https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya-vannoj-komnaty/
Прием.
Андрей Кравцов:
— Борт 1038, все правильно, снижение разрешаю. Счастливо вам. Конец связи.
Николай Агафонов (традиционное обращение капитана к пассажирам перед посадкой):
— Дамы и господа! Говорит капитан корабля Николай Агафонов. Наш полет завершается, через пятнадцать минут мы приземлимся в аэропорту города Климова. Снижение и посадка будут проходить в штатном режиме. Пожалуйста, пристегните ремни безопасности. При входе в облака — возможность попадания в турбулентный поток. Благодарю за то, что вы воспользовались услугами авиакомпании «Российские авиалинии». Спасибо за внимание~ Снижаемся, Леша.
Второй пилот Алексей Пеньков:
— Да, капитан~
Николай Агафонов:
— Чем думаешь заняться в свободное время, Леша?
Алексей Пеньков:
— Постараюсь забыть о наших бифштексах в камбузе и отправлюсь в хороший ресторан. Мне давно рекомендуют японскую кухню, но я пока не дозрел.
Николай Агафонов:
— Не советую тебе, Алексей. Там кормят сырой рыбой, поят горячей водкой из деревянных коробочек, а напоследок подают густую зеленку, которую японцы называют чаем. После такого ужина ты страстно возжелаешь забыть уже не камбуз, а бортовой туалет.
Смех нескольких человек.
Алексей Пеньков:
— Входим в облака~ Высота три тысячи~ А ты, Николай, что будешь делать? Кстати, ты еще встречаешься с той рыженькой? Завидую тебе, командир, ты постоянно проводишь время с красивыми женщинами.
Николай Агафонов:
— В этот раз я проведу время с уродиной.
Штурман Петр Игнатьев:
— Ищешь острых ощущений, командир?
Николай Агафонов:
— Конечно! Мне уже осточертели красивые женщины и спокойные полеты на «тушках». Хочется пересесть за штурвал истребителя, надеть кислородную маску, уйти на предельную высоту и ухнуть вниз. Хочется пройти бреющим полетом над какой-нибудь деревушкой~ Эх, ребята, вам этого не понять, вы никогда не сидели в кресле истребителя~
Алексей Пеньков:
— Высота две сто. Пора, Николай, запрашивать разрешение на посадку~ Николай, ты слышишь?~ Алло, Николай?
Николай Агафонов (голос звучит глухо):
— Слышу тебя хорошо, «Тайфун». Выхожу на цель.
Алексей Пеньков:
— Николай, что ты делаешь?!! Господи, он сошел с ума!!
Николай Агафонов:
— Полста четвертый~ не успею выйти из пике, внизу горы.
Несколько голосов, истерично, перебивая друг друга:
— Черт, я не могу подняться~ сошел с ума~ оттащите его~ Коля, что ты делаешь!~
Николай Агафонов:
— "Тайфун", я не успеваю. Прощай, «Тайфун»~"
В результате этой авиакатастрофы погиб 81 человек. Самолет на огромной скорости врезался в невысокие холмы, разметав на многие десятки метров тела пассажиров и членов экипажа.
В своей статье Мельник писал, что виной этой ужасной трагедии — раненая психика капитана Николая Агафонова, бывшего военного летчика-истребителя. «Надлом в его душе, — писал журналист, — произошел еще в Афганистане, когда Николай Агафонов летал на бомбардировщиках~ И мы до сих пор пожинаем плоды этой грязной и кровавой войны. Это война — давно уже закончившаяся — пересадила Николая на более стремительный и смертоносный „СУ-27“, это его штурвал — истребителя — держал в последние мгновения своей жизни Николай Агафонов~ Мы не вправе винить в случившемся только Николая Агафонова. Я обращаюсь к руководителям Управления Гражданской авиации, к тем, кто занимается подбором кадров летного состава; наконец я обращаюсь к членам медицинской комиссии, особенно к психологам, ставя под сомнение их профессионализм: господа~»
После этой статьи Мельник получил письмо от сестры Николая Ларисы Майстровской. Она благодарила журналиста за то, что он был единственным, кто не сказал о ее покойном брате слов «сумасшедший» и «больной». Мельник вынул из папки письмо Ларисы и нашел строчки: «~Вы тысячу раз правы, Павел: светлая душа Николая действительно была раненой~».
