Но я стараюсь сесть в лыковскую “девятку”, он едет по крайней мере тихо и старательно соблюдает правила движения.
- Эй, Романова! - заорал Ванька. - Возьми Марфуту!
"Марфутой” Лыков зовет саксофон. Я схватила черный футляр и поинтересовалась:
- А розетка, интересно, на кладбище есть?
- Ага, - заржал Димка, - обожаю тебя, Романова, за светлый ум. Из каждой могилы торчит такая пластмассовая беленькая штучка с дырочками, сунешь штепсель и давай, бацай.
- Ну надо же, - удивилась я, - зачем на могилках розетки?
- Чтобы жмурики могли плеер включать, - спокойно пояснил Ванька.
- Прекрати! - рявкнул Димка. - А ты, Романова, не идиотничай, нет на погосте электричества.
- А играть как?
- Да у них место сразу за административным корпусом, из конторы шнур протянем.
Через полчаса мы подключились, настроились и стали поджидать клиента. Наконец появилась большая толпа.
- О, - буркнул Димка, - они! Давай, ребята, с соответствующим моменту настроением и выражением на лице.
Мы принялись измываться над Моцартом. Хорошо, что он никогда не узнает о трех дураках, исполняющих “Реквием” при помощи гитары, сакса и синтезатора.
Гроб, отчего-то закрытый, установили возле зияющей ямы. Родственники всхлипывали, среди них было довольно много женщин, закутанных с ног до головы в черное, и детей, непонимающе таращившихся на диковинную процедуру.
Ясное солнце освещало мрачное действо. Звучали дежурные слова: “трагически ушел”, “полный сил”, “удивительный человек”. В перерыве между выступлениями мы делали “музыкальную паузу”. У тех, кто пришел проститься с покойным, то и дело трещали мобильники и пищали пейджеры. Наконец роскошный гроб из красного дерева плавно, при помощи специальной машинки опустили в могилу. Мы гремели как ненормальные. Над присутствующими носилась с громким карканьем огромная стая ворон. Очевидно, главные птицы Москвы не любили Моцарта, а может, им не нравилась наша более чем оригинальная обработка.
Потом двое на диво трезвых могильщиков ловко и споро сформировали холм, обложили его шикарными венками и букетами, воткнули в изголовье большой портрет и табличку.
Я сначала прочитала надпись, сделанную золотом: “Славин Вячеслав Сергеевич, 1940 - 2000 гг.”, потом перевела взгляд на фотографию и чуть не упала на “Ямаху”. На меня смотрело полное, чуть одутловатое лицо с внимательными карими глазами и капризно оттопыренной нижней губой. Уголки рта слегка загибались вниз. Точь-в-точь такой же снимок, только намного меньших размеров, лежал сейчас у меня в спальне на даче.
Глава 3
- Эй, Романова, - прошептал Ванька, незаметно для окружающих пиная меня ногой, - заснула в самый ответственный момент, шевели клешнями живей!
Я машинально задвигала пальцами, “Я маха” взвыла. Неожиданно одна из женщин упала на холм и завизжала на высокой ноте, перекрывая саксофон:
- Славик, Славик, за что?! Господи, за что?! Двое мужчин молча попытались поднять ее, но тетка продолжала:
- Славик, Славик, не пойду, не пойду… От толпы отделилась девушка, стройная, высокая, просто фотомодель. Она быстрым шагом пошла к истеричке и резко сказала:
- Нора, прекрати немедленно концерт! Женщина взвизгнула последний раз, потом спокойно поднялась, деловито поправила ленту на самом шикарном венке и прошептала:
- А почему мои цветы лежат в неподобающем месте, а Тамарин рваный букет в изголовье?
- Заткните ее, - велела девушка. - Андрей, Николай, чего стоите? Хотите скандала? Сейчас получите.
Из толпы вышли двое. Один, светловолосый, высокий, на вид лет тридцати, в безукоризненном черном костюме и ослепительно белой рубашке, слегка хриплым голосом произнес:
- Мама, пошли.
Второй, тоже блондин, но пониже, коренастый, с большим носом и брезгливо сжатыми губами, молча двинулся в сторону истерички. Когда он прошел мимо “Ямахи”, на меня пахнуло своеобразным букетом из запахов дорогой парфюмерии, элитного коньяка и качественных сигарет. Так пахло когда-то от моего мужа Михаила, и я с тех пор невольно отшатываюсь от лиц мужского пола, благоухающих подобным образом.
Крепыш взял бабу за руку:
- Давай, Нора, хватит.
- Нет, скажи мне, Николя, - проныла Нора, явно не собираясь уступать, - ответь, отчего мой венок лежит вот тут, где-то сбоку, а Тамарин растрепанный веник у самого лица!
От кучи мрачно стоящих людей отделилась еще одна фигура, на этот раз женская, невысокая, в круглой шляпке с вуалью.
- Мама, - укоризненно произнес высокий блондин, - где же ты тут лицо нашла?
- Как же, Андре, - воскликнула Нора, - он лежит сюда ногами, а туда головой!
Дама в круглой шляпке спокойно подошла к холмику, выдернула из-под портрета небольшой букетик гвоздик, перевязанный черно-красной лентой, потом схватила огромный венок из темно-бордовых роз, с усилием перетащила его к фотографии и тихо сказала:
- Бога ради, Нора, никто ничего не делал специально, так тебе нравится?
- Так нормально, - кивнула головой Нора, - а главное, справедливо. Вы все знаете, что именно меня он любил больше всех! А ты, Тома…
- Хватит, - рявкнула длинноногая красавица, - людей постыдись! Андрей, тащи ее в машину! Потом она повернулась к нам:
- Ну а вы чего расселись? Давайте живо складывайте дуделки - и в дом, надо помянуть Вячеслава, а не лаяться у свежей могилы, ну и дурацкая же идея пришла Hope в голову - нанимать ансамбль на поминки.
Народ потянулся к воротам