Сексуальное влечение угасло, а все интересы сводились к шприцу и игле. Переживая очень тяжелый период кризиса, она решилась на лечение. Она искренне призналась, что не в силах сама сделать это. Прежде всего, ей хотелось помощи от семьи.
Она сразу была принята на лечение. Однако родители, респектабельные граждане не отреагировали на просьбу врача подключиться к лечению дочери. Несмотря на это, первые результаты вселяли надежду. Благодаря тому, что медики приложили все усилия, им удалось сравнительно быстро освободить девушку от физической зависимости и начать более трудную часть лечения – психотерапию и реабилитацию. Парень, о котором она говорила, навещал ее, но сам он от лечения отказался, потому что ему было «жалко выбрасывать полкилограмма опиума, который он недавно купил».
Ободренная первыми результатами, девушка пошла к родителям, чтобы поделиться с ними своей надеждой на окончательное выздоровление, загладить вину. К сожалению, родители отказались с ней разговаривать. Они заявили дочери, что она своим образом жизни в последние годы «уронила в грязь честь семьи и потому ей не место в доме!»
Глубоко разочарованная, девушка вернулась к наркотикам. С самоубийственным упорством она начала колоться ежедневно, пока ее не настиг самый страшный враг наркоманов – цирроз печени.
Теперь Д.Н. находится в одной из клиник и тихо умирает в том возрасте, когда человек должен наслаждаться жизнью.