На второй день после похорон капитана авиалайнера Мельник посетил его сестру. Женщина встретила его сухо, как журналиста — третьего или четвертого, побывавшего в этом несчастном доме (не было еще пресс-конференции, и не вышла пока его эмоциональная статья). Лариса подвела журналиста к шкафу и открыла дверку. Внутри в жутком одиночестве висел китель Николая — в засохших пятнах крови с изодранным в клочья правым рукавом; китель, в котором он встретил свою смерть.
— Вы, наверное, тоже хотите узнать, злоупотреблял ли Николай спиртным или наркотиками, — отрешенно сказала Лариса, бережно вынимая из внутреннего кармана кителя записную книжку капитана, портмоне и серебристую полоску аспирина с двумя таблетками.
— Николай плохо чувствовал себя перед полетом? — спросил Павел, дотрагиваясь до упаковки аспирина.
— Вы можете написать, что мой брат последнее время пристрастился к аспирину, — ответила женщина, закрывая шкаф. — Вы можете задавать свои вопросы. Но, пожалуйста, делайте это побыстрее. Я устала~
Павел отложил в сторону «дело Николая Агафонова». Конечно, он не вспомнил бы о лекарстве, которое упомянула только сестра капитана, Лариса, но его тогда еще, год назад, насторожило совпадение небольших деталей в двух абсолютно различных событиях с трагическим исходом. Только насторожило — не более, потому что нельзя было связать ту ужасную авиакатастрофу, где погибло больше восьмидесяти человек, и всего одну смерть, когда жена убила мужа.
10 марта 1994 года Мельник возвратился из района катастрофы в Климов и включился в работу. На следующий день в редакции он встретил своего коллегу Михаила Пименова, который по делам газеты ездил в Карелию. Он только что вернулся.
— Чем занимаешься? — спросил Пименов, когда они вышли пообедать в столовую.
— Совершенно дикий случай, — ответил Мельник. — Жена убила мужа, ударив его по голове клюшкой для игры в хоккей на траве.
— В чем тут дикость, не вижу? Что муж — главный редактор нашей газеты?
— Если бы~ — протянул Павел. — Но в таком случае, я назвал бы это не диким случаем, а вполне выгодным делом.
— Выгодным для кого, для жены Мастодонта? Или его самого?
— Для его зама — Мячеева.
Оба рассмеялись.
— Нет, случай действительно дикий. Представь себе респектабельного человека пятидесяти двух лет и его жену, на четырнадцать лет моложе. В семье — идиллия и мир. Жена — Елена Брянцева — в первые месяцы замужества перенесла тяжелую операцию, вследствие которой уже никогда не могла иметь детей. Это было в 1974 году. Супруги смирились с этим печальным фактом. Игорь Брянцев очень любил свою жену, они как бы замкнулись в своем одиноком мирке. В 1986 году они усыновили двухлетнего малыша — Мишу и, по словам самой Елены, любили его больше, чем если бы он был их собственный сын. Игорь, человек очень мягкий, спокойный и уравновешенный, мог часами наблюдать за играми приемного сына. Он и шагу не давал сделать сыну, чтобы не предупредить его, что вон там слишком высоко, а там — очень глубоко. И это продолжалось вплоть до 10 марта сего года.
В тот вечер Игорь пришел с работы и увидел следующую картину: его любимец десятилетний Михаил стоит на верхней ступеньке стремянки и меняет перегоревшую лампу в коридоре. Рядом Елена, дает указание — как безопасней это сделать. Ни с того ни с сего отец приходит в ярость, хватает мальчика и прижимает к груди, изливаясь в нежных отцовских чувствах и посылая проклятья в адрес жены. Елена молчит. Видя это, супруг в каком-то помутнении перенес оскорбления на мальчика: как ты смел, ты засранец и прочее. Миша сказал, что он не засранец, что это плохое слово. И тут~ В общем, отец ударил его, бросил на пол, поддал ногой. Человек на глазах превратился в зверя, любовь — в ненависть. Елена, попытавшаяся вступиться за мальчика, отлетела в угол. Там находилась хоккейная амуниция мальчика. Она взяла клюшку и сильно ударила мужа. Удар пришелся в висок. Брянцев скончался на месте. Мальчика с многочисленными ушибами и сотрясением мозга отправили в больницу. Вот такая дикая история.
— Как насчет наркотиков? — спросил Пименов.
