https://wodolei.ru/catalog/mebel/nedorogo/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Но и тогда прокурорский надзор никуда не денется, и Валентина, имея союзника в лице Маргелова, будет в курсе происходящего. Впрочем, в ее планы не входила переквалификация уголовного дела, которым, по сути, должна заниматься милиция, а не прокуратура.
Но Валентина знала свое дело, и видеокассету сегодня получил не кто иной, как Василий Маргелов.
Просматривая почту в дежурной части, он обнаружил на свое имя бандероль. Заинтересованный, он прошел в свой кабинет, почти сразу же там появилась Ширяева.
Они поздоровались. Маргелов распаковал бандероль, повертел в руках видеокассету.
– Боевик? – поинтересовалась Валентина.
– Черт его знает... Может быть, там я собственной персоной, – пошутил Василий.
– Мне можно будет взглянуть?
– Если ты любишь порно.
Маргелов провозился, подключая видеоприставку к телевизору, долго не мог найти кабель для подключения. Прежде чем включить воспроизведение, следователь закрыл дверь на замок и, скрестив на груди руки, встал в двух шагах от телевизора.
Запись длилась недолго, Маргелов мало что в ней понял.
– Мне кажется, этот парень находится в плену, – резонно предположил он. – Интересно, кто это.
– Это Курлычкин-младший, – спокойно ответила Валентина. – Зовут его Максимом.
– Откуда ты знаешь? – машинально спросил Маргелов, перематывая пленку, чтобы просмотреть запись еще раз. Потом резко повернулся к женщине. – Кто?!!
– Максим Курлычкин, – невинно произнесла Ширяева. – Если ты не знаешь, Вася, в уголовное судопроизводство входит рассмотрение судьей жалоб на незаконное применение органом расследования заключения под стражу в качестве меры пресечения, которое...
– Короче! – рявкнул Маргелов.
– А я уже все сказала. Я рассматривала дело Максима Курлычкина и оставила решение следователя без изменений. Естественно, я хорошо запомнила молодого человека, за которого хлопотал классный адвокат и гнусный преступник. Разве ты не знал об этом?
Маргелов метнулся к двери, открыл, оглядел коридор, снова закрылся и подошел к Ширяевой вплотную.
– Я понял!.. Я все понял! Ты... подставляешь меня.
– Неужели надо так громко кричать! – делано возмутилась Ширяева.
– Ты ненормальная, Валя! Ты рехнулась!
– Спасибо за точный диагноз, доктор.
Маргелов длинно выругался и подсел к Ширяевой.
– Где ты его держишь?
– В надежном месте.
– Не боишься, что я тебя заложу? Вот прямо сейчас, а? Возьму кассету, пойду к прокурору. Сколько тебе отмотают на суде?
– Многое будет зависеть от адвоката.
– Ну ладно, пошути, а я пойду к шефу. – Маргелов вынул из приставки кассету и, не оглядываясь, вышел из кабинета.
Валентина, не меняя положения, ждала, когда он вернется. Конечно же, Василий к прокурору не пойдет, послоняется по коридору, и все. А если допустить, что он все же рискнет пойти к шефу, то появится в своем кабинете даже раньше. С таким же успехом прокурору можно прокрутить художественный фильм про мошенников и просить ордер на арест артистов, занятых в ролях этих самых мошенников.
Маргелов вернулся еще более мрачный. Не глядя на Ширяеву, снова закрыл кабинет и уселся на свое место.
– Это оригинал? – спросил он, выложив на стол кассету.
Ширяева пожала плечами: «Какая разница», – но все же ответила:
– Первая копия. Оригинал я отправила Курлычкину.
– Что, уже отправила? – удивился следователь.
– А что, Вася, вначале я должна была посоветоваться с тобой?
– Интересно, а сейчас ты чем занимаешься?
– Я не советуюсь и не собираюсь этого делать. Скорее, ты будешь советоваться со мной.
– Да? – Маргелов наигранно выкатил глаза. – Что-то я сильно сомневаюсь на этот счет.
– А ты не сомневайся, лучше спроси, что дальше делать с этой пленкой.
– И что я должен сделать с ней?
– Вот это другой разговор. Даю совет: отнеси пленку прокурору.
– Не вижу смысла, – угрюмо отозвался следователь. – Пока не вижу. Скажи мне вот что... – Маргелову хотелось узнать, каким образом Ширяева смогла захватить Максима Курлычкина, но та вряд ли удовлетворила бы его любопытство. В одиночку совершить похищение трудно, значит, у нее есть сообщник, и она ни за что на свете не раскроет его имени даже ему, следователю Маргелову, можно сказать, другу. Таким человеком мог быть татуированный с головы до ног «очевидец» за рулем «восьмерки». А с другой стороны, Ширяева могла заманить Курлычкина-младшего хитростью... Куда? Черт ее знает, где она содержит его... На этот вопрос она тоже не ответит.
Вот это сюрприз! Вот это она обрадовала «киевлянина»! Скорее всего Ширяева разослала кассеты в одно и то же время, так что, возможно, в эти самые минуты Курлычкин смотрит кино. Хорошо бы и его заснять во время просмотра...