На родине великого мага

«Я один из тех немногих, кто вернулся с востока невредимым, – начал свой рассказ Д.П. – В то время я принимал наркотики всего несколько месяцев. Для меня они были тогда еще окутаны ореолом тайны и романтического приключения, что особенно притягивало меня. О лечении я тогда не думал. Летом 19… года в нашем городе стало гораздо меньше наркотиков, потому что большинство нелегальных торговцев были арестованы. Среди v опытных наркоманов, знающих, что такое ломка, началась паника. Мой старый друг предложил мне съездить с ним в Индию, где наркотиков – пруд пруди и притом они очень дешевые.
Восток уже давно притягивал меня. Я без колебаний принял приглашение своего друга, тем более, что мне предоставлялась возможность своими глазами увидеть родину Сиддхарты Германа Гессе и выразить мое глубокое уважение к Азии и к ее духовным ценностям. У меня было немного денег, кое-что мне дала мать, которая думала, что я еду в Италию за шмотками.
Маршрут мы заранее не уточняли, потому что слабо знали географию и пути, ведущие на восток. От наркоманов мы слышали, что лучше всего поехать в Турцию, а оттуда уже будет легче пробираться тропами, проторенными наркоманами всего мира.
Накануне отъезда мы познакомились с тремя бельгийскими хиппи, которые отправились в такое же путешествие. Налегке мы двинулись в путь, полный неожиданностей. До Турции добирались, в основном, поездом, потому что нас никто не хотел брать в автомобиль. Потом мы три месяца пробирались по Индии. Уже тогда мой энтузиазм начал улетучиваться, но надежда, что мечта сбудется, все-таки оставалась.
По дороге умер Джордж от какой-то болезни кишечника, а Ален с подозрением на холеру остался в военном госпитале в Тегеране.
Я давно не смотрелся в зеркало, но мой друг выглядел ужасно с длинными волосами и бородой. Он очень похудел, глаза его ввалились, он стал похож на библейского пустынника. До сих пор не пойму, откуда мы брали силы. Друг рассказывал мне о великом маге, о Листере Кроули, который, как и мы, шел по пустыне много дней и в итоге пережил духовное просветление.
Наконец, в октябре, не помню какого числа, мы оказались в предместьях Бомбея. Мы пересчитали деньги, у нас осталось только около ста долларов. Мы сразу купили гашиш и хорошенько накурились. Мы заснули, одурманенные дымом гашиша и уставшие после долгой дороги. Только на другой день нас разбудило немилосердно палящее солнце. К нам подошел полицейский и на ломаном английском сказал, что мы проснулись как раз вовремя, потому что нас могли похоронить заживо.
Каждое утро по улицам пригорода ездит зеленый грузовик и собирает 1руппы людей, умерших от голода, болезней или наркотиков. Их вывозят далеко от города и закапывают в общей могиле.
Тогда я впервые почувствовал ужас и желание вернуться домой. Мой друг старался подбодрить меня, рассказывая, что южнее Бомбея находятся пляжи, где собираются хиппи и наркоманы со всего мира и проводят в медитациях беззаботную жизнь.
Там нам действительно было по-настоящему хорошо. Мы познакомились с сотнями людей со всего мира. Никого не интересовал наш приезд. То, что кто-то приезжал или уезжал, было совершенно в порядке вещей. Этот нескончаемый пестрый калейдоскоп еще скрашивала музыка, исполняемая на разных инструментах или льющаяся из приемников. Молодежь без малейшего стеснения открыто занималась любовью и принимала наркотики. Вместо приветствия все спрашивали: «Did you have a trip?» – «путешествовал ли ты?» – что на самом деле означало: «Принял ли ты уже ЛСД или какой-нибудь другой галлюциногенный наркотик?»
Еду все покупали или за сэкономленные деньги или за деньги, вырученные от продажи изготовленных своими руками сувениров. Среди хиппи были талантливые художники и резчики, которые делали разные безделушки из камней и ракушек и продавали их туристам.
Моему другу удалось где-то купить героин, и он хотел со мной поделиться. Но мне не хотелось колоться. Я предпочитал гашиш, который в Индии гораздо лучше, чем тот, что продается в Европе. Первые дни на пляже я не очень хорошо помню, потому что вес время был в полусне от действия гашиша. Время как бы остановилось. У меня было впечатление, что я живу в бесконечности, которая является одновременно днем вчерашним, сегодняшним и завтрашним. Я был занят только собой. То, что происходило вокруг, меня не касалось. В перерывах между приемами наркотика меня охватывали апатия и безволие. За несколько тысяч километров от дома и родителей я воспринимал свое пребывание в Индии как сон. Мне казалось, что скоро я должен проснуться дома, в собственной постели.
Через десять дней нашей жизни на пляже меня разбудил парень, с которым я часто курил гашиш. Он равнодушно сказал мне, что наш общий приятель, мой земляк, вчера вечером умер. Он приехал сюда два месяца назад, чтобы здесь умереть, потому что недавно похоронил на родине брата, тоже наркомана.
Это известие потрясло нас. Мы подумали о родителях, у которых за такой короткий срок наркотик отнял двоих сыновей. Мой друг, очень подавленный, пошел уколоться – он хотел хоть ненадолго уйти от жестокой действительности. Л я остался на берегу, всматриваясь вдаль. Мне хотелось увидеть мать, обнять ее… По моему исхудавшему лицу текли слезы. Я чувствовал себя очень несчастным. Я плакал, наверное, в первый раз понимая, какой жизнью живу и к чему она меня приведет.
Какой-то американец подошел ко мне и принялся утешать. Он предложил, чтобы я переспал с его девушкой, потому что это лучшее лекарство от хандры. Я посмотрел на него остолбенело и подумал о своей невесте, от которой трусливо убежал, не сказав ей ни единого слова.
Вдруг все стало мне противно. С меня было достаточно Индии, которую я по-настоящему так и не узнал, и своеобразной морали этих людей, пропитанных наркотиками и обреченных на медленную смерть. Я понял нереальность такой жизни и ее беспредметность.
Внезапно я понял сущность губительного употребления наркотиков, и твердо решил как можно быстрее вернуться домой. Я разыскал своего друга и предложил ему на следующее утро поехать в наше консульство в Бомбее. Я хотел попросить консула, чтобы он помог нам вернуться домой. Друг тупо посмотрел на меня, как будто он не понимал, о чем я говорю. Он был иод воздействием наркотика и, скорее всего, действительно не понимал, что я хотел ему сказать.
На следующий день он сказал, что не хочет возвращаться, но меня удерживать не станет. Он познакомился с одной американкой, у которой много товара, и глупо было бы этот шанс упустить. Он попросил, чтобы я остался еще на один день, потому что после обеда должны хоронить парня, который умер от передозировки героина. Мои силы были на пределе. Я почувствовал, что если останусь, то это только ухудшит мое и без того никудышное духовное и физическое состояние. Поэтому я в тот же день покинул пляж Я решил никогда больше не принимать наркотиков.
Через десять дней я добрался до Бомбея и сразу же пошел к консулу. Меня приняли доброжелательно, я этого не ожидал. Консул сразу же поставил в известность мою семью, что я жив, и вручил мне билет на обратный путь. Мне не удалось еще раз увидеть прибежища наркоманов, усеянного костями тех, кто нашел здесь свой конец, потому что я возвращался самолетом.
Сегодня прошлое представляется мне кошмарным сном, который мне хотелось бы как можно быстрее забыть. Я еще молод и хотел бы проверить себя в чем-то действительно стоящем. Кто знает, может быть, это путешествие в Индию имело свои хорошие стороны? Быть может, если бы я не побывал там, то всю жизнь тосковал бы по «свету с востока» и по несбывшимся юношеским мечтам, зародившимся под действием наркотика. А так я узнал себя и суть наркомании и другим не желаю пройти этот путь».