— Я был в морге, где производили вскрытие, поинтересовался у экспертов: все в норме. Коллеги по работе говорят, что к концу рабочего дня Брянцев якобы почувствовал недомогание и выпил стакан шипучего аспирина — незадолго до этого он простыл и ему пришлось обратиться к врачу. У него действительно обнаружили несколько таблеток в кармане. Вчера я беседовал со вдовой. Она никогда не видела своего мужа в таком состоянии. Он был абсолютно здоровым человеком с уравновешенной психикой и здоровым сном. Брянцев никогда не употреблял даже простого снотворного. Мой репортаж вышел уже сегодня, но Мячик требует от меня очерк по этому делу. Не знаю, по-моему, ничего интересного не получится: запоздало и как-то тошнотворно грустно~ Ты знаешь, у Николая Агафонова тоже был аспирин в кармане кителя.
— У меня его полная тумбочка. Пойдем, угощу.
Итак, опять аспирин~ Павел снова возвращается в март 1994 года. Николай Агафонов и Игорь Брянцев перед трагедией имели при себе аспирин, оба кончили помешательством с промежутком в два дня.
Чего еще надо? Все это кричит не менее визиток с сюрпризом: Павел Мельник, репортер и хвастун. Виктор Березин и компания со своими телесными проблемами ушли на второй план — черт с ними. Может быть, он сумеет найти истинную причину гибели пассажиров самолета «Ту-154» и Игоря Брянцева. А скорее всего не только их. Для этого ему понадобится аспирин из кителя Николая Агафонова, чтобы провести независимую экспертизу через своих знакомых, и выявить по сводкам происшествий за 8 марта 1994 года — плюс-минус три дня — происшествия, наиболее сходные со случаем Игоря Брянцева.
Глава пятая
Наконец-то Ложкин и Развей увидели человека, который поставлял Вадиму Барышникову новый наркотик. Вадим сам проговорился насчет второго хозяина — в тот же день, когда приятели пришли к нему во второй раз.
Барышников еще с порога спросил, почему они без предварительного звонка, и пропустил их в квартиру. Кроме Вадима, в комнате была его подружка. Она безучастным взглядом окинула гостей, которые сразу прошли на кухню.
Первым делом Развеев поинтересовался у хозяина, осталась ли у него глюкоза.
Вадим кивнул и полез в шкаф.
— Пару? — спросил он, доставая коробку.
— А сколько у тебя есть? — живо поинтересовался Развей.
— Ты говори, сколько будешь брать, — усмехнулся хозяин. Он успел уколоться героином, глаза блестели, его движения были неровными. — У меня много чего есть. — Барышников открыл коробку, внутри лежали шесть ампул.
— И все? — Развей умело показал на лице горькое разочарование.
— Мало, что ли? — удивился Вадим.
— Мы хотели десяток взять, компания собирается.
— Героином доберешь.
— Э нет, — улыбнулся Игорь. — Мы уже пообещали новый «торчок».
— Поэтому я всегда предупреждаю, чтобы звонили, — наставительно произнес Барышников. — Мне-то что, я никогда не обещаю, ученый уже.
— Слушай, Вадим, — заискивающим тоном начал Развеев, — давай договоримся. Деньги у нас есть, берем тачку, везем тебя, куда укажешь. Ты берешь товар, мы тебя везем обратно. Не хочешь светить точку, скатайся один. Призовые ампулы поимеешь с нас. Да мы еще сверху кинем. Ситуация непонятная складывается, вникни.
Барышников покачал головой.
— Не, земляки, ничего не получится. За герой съездил бы, а за глюкозой — нет. Я только два раза в неделю встречаюсь с человеком, который привозит товар в определенное место. Ни адреса, ни телефона его я не знаю. Очевидные вещи, зачем объяснять?
— Но героин-то тебе домой привозят, — сказал Ложкин. — Или ты забыл, что я тоже когда-то в твой шкуре был: брал на реализацию, продавал.
— Тут совсем другая ситуация, мужики, — принялся объяснять Вадим, — новый препарат, новый человек. Хотя я тоже беру у него на реализацию. — Он облизнул ярко-красные губы и напился воды из-под крана.
— А когда у тебя встреча с ним? — спросил Развей.
— На днях, — ушел от ответа Вадим. — Завтра позвони, послезавтра. Может, за эти дни встречусь с ним.