Постепенно голова Маргелова освободилась от ненужных мыслей, и он задал вопрос, который показал Валентине, что следователь в своих умозаключениях находится на правильном пути. Все-таки Василий был опытным сыщиком, голова у него работала.
– Ты рассчитываешь на то, что Курлычкин на первых порах не сообщит в органы об исчезновении сына, да?
– Именно.
– А тебе необходимо, чтобы следствие началось с сегодняшнего дня.
– На сегодня особо я не рассчитываю. Оптимальный вариант – завтрашний день.
– Нужно заявление от родственников. – Маргелов пристально посмотрел на Валентину. – Мать?
Она молча кивнула.
– Неплохо, неплохо, – покивал Маргелов, уже чувствуя себя заговорщиком. Теперь он достаточно четко представлял все дальнейшие действия. Многое прояснилось, как только он нашел отправную точку.
Главная задача – чтобы прокурор ничего не заподозрил, следовало преподнести видеоматериал весьма деликатно. И тут Валентина поступила мудро: вначале кассета, а уж потом заявление об исчезновении, а не наоборот, что скорее всего вызвало бы подозрения прокурора. Если она и дальше будет так действовать, глядишь, и выгорит у нее дело с этим подонком.
Следователь поднялся с места.
– Мне сказать прокурору, что ты опознала на пленке Максима Курлычкина?
– Как сложится, Вася. По ходу разговора определись, как лучше.
Следователь кивнул.
– Заодно постарайся объяснить Волкову, что я оказалась в твоем кабинете чисто случайно.
– Нет, пожалуй, будет лучше, если я сам опознаю Курлычкина-младшего. – От двери Маргелов обернулся. – Знаешь, Валя, ты меня заинтересовала.
Честно. Мне действительно интересно. Но давай договоримся вот о чем. Помню, пацанами мы дрались до первой крови, сейчас игра взрослая, и логика диктует играть до первого трупа. Не дай бог, конечно, если с тобой что-нибудь случится, но я в таком случае из игры выхожу. Хочу, чтобы ты это знала.
Валентина согласно кивнула.
41
В беседе с Клименко Маргелов использовал диктофон. Ширяева, прослушав откровения женщины, помрачнела, хотя следовало бы радоваться очередной удаче. Этот Курлычкин словно специально родился на свет, чтобы отравлять жизнь окружающим, ломать их души, как сделал это со своей женой, и был близок к тому, чтобы окончательно испортить собственного сына.
У следствия теперь имелось заявление от Нины Владимировны об исчезновении сына, следующий шаг – связать заявление с видеоматериалом, в котором фигурирует исчезнувший и в то же время обвиняемый в изнасиловании Максим Курлычкин. Вроде бы простое дело об изнасиловании становится сложным и интересным.
– Иди докладывай, – услышал Маргелов распоряжение Ширяевой.
Возвращаясь от Нины Клименко, Василий зашел на почту, показал свое удостоверение, и почтальонша проштамповала конверт. Так что в прокуратуру заявление пришло по местной почте.
Валентину не смущал тот факт, что и заявление, и кассета пришли в один день и именно в городскую прокуратуру. Справедливо напрашивался вывод: все это послано одним лицом – Ниной Владимировной Клименко. Как только Маргелов возьмет под контроль дело, которое вели коллеги из Кировского ОВД, первое, что сделает, – нанесет очередной визит Н.В.
Клименко, чтобы прояснить ситуацию об этих совпадениях, одним словом, официально допросит Нину Владимировну. А это был очередной шаг Валентины на пути к цели. Пока мать Максима помогала следствию, вернее, своему сыну, и в дальнейшем можно было надеяться на ее помощь.
Маргелов вскрыл конверт и отправился к прокурору. Ему пришлось подождать минут десять-пятнадцать, пока Волков разговаривал с директором городской птицефабрики; их голоса, из-за плотно прикрытой двери, казались ворчливыми. Наконец посетитель ушел, и Маргелов шагнул в кабинет прокурора.
– Разрешите, Анатолий Сергеевич?
Волков кивнул, снял пиджак и галстук, закатал рукава рубашки и пошел в комнату отдыха умыться.
Вернулся он заметно посвежевшим.
– Ну, что там у тебя? – спросил он, завязывая галстук.
Ознакомившись с заявлением Клименко, прокурор ненадолго задумался, изредка поглядывая на Маргелова, после чего веско изрек:
– Мне было интересно, как далеко может зайти ваша с Ширяевой игра. Ты думал, я клюну на это? – он показал пальцем на заявление Клименко.
«Сделать вид, что я удивлен? – подумал Маргелов. – Или же сотворить на лице что-нибудь покруче? Нет, не стоит. Мое кино – это мое кино. А кино Ширяевой – это ее кино. Поделиться с шефом своим бредом или подождать?»