После третьего разговора

Мать привела дочь на обследование, потому что подозревала ее в употреблении наркотиков. После беседы выяснилось, что еще год назад Л.С. была примерной ученицей, «была ребенком, какого каждая мать хотела бы иметь».
И вдруг она стала нервной, вспыльчивой, стала плохо учиться, ничего не делала по дому. Часами сидела и слушала музыку. Когда ее никто не трогал, девочка производила впечатление вялой и апатичной, но если кто-нибудь из домашних делал ей замечание, она становилась агрессивной и нетерпимой, особенно по отношению к матери, которую даже пыталась несколько раз ударить. За год она похудела на шесть килограммов, потеряла аппетит.
Все чаше она куда-то уходила из дому и поздно возвращалась. Мать начала замечать, что в доме пропадают деньги, а у дочери они появляются неизвестно откуда. Перед Новым годом Л.С. унесла из дома все деньги. На родительском собрании выяснилось, что у нее семь двоек. Это явилось настоящим шоком для родителей, так как до этого Л.С. была одной из лучших учениц.
Девочка перестала следить за своей внешностью. Неделями она не мыла голову. Носила военную рубашку и потрепанные джинсы, на руках у нее – перчатки.
Л.С. говорит, что в их семье постоянно случаются скандалы, никто ни с кем не может договориться. Она обижается на родителей за то, что они не хотят оставить ее в покое, не разрешают ей одеваться так, как она хочет. «Все им мешает, они всегда мной недовольны. Им мешает моя одежда, мои волосы. Мать считает, что абсолютно все мои друзья – наркоманы».
Пациентка жалуется, что мать следит за ней, выгоняет подружек, а о ее парне запрашивает информацию в милиции.
После третьего разговора девочка призналась, что курит гашиш и иногда колет себе наркотики. Заниматься этим она начала от любви к парню, чтобы его «лучше понять, потому что он – единственный человек, который принял меня, ничего не требуя взамен».
Позже выясняется, что наркоман, с которым Л.С. встречается, часто требует от нее денег, шантажируя девочку тем, что иначе он ее бросит.
С родителями у нее постоянные конфликты. На отца она замахивалась ножом, мать ударила по лицу. В семье разговаривает только с братом. Часто по несколько суток не ночует дома, спит у своего парня.
Уже шесть месяцев у нее не было менструации, также нет никаких сексуальных желаний. «Я любила бы своего парня еще больше, если бы не должна была с ним спать. Секс меня так же заводит, как ковыряние в носу». Как мы видим, связь эта не имеет эмоционального подспорья и скорее является выражением потребности избежать одиночества и легче добывать наркотики.
«Я не хочу ходить в школу. Не вижу смысла в том, чтобы зубрить глупости совершенно не нужные в жизни. Учителя – это кретины, срывающие зло на молодых. То, что они говорят, я могу и сама прочитать в книге».
Амбулаторное лечение было бы для этой пациентки неэффективным, поэтому она была направлена в закрытую психиатрическую клинику.

Из дневника наркомана

24 мая. Уже четыре дня я не принимаю наркотиков. Раз в день прихожу к врачу за метадоном. В остальное время сижу дома. Ко мне никто не приходит, а телефонную трубку я не снимаю. В общем, я чувствую себя неплохо, иногда, правда, возникают судороги и боли в мышцах, но это все мелочи по сравнению с ломкой, из-за которой я уже два раза прерывал лечение. Мое нынешнее состояние напоминает легкий грипп, а это можно вынести.
8 июня. Процесс отвыкания в целом идет успешно. Сегодня я был у врача и разговаривал с ним дольше, чем обычно. Он также доволен моим отношением к лечению. Он сказал, что через два-три дня можно будет отменить метадон. Это меня слегка напугало, хотя у меня уже много дней не было проявлений ломки. Не могу поверить: впервые за семь лет придется обходиться и без наркотика и без лекарства… Около девяти вечера настойчиво звонил телефон, но я, как обещал доктору, не отвечал. Уверен, это был какой-нибудь наркоман, с которым я много лет поддерживал контакт.
15 июня. От мира наркоманов я полностью отгородился. Никуда не хожу, ни с кем не вижусь. Много читаю, слушаю музыку, физически я полностью освободился от наркотиков, но, когда слушаю музыку, вспоминаю прежнюю жизнь, поездку в Амстердам, путешествие в Индию… В эти минуты у меня возникает желание еще хотя бы раз уколоться или выкурить косячок. Мне тяжело; хотелось бы выйти, поболтать с кем-нибудь.
27 июня. Вчера встретил у подъезда Б. Он спрашивал меня, не могу ли я продать ему опиум. Я ответил, что у меня нет и это меня уже не интересует. Он угостил меня косяком, я отказался.
Вечером ко мне пришла его девчонка, хотела, чтобы я немедленно пошел к ней. У нее ломка, а Б. она нигде не может найти. Я знаю, что такое ломка, поэтому пошел, хотя и неохотно, чтобы сделать ей укол, потому что она боится иглы и не может попасть себе в вену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72