или на улице.
Он шептал извинения и шел дальше.
Где-то на третьем уровне он нашел то, что искал: охраняющее заклинание, которое давало больше света, чем его факел, и отблек лакированных амфор из-за дверного проема. Зажав пальцами рот Павек изучал охраняющее заклинание на безопасном расстоянии. Рокка имел достаточный ранг, чтобы попросить такое могучее заклинание, но если дварф не проводил все свое свободное время в архивах, как сам Павек, у него не было достаточно познаний, чтобы применить его. Даже обычные заимствованные заклинания темпларов были больше, чем просто обращения в королю-волщебнику. Сложные заклинания, типа этого сторожевого, были абсолютно индивидуальны, как подписи или отпечатки пальцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47