И рядом - витрины с кустарными изделиями "дикарей".
Нарочно рядом. Чтобы, дескать, подчеркнуть, как у нас, у христиан-колонизаторов, культурно и мило, какое у нас настоящее искусство и какая чепуха у "диких наших братий".
А получается совсем обратный эффект. Все кустарные вещи "дикарей" необычайно изящны, остры по форме, самобытны и интересны. Деревянная скульптура, рисунки, вышивки, костюмы - подлинное, большое национальное искусство, рядом с которым весь поповский католический и протестантский лубочный хлам выглядит по меньшей мере курьезно и глупо.
Если кто и дикари, то, во всяком случае, не те, кого "вовлекают в лоно". Совершенно ясно.
Все остальное в том же духе.
Особенно понравился цинизмом португальский павильон.
В середине - карты колоний, диаграммы, цифры, образцы сырья, колониальные продукты, а снаружи - невероятно, но факт, - а снаружи, под большим навесом, огромная пушка. Каков цинизм?!
Дальше некуда. Приехали.
Прямо ставь португальский павильон на колеса и вози по свету, показывай рабочим лицо империализма без маски.
К этому надо добавить, что мудрые устроители "для фольклора" пустили на территорию выставки громадное количество всяческих колониальных солдат. Так что вся выставка имеет вид военного лагеря.
И жрецы ударили в тамтам.
Действительно, ударили. Н-да-с! Вот тебе и "вовлечение в лоно"!
Еще одно сильное впечатление.
Я собирался уезжать, и мне захотелось купить что-нибудь на память. Почему-то я остановился на носовых платках. Дюжина элегантных носовых платков - это будет скромно и мило. Я обратился к своему старому приятелю, известному парижскому художнику, выходцу из России, с просьбой быть моим гидом.
- Саша, - сказал я, - вы человек с безупречным вкусом, знаете хорошо Париж, поведите меня в лучший магазин и помогите мне выбрать дюжину выдающихся носовых платков.
- Хорошо. Сколько франков можете вы ассигновать на эту покупку?
- Тысячу франков, - сказал я запальчиво. - Но имейте в виду, что за свои денежки я хочу получить действительно что-нибудь выдающееся.
- Хорошо, - сказал он серьезно, - я поведу вас в очень приличный магазин, и мы выберем.
- Я не хочу в "очень приличный", я хочу в самый лучший.
- В "самый лучший" мы не пойдем, - холодно сказал он.
- Почему?
- Потому.
- Но все-таки?
- Потому, что с вас вполне хватит и "очень приличного".
- А я настаиваю на самом лучшем.
- Тогда вы пойдете без меня.
- Почему?
- Потому.
- Саша, вы меня огорчаете. Я хочу привезти в Москву самые лучшие носовые платки Франции.
- Вы слишком тщеславны.
- Да. Я тщеславен. Но я так хочу.
Он понял, что спорить со мной трудно. Он добродушно улыбнулся и сказал:
- Хорошо. В таком случае компромисс: сначала мы пойдем в "очень приличный" магазин, а уж потом, если вам почему-либо там не понравится, я вас поведу в "самый лучший". Хорошо?
Он был не менее упрям, чем я, и я принял компромисс.
"Очень приличный" магазин представлял собой громадный, многоэтажный дом на шикарном бульваре Капуцинов и выходил на три улицы. Мне сразу же бросилась в глаза громадная пустая витрина, посередине которой как бы висел в воздухе, сиял один-единственный носовой платочек, необыкновенно красивый, именно такой, какой я представлял себе, думая о лучших носовых платках Франции. На нем висела цена - восемь франков. Недорого!
Мы поднялись в лифте в отдел носовых платков. Это была громадная комната, вернее сказать - кабинет, с письменными столами, кожаными креслами, пепельницами модерн на высоких никелированных ножках и т.п. Здесь было все, кроме полок с товарами. Мы уселись в комфортабельные кресла. К нам подошла молодая особа именно того типа, который я себе представлял, думая о красивейшей девушке Франции.