Наутро Игорь позвонил Барышникову и как ни в чем ни бывало спросил:
— Ну что, есть? Это Развей.
— Когда бы я успел-то?! — вскипел Вадим. — Завтра звони, не раньше обеда.
— Много не отдавай, двадцать штук нам оставь.
Барышников не ответил и положил трубку.
Развеев улыбнулся. Ему было тридцать два года. Как и Ложкин, Развеев сидел на «конкретных» наркотиках, пару раз лечился, ломки проходили у него не так болезненно, может, оттого, что у него была какая-никакая сила воли и он не хныкал, как Ложкин, пережигал в себе, как серу, муки абстиненции, не вынося их наружу. Хотя иногда ему хотелось лезть на стену. В такие моменты он вкалывал себе в вену дистиллированную воду: десятисекундный кайф в голове, дальнейшая имитация облегчения, полнейший самообман. Но хоть на какое-то время это помогало. Затем горячая ванна, безумные глаза, бессильный скрежет зубов. И снова остаточные проявления силы воли: он не продавал вещей из дома, так, по мелочи, на вино, пиво, которые с минимальным успехом дополняли самообман.
В основном Развеев пробивался посредничеством, довольно часто он удачно становился между покупателем и продавцом наркотиков.
И вот представился случай, о котором можно было только мечтать. Это и новый продавец, и новые наркотики. Глюкоза действовала освежающе: она моментально снимала ломку и приятной теплой волной «накрывала» при повторе. Так же действует на организм морфий.
Чем дольше размышлял Развеев над глюкозой Барышникова, сравнивая ее с другими наркотическими препаратами, тем больше уверялся в том, что изготовлена она непосредственно из опия. Это легко можно было проверить, попробовав препарат на вкус: опийные алкалоиды горькие.
Но он заметил, что новый препарат действует дольше, он успокаивает, дает жить, но в то же время что-то поднимает изнутри, заставляет жестко щурить глаза. Развеев легко воспринял смерть подростка, который на его глазах подвергся унижениям, и ему хотелось вернуться в квартиру и посмотреть на обгоревший труп с тем же непривычным, до этого прятавшимся где-то внутри, жестким прищуром глаз.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
1 2 3 4 5 6 7
Андрей Кравцов:
— Борт 1038, все правильно, снижение разрешаю. Счастливо вам. Конец связи.
Николай Агафонов (традиционное обращение капитана к пассажирам перед посадкой):
— Дамы и господа! Говорит капитан корабля Николай Агафонов. Наш полет завершается, через пятнадцать минут мы приземлимся в аэропорту города Климова. Снижение и посадка будут проходить в штатном режиме. Пожалуйста, пристегните ремни безопасности. При входе в облака — возможность попадания в турбулентный поток. Благодарю за то, что вы воспользовались услугами авиакомпании «Российские авиалинии». Спасибо за внимание~ Снижаемся, Леша.
Второй пилот Алексей Пеньков:
— Да, капитан~
Николай Агафонов:
— Чем думаешь заняться в свободное время, Леша?
Алексей Пеньков:
— Постараюсь забыть о наших бифштексах в камбузе и отправлюсь в хороший ресторан. Мне давно рекомендуют японскую кухню, но я пока не дозрел.
Николай Агафонов:
— Не советую тебе, Алексей. Там кормят сырой рыбой, поят горячей водкой из деревянных коробочек, а напоследок подают густую зеленку, которую японцы называют чаем. После такого ужина ты страстно возжелаешь забыть уже не камбуз, а бортовой туалет.
Смех нескольких человек.
Алексей Пеньков:
— Входим в облака~ Высота три тысячи~ А ты, Николай, что будешь делать? Кстати, ты еще встречаешься с той рыженькой? Завидую тебе, командир, ты постоянно проводишь время с красивыми женщинами.
Николай Агафонов:
— В этот раз я проведу время с уродиной.
Штурман Петр Игнатьев:
— Ищешь острых ощущений, командир?
Николай Агафонов:
— Конечно! Мне уже осточертели красивые женщины и спокойные полеты на «тушках». Хочется пересесть за штурвал истребителя, надеть кислородную маску, уйти на предельную высоту и ухнуть вниз. Хочется пройти бреющим полетом над какой-нибудь деревушкой~ Эх, ребята, вам этого не понять, вы никогда не сидели в кресле истребителя~
Алексей Пеньков:
— Высота две сто. Пора, Николай, запрашивать разрешение на посадку~ Николай, ты слышишь?~ Алло, Николай?