Следователь послал Волкову виноватый взгляд и стал похож на кота, нагадившего посреди комнаты и понимающего, что провинился. При этом кот знает, что хозяин не выгонит его из дому. Правда, может и ткнуть мордой в дерьмо.
Прокурор усмехнулся.
– Мне кажется, что Ширяева должна остановиться. Пока не поздно. На твои действия я закрою глаза при одном условии: сделай вид, что мне ничего не известно ни о видеопленке, ни о заявлении Клименко, а я отвечу тебе взаимностью. И дело не столько в тебе, сколько в самой Валентине: мне ее жаль. Но она зашла слишком далеко. На исправление положения даю ровно сутки, понял?
Прикидываться дурачком было бессмысленно, и следователь утвердительно кивнул:
– Да, Анатолий Сергеевич.
У Волкова был беспроигрышный вариант: выиграет Ширяева, докажет что-то – они возьмутся за Курлычкина, проиграет – возьмут за жабры саму Валентину. Что касается использования видеоматериала и требования от Нины Клименко написать заявление об исчезновении сына, все это не что иное, как оперативная работа, которая изначально была направлена против Ширяевой. Одним словом, прокуратура всегда останется в выигрыше.
– Я понимаю ее, – продолжал прокурор, – в своей игре она делает ставку на наши с тобой чисто человеческие качества. Она достигла определенного результата... – Выдержав паузу, Волков прямо спросил: – Ты сказал ей о нашем предварительном разговоре?
– Да, – кивнул Маргелов.
– И все же она решилась... Да, в нелегкое положение она попала. Но помочь мы ей ничем не сможем.
* * *
Валентина ночью не выспалась. Ожидая Маргелова, она заварила крепкого чая и, часто зевая, помешивала в стакане ложечкой, чтобы чай побыстрее остыл.
Завтра также предстоит трудный день, и послезавтра... И все время перед глазами будет стоять ненавистное лицо Курлычкина. Выкрест, «из грязи в князи»... Больше всего он походил на батрака, которому дали власть и полномочия. И вот он, вооружившись вилами, заколол барина, повесил его семью и стал главным над такими же, как он, так как вовремя и пошире других открывал рот. Кулак? Раскулачить, все отобрать, жену и детей вон из дома! И пошло-поехало...
Валентина выпила чай, выкурила сигарету, в надежде взбодриться, прошлась несколько раз по кабинету. Вернувшись за стол, она положила голову на руки.
«Пять минут», – скомандовала она себе и крепко заснула.
Вернувшийся от прокурора Маргелов не стал ее будить. Он взял кое-какие бумаги из ящика стола и принялся за их изучение. Совсем скоро ему придется сообщить Валентине неутешительные новости.
Нужно смотреть на вещи реально, прокурор прав, и он дает Ширяевой шанс, просто глупо им не воспользоваться.
Хотя все это бесполезно, подумал Маргелов, глядя на спящую женщину. Узнав, чем закончился его визит к прокурору, она, как в омут, бросится в последнюю атаку на Курлычкина. И конечно же, проиграет..
Гладко было на бумаге, да забыли про овраги.
42
Отвечая на телефонный звонок, которых в последние дни было немало, Курлычкин втайне надеялся услышать голос сына. Перед ним лежала теплая еще кассета, извлеченная из видеомагнитофона. Злоумышленники действовали прямолинейно, способ передачи видеоинформации остался прежним – через почтовое отделение.
На душе Станислава Сергеевича стало полегче, когда он увидел Максима – по-прежнему пристегнутого к трубе наручниками, но с приемлемым цветом лица. Сын что-то жует, зачерпывая ложкой из эмалированной чашки, облизывает губы, но в объектив камеры не смотрит. "Преднамеренно? – спросил у себя Курлычкин и ответил так:
– Вряд ли. Еще чуть поразмышляв, вернулся к первоначальному выводу: сын не хочет показывать ему своих глаз. Что в них написано, прочесть можно было бы, не заглядывая в словарь: жалеет мать, отца.
«Жалеет, падла!» – выругался Курлычкин.
В основном он винил в случившемся не себя, а именно Максима. За его беспечность, за наплевательское отношение к родителям. Совершенно не ценит внимания к собственной персоне, не воспринимает ни добрых слов, ни суровых нравоучений. Как будто его воспитание прошло не в родительском доме, а на галерах.
Курлычкину нередко случалось разговаривать с сыном по телефону в деловой обстановке, он всегда насылал на свое лицо нежную заботу, любовь, демонстративно отворачивался от собеседников, едва ли не ворковал в трубку: «Здравствуй, сын. Как ты? Надеюсь, ничего не случилось? Да, детка, извини, сейчас я немного занят». Играл так убедительно, что у уборщицы порой на глаза наворачивались слезы. Не мог иначе, свои же братки могут не правильно понять, когда о здоровье своего чада осведомишься второпях или, не дай бог, недовольным голосом человека, которого отвлекли от чего-то серьезного.
«Здравствуй, сын... Как ты?»
43
Валентина отвалила с погреба мешки и заглянула в полумрак. Снизу на нее смотрели глаза пленника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47


А-П

П-Я