- Что желают мосье?
- Мосье желает носовых платков, - сказал художник, показывая на меня.
- Каких носовых платков желает мосье? - обратилась лучшая девушка Франции ко мне.
Я объяснил, что мосье желает что-нибудь вроде того, что он видел внизу, на витрине, за восемь франков.
Девушка сделала легкое движение рукой - движение волшебницы, - и на зеленое сукно широкого письменного стола упало три очаровательных носовых платка, среди которых я сразу узнал платочек с витрины. Знакомый платочек был по-прежнему прекрасен, но два других платочка понравились мне больше. Они, правда, и стоили дороже: один - двадцать франков, а другой - двадцать пять. Причем платочек за двадцать пять франков понравился мне почему-то гораздо больше, чем за двадцать.
"Хорошо, - подумал я, - черт с ним. Кутить так кутить! Куплю себе дюжину платков по двадцать пять".
- Заверните мне дюжину этих, - сказал я молодой фее. - Но надеюсь, что они самые лучшие в вашем магазине?
- О нет, мосье. У нас есть еще по сорок пять, по пятьдесят и по шестьдесят.
Это меня несколько огорчило. Но так как я хотел иметь лучшие платки Франции, то я сказал:
- В таком случае этих не надо. Покажите мне те.
Она взмахнула рукой - и на стол, как бабочки, сели три новых платка один другого прекраснее, причем самым прекрасным оказался почему-то платок именно за шестьдесят франков.
"Ладно, - подумал я, - возьму полдюжины шестидесятифранковых, но, по крайней мере, буду иметь самые выдающиеся платочки Парижа".
- Заверните полдюжины этих, и надеюсь, мадемуазель, что эти самые лучшие и самые дорогие платки вашего магазина?
- О нет, мосье. У нас есть еще платки по сто, двести пятьдесят и по четыреста франков.
Она взмахнула рукой - и на столе выросли, как орхидеи, три платка такой красоты, что у меня потемнело в глазах.
Я беспомощно посмотрел на моего друга, но он сидел, вытянув ноги, и равнодушно рассматривал ногти.
- Хорошо! - сказал я хрипло. - Заверните мне два платочка по четыреста, и кончим это дело. Надеюсь, что, наконец, это самые лучшие платки вашего магазина?
- О нет, мосье. У нас еще имеются платки в тысячу франков.
- Выписывайте... Впрочем, подождите одну минуточку, мадемуазель. Но вы можете мне гарантировать, что это ваш самый лучший платочек?
- О нет, мосье. У нас есть еще платки в две тысячи франков.
- В две тысячи! Но что же это за платки?
- Ручная работа, мосье. Уникальный рисунок.
Что оставалось мне делать? Не мог же я попросить завернуть половину платка.
- Кто же покупает у вас платки по две тысячи франков за штуку?! - почти закричал я.
- Богатые американцы, мосье, - скромно опустив ресницы, сказала девушка. - Из нашего магазина богатые американские невесты выписывают себе комплекты свадебного белья.
- Комплекты? - простонал я. - Но сколько же может стоить такой комплект?
- О мосье, не слишком дорого: триста, четыреста, пятьсот тысяч франков.
- Полмиллиона франков?!
- Да, мосье, - вздохнула девушка. - Причем это даже не слишком большой пакет. Примерно такой вышины и такой ширины. - И она показала своими волшебными ручками феи приблизительный размер полумиллионного пакета: с метр длины и с полметра ширины.
- Хорошо, - сказал я сквозь зубы. - Тогда к черту! Дайте мне дюжину платков по восемь франков штука. И поскорей выйдем на свежий воздух!
Мы некоторое время молчали. Наконец мой друг искоса посмотрел на меня и ангельским голосом спросил:
- Может быть, теперь пойдем в "самый лучший"?
- К дьяволу! - закричал я. - К дьяволу!
- Ну, то-то, - миролюбиво заметил художник.