Николай Агафонов (голос звучит глухо):
— Слышу тебя хорошо, «Тайфун». Выхожу на цель.
Алексей Пеньков:
— Николай, что ты делаешь?!! Господи, он сошел с ума!!
Николай Агафонов:
— Полста четвертый~ не успею выйти из пике, внизу горы.
Несколько голосов, истерично, перебивая друг друга:
— Черт, я не могу подняться~ сошел с ума~ оттащите его~ Коля, что ты делаешь!~
Николай Агафонов:
— "Тайфун", я не успеваю. Прощай, «Тайфун»~"
В результате этой авиакатастрофы погиб 81 человек. Самолет на огромной скорости врезался в невысокие холмы, разметав на многие десятки метров тела пассажиров и членов экипажа.
В своей статье Мельник писал, что виной этой ужасной трагедии — раненая психика капитана Николая Агафонова, бывшего военного летчика-истребителя. «Надлом в его душе, — писал журналист, — произошел еще в Афганистане, когда Николай Агафонов летал на бомбардировщиках~ И мы до сих пор пожинаем плоды этой грязной и кровавой войны. Это война — давно уже закончившаяся — пересадила Николая на более стремительный и смертоносный „СУ-27“, это его штурвал — истребителя — держал в последние мгновения своей жизни Николай Агафонов~ Мы не вправе винить в случившемся только Николая Агафонова. Я обращаюсь к руководителям Управления Гражданской авиации, к тем, кто занимается подбором кадров летного состава; наконец я обращаюсь к членам медицинской комиссии, особенно к психологам, ставя под сомнение их профессионализм: господа~»
После этой статьи Мельник получил письмо от сестры Николая Ларисы Майстровской. Она благодарила журналиста за то, что он был единственным, кто не сказал о ее покойном брате слов «сумасшедший» и «больной». Мельник вынул из папки письмо Ларисы и нашел строчки: «~Вы тысячу раз правы, Павел: светлая душа Николая действительно была раненой~».
На второй день после похорон капитана авиалайнера Мельник посетил его сестру. Женщина встретила его сухо, как журналиста — третьего или четвертого, побывавшего в этом несчастном доме (не было еще пресс-конференции, и не вышла пока его эмоциональная статья). Лариса подвела журналиста к шкафу и открыла дверку. Внутри в жутком одиночестве висел китель Николая — в засохших пятнах крови с изодранным в клочья правым рукавом; китель, в котором он встретил свою смерть.
— Вы, наверное, тоже хотите узнать, злоупотреблял ли Николай спиртным или наркотиками, — отрешенно сказала Лариса, бережно вынимая из внутреннего кармана кителя записную книжку капитана, портмоне и серебристую полоску аспирина с двумя таблетками.
— Николай плохо чувствовал себя перед полетом? — спросил Павел, дотрагиваясь до упаковки аспирина.
— Вы можете написать, что мой брат последнее время пристрастился к аспирину, — ответила женщина, закрывая шкаф. — Вы можете задавать свои вопросы. Но, пожалуйста, делайте это побыстрее. Я устала~
Павел отложил в сторону «дело Николая Агафонова». Конечно, он не вспомнил бы о лекарстве, которое упомянула только сестра капитана, Лариса, но его тогда еще, год назад, насторожило совпадение небольших деталей в двух абсолютно различных событиях с трагическим исходом. Только насторожило — не более, потому что нельзя было связать ту ужасную авиакатастрофу, где погибло больше восьмидесяти человек, и всего одну смерть, когда жена убила мужа.
10 марта 1994 года Мельник возвратился из района катастрофы в Климов и включился в работу. На следующий день в редакции он встретил своего коллегу Михаила Пименова, который по делам газеты ездил в Карелию. Он только что вернулся.
— Чем занимаешься? — спросил Пименов, когда они вышли пообедать в столовую.
— Совершенно дикий случай, — ответил Мельник. — Жена убила мужа, ударив его по голове клюшкой для игры в хоккей на траве.
— В чем тут дикость, не вижу? Что муж — главный редактор нашей газеты?
— Если бы~ — протянул Павел. — Но в таком случае, я назвал бы это не диким случаем, а вполне выгодным делом.