В этот день мне многое стало ясно. А теперь уже ясно абсолютно все. Американцы начали с платочков, а кончают более солидными закупками...
Они не прочь бы купить целиком и всю Францию. Если им, конечно, позволят и не скажут в один прекрасный день то, что я сказал своему другу художнику:
- К дьяволу! К дьяволу!
1932
ДВА ГУСАРА
I
1825 год
Пушкин - Вяземскому
П.А.Вяземскому (14 и 15 августа. Из Михайловского в Ревель...)
Мой милый, поэзия твой родной язык, слышно по выговору, но кто ж виноват, что ты столь же редко говоришь на нем, как дамы 1807-го года на славяно-росском. И нет над тобою как бы некоего Шишкова, или Сергея Глинки, или иной няни Василисы, чтоб на тебя прикрикнуть: извольте-де браниться в рифмах, извольте жаловаться в стихах. Благодарю очень за "Водопад". Давай мутить его сейчас же.
...с гневом
Сердитый влаги властелин.
Вла вла - звуки музыкальные, но можно ли, например, сказать о молнии властительница небесного огня? Водопад сам состоит из влаги, как молния сама огонь. Перемени как-нибудь, валяй его с каких-нибудь стремнин, вершин и тому подобное.
2-я строфа - прелесть! - Дождь брызжет от (такой-то) сшибки.
Твоих междоусобных волн.
Междоусобный значит mutuel, но не заключает в себе идеи брани, спора должно непременно тут дополнить смысл.
5-я и 6-я строфы прелестны.
Но ты, питомец тайной бури.
Не питомец, скорее, родитель - и то не хорошо - не соперник ли? тайной, о гремящем водопаде говоря, не годится - о буре физической также. Игралище глухой войны - не совсем точно. Ты не зерцало и проч. Не яснее ли и не живее ли: Ты не приемлешь их лазури... etc. (Впрочем, это придирка). Точность требовала бы не отражаешь. Но твое повторение ты тут нужно.
Под грозным знаменем etc. Хранишь etc., но вся строфа сбивчива. Зародыш непогоды в водопаде: темно. Вечно бьющий огонь, тройная метафора. Не вычеркнуть ли всю строфу?
Ворвавшись - чудно хорошо. Как средь пустыни etc. Не должно тут двойным сравнением развлекать внимания - да и сравнение не точно. Вихорь и пустыню уничтожь-ка - посмотри, что выйдет из того:
Как ты, внезапно разгорится.
Вот видишь ли? Ты сказал о водопаде огненном метафорически, то есть блистающий, как огонь, а здесь уж переносишь к жару страсти сей самый водопадный пламень (выражаюсь как нельзя хуже, но ты понимаешь меня).
Итак, не лучше ли:
Как ты, пустынно разразится.
etc. А? или что другое - но разгорится слишком натянуто. Напиши же мне: в чем ты со мною согласишься. Твои письма гораздо нужнее для моего ума, чем операция для моего аневризма. Они точно оживляют меня, как умный разговор, как музыка Россини, - как похотливое кокетство итальянки. Пиши мне, во Пскове это для меня будет благодеянье. Я созвал нежданных гостей, прелесть не лучше ли еще незваных. Нет, cela serait de l'esprit.
При сем деловая бумага, ради бога, употреби ее в дело...
Пушкин.
II
1934 год
Сашка - Петьке
Дорогой Петька! Пишу тебе, увы, из Михайловского, так как все более или менее приличные дома отдыха уже, гады, расхватали. В Узком - ни одной койки, в Малеевке - ни одной, в Абрамцеве - ни одной.
О Сочи и Гаграх я уже и не говорю. Сам понимаешь! Чуть б было не попал в Поленово, - обещали отдельную комнатку! - буквально рвал зубами, рыл носом землю, колбасился, как тигр, и все-таки какой-то сукин сын из горкома увел комнату на глазах у всех прямо-таки из-под носа. Так что приходится торчать в Михайловском.