— Выгодным для кого, для жены Мастодонта? Или его самого?
— Для его зама — Мячеева.
Оба рассмеялись.
— Нет, случай действительно дикий. Представь себе респектабельного человека пятидесяти двух лет и его жену, на четырнадцать лет моложе. В семье — идиллия и мир. Жена — Елена Брянцева — в первые месяцы замужества перенесла тяжелую операцию, вследствие которой уже никогда не могла иметь детей. Это было в 1974 году. Супруги смирились с этим печальным фактом. Игорь Брянцев очень любил свою жену, они как бы замкнулись в своем одиноком мирке. В 1986 году они усыновили двухлетнего малыша — Мишу и, по словам самой Елены, любили его больше, чем если бы он был их собственный сын. Игорь, человек очень мягкий, спокойный и уравновешенный, мог часами наблюдать за играми приемного сына. Он и шагу не давал сделать сыну, чтобы не предупредить его, что вон там слишком высоко, а там — очень глубоко. И это продолжалось вплоть до 10 марта сего года.
В тот вечер Игорь пришел с работы и увидел следующую картину: его любимец десятилетний Михаил стоит на верхней ступеньке стремянки и меняет перегоревшую лампу в коридоре. Рядом Елена, дает указание — как безопасней это сделать. Ни с того ни с сего отец приходит в ярость, хватает мальчика и прижимает к груди, изливаясь в нежных отцовских чувствах и посылая проклятья в адрес жены. Елена молчит. Видя это, супруг в каком-то помутнении перенес оскорбления на мальчика: как ты смел, ты засранец и прочее. Миша сказал, что он не засранец, что это плохое слово. И тут~ В общем, отец ударил его, бросил на пол, поддал ногой. Человек на глазах превратился в зверя, любовь — в ненависть. Елена, попытавшаяся вступиться за мальчика, отлетела в угол. Там находилась хоккейная амуниция мальчика. Она взяла клюшку и сильно ударила мужа. Удар пришелся в висок. Брянцев скончался на месте. Мальчика с многочисленными ушибами и сотрясением мозга отправили в больницу. Вот такая дикая история.
— Как насчет наркотиков? — спросил Пименов.
— Я был в морге, где производили вскрытие, поинтересовался у экспертов: все в норме. Коллеги по работе говорят, что к концу рабочего дня Брянцев якобы почувствовал недомогание и выпил стакан шипучего аспирина — незадолго до этого он простыл и ему пришлось обратиться к врачу. У него действительно обнаружили несколько таблеток в кармане. Вчера я беседовал со вдовой. Она никогда не видела своего мужа в таком состоянии. Он был абсолютно здоровым человеком с уравновешенной психикой и здоровым сном. Брянцев никогда не употреблял даже простого снотворного. Мой репортаж вышел уже сегодня, но Мячик требует от меня очерк по этому делу. Не знаю, по-моему, ничего интересного не получится: запоздало и как-то тошнотворно грустно~ Ты знаешь, у Николая Агафонова тоже был аспирин в кармане кителя.
— У меня его полная тумбочка. Пойдем, угощу.
Итак, опять аспирин~ Павел снова возвращается в март 1994 года. Николай Агафонов и Игорь Брянцев перед трагедией имели при себе аспирин, оба кончили помешательством с промежутком в два дня.
Чего еще надо? Все это кричит не менее визиток с сюрпризом: Павел Мельник, репортер и хвастун. Виктор Березин и компания со своими телесными проблемами ушли на второй план — черт с ними. Может быть, он сумеет найти истинную причину гибели пассажиров самолета «Ту-154» и Игоря Брянцева. А скорее всего не только их. Для этого ему понадобится аспирин из кителя Николая Агафонова, чтобы провести независимую экспертизу через своих знакомых, и выявить по сводкам происшествий за 8 марта 1994 года — плюс-минус три дня — происшествия, наиболее сходные со случаем Игоря Брянцева.
Глава пятая
Наконец-то Ложкин и Развей увидели человека, который поставлял Вадиму Барышникову новый наркотик. Вадим сам проговорился насчет второго хозяина — в тот же день, когда приятели пришли к нему во второй раз.
Барышников еще с порога спросил, почему они без предварительного звонка, и пропустил их в квартиру. Кроме Вадима, в комнате была его подружка. Она безучастным взглядом окинула гостей, которые сразу прошли на кухню.