Вот гады! Не могу успокоиться!
Но, впрочем, тут не так уж плохо: имею совершенно отдельную комнату, шамовка довольно-таки приличная, можно по блату иметь за обедом два раза сладкое. Компания тоже ни хрена себе, подходящая. Ребята свои. Ты их знаешь. Васька-беллетрист из горкома, Володька-малоформист из месткома и Жорка-очеркист из группкома. Конечно, бильярд, волейбол, вечером немножко шнапса и все прочее. Одним словом, творческая атмосфера вполне подходящая.
Кстати, о творческой атмосфере. У меня к тебе небольшое литературное дельце. У нас тут распространился странный слух, что отменяется сухой паек. Неужели правда? Ради бога, сообщи спешно, что и как, а то ребята сильно беспокоятся. Лично я не верю. Какое же это искусство без сухого пайка?! Абсурд!! Наверное, обывательская трепотня!
Кроме того, очень прошу тебя, если будешь в центре, не поленись зайти в издательство, к Оськину, в бухгалтерию, и позондируй там почву насчет монеты. Они, понимаешь ты, мне должны по договору, под роман, две с половиной косых. Полторы я уже отнял, осталась одна. Но дело в том, что рукопись у меня еще не готова (сам понимаешь!). А дублоны нужны до зарезу. Так вот ты этому самому Оськину там что-нибудь вкрути. Вполне полагаюсь на твою богатую фантазию: скажи, болен, или там в творческой командировке, или там что-нибудь в этом роде.
Как тебе понравился последний роман Андрюшкина? Главное, с кем?! С Катькой!! Вот уж номерок!
Последний анекдот знаешь? Идут отец и сын мимо памятника Пушкину. И сын спрашивает: "Папоцка, это Пуцкин?"
По-моему, гениально! Впрочем, до тебя уже, наверное, дошло.
Что ты скажешь насчет последнего письма в редакцию Женьки Манькина? Не правда ли, прелесть? Вот сволочь Женька, как здорово насобачился писать письма в редакцию!
Каков язык! Какова композиция! Каковы ритмические ходы! Какова лексика! Прямо Вольтер, не шутя. Аж зависть берет. Нет, надо и мне что-нибудь такое брякнуть! Только ума не приложу, что бы такое бабахнуть, не посоветуешь ли?
Ну, дружище, будь здоров.
Не забудь же про сухой паек и про Оськина!
Крепко жмаю руку! Пока! Бувай!
Твой Сашка.
1934
ДНЕВНИК ГОРЬКОГО ПЬЯНИЦЫ
Январь 1935, 1. Вторник
Голова болит. Руки дрожат. Во рту такой вкус, будто вчера съел несвежую собаку. Абсолютно не в состоянии работать. Нет. Хватит. Довольно. Будет. Черт знает до чего я дошел: товарищам совестно в глаза смотреть. Типичный алкоголик. С моим мягким характером нельзя пить. Другие, бывает, пьют, но знают меру. А я не знаю меры. Не могу остановиться. Вчера, например. Встречали в одной компании Новый год. Все было так прилично. "С новым финансовым годом. С новым промышленным счастьем" - и так далее. Выпили рюмку, выпили другую. Включили радио. Потанцевали. В фанты, представьте себе, играли. Все веселились.
Один я как свинья надрался. От стола не могли оттащить. Конечно, ужасно наскандалил. А чего наскандалил - совершенно не помню. Может быть, дом поджег, может быть, кофточку чью-нибудь салатом оливье обляпал, может быть, в милиции был. Не помню. Нет! Это безобразие пора прекратить! Кончено. С сегодняшнего дня бросаю пить.
Окончательно и бесповоротно бросаю. Трудно будет на первых порах не пить. Очень трудно. Особенно с моим мягким, разболтанным характером. Но я твердо надеюсь, что друзья и знакомые меня поддержат в моем трудном начинании. Не может быть, чтобы коллектив допустил, чтобы я погиб от пьянства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50