Первым делом Развеев поинтересовался у хозяина, осталась ли у него глюкоза.
Вадим кивнул и полез в шкаф.
— Пару? — спросил он, доставая коробку.
— А сколько у тебя есть? — живо поинтересовался Развей.
— Ты говори, сколько будешь брать, — усмехнулся хозяин. Он успел уколоться героином, глаза блестели, его движения были неровными. — У меня много чего есть. — Барышников открыл коробку, внутри лежали шесть ампул.
— И все? — Развей умело показал на лице горькое разочарование.
— Мало, что ли? — удивился Вадим.
— Мы хотели десяток взять, компания собирается.
— Героином доберешь.
— Э нет, — улыбнулся Игорь. — Мы уже пообещали новый «торчок».
— Поэтому я всегда предупреждаю, чтобы звонили, — наставительно произнес Барышников. — Мне-то что, я никогда не обещаю, ученый уже.
— Слушай, Вадим, — заискивающим тоном начал Развеев, — давай договоримся. Деньги у нас есть, берем тачку, везем тебя, куда укажешь. Ты берешь товар, мы тебя везем обратно. Не хочешь светить точку, скатайся один. Призовые ампулы поимеешь с нас. Да мы еще сверху кинем. Ситуация непонятная складывается, вникни.
Барышников покачал головой.
— Не, земляки, ничего не получится. За герой съездил бы, а за глюкозой — нет. Я только два раза в неделю встречаюсь с человеком, который привозит товар в определенное место. Ни адреса, ни телефона его я не знаю. Очевидные вещи, зачем объяснять?
— Но героин-то тебе домой привозят, — сказал Ложкин. — Или ты забыл, что я тоже когда-то в твой шкуре был: брал на реализацию, продавал.
— Тут совсем другая ситуация, мужики, — принялся объяснять Вадим, — новый препарат, новый человек. Хотя я тоже беру у него на реализацию. — Он облизнул ярко-красные губы и напился воды из-под крана.
— А когда у тебя встреча с ним? — спросил Развей.
— На днях, — ушел от ответа Вадим. — Завтра позвони, послезавтра. Может, за эти дни встречусь с ним.
Наутро Игорь позвонил Барышникову и как ни в чем ни бывало спросил:
— Ну что, есть? Это Развей.
— Когда бы я успел-то?! — вскипел Вадим. — Завтра звони, не раньше обеда.
— Много не отдавай, двадцать штук нам оставь.
Барышников не ответил и положил трубку.
Развеев улыбнулся. Ему было тридцать два года. Как и Ложкин, Развеев сидел на «конкретных» наркотиках, пару раз лечился, ломки проходили у него не так болезненно, может, оттого, что у него была какая-никакая сила воли и он не хныкал, как Ложкин, пережигал в себе, как серу, муки абстиненции, не вынося их наружу. Хотя иногда ему хотелось лезть на стену. В такие моменты он вкалывал себе в вену дистиллированную воду: десятисекундный кайф в голове, дальнейшая имитация облегчения, полнейший самообман. Но хоть на какое-то время это помогало. Затем горячая ванна, безумные глаза, бессильный скрежет зубов. И снова остаточные проявления силы воли: он не продавал вещей из дома, так, по мелочи, на вино, пиво, которые с минимальным успехом дополняли самообман.
В основном Развеев пробивался посредничеством, довольно часто он удачно становился между покупателем и продавцом наркотиков.
И вот представился случай, о котором можно было только мечтать. Это и новый продавец, и новые наркотики. Глюкоза действовала освежающе: она моментально снимала ломку и приятной теплой волной «накрывала» при повторе. Так же действует на организм морфий.
Чем дольше размышлял Развеев над глюкозой Барышникова, сравнивая ее с другими наркотическими препаратами, тем больше уверялся в том, что изготовлена она непосредственно из опия. Это легко можно было проверить, попробовав препарат на вкус: опийные алкалоиды горькие.
Но он заметил, что новый препарат действует дольше, он успокаивает, дает жить, но в то же время что-то поднимает изнутри, заставляет жестко щурить глаза. Развеев легко воспринял смерть подростка, который на его глазах подвергся унижениям, и ему хотелось вернуться в квартиру и посмотреть на обгоревший труп с тем же непривычным, до этого прятавшимся где-то внутри, жестким прищуром глаз.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
1 2 3 4 5 6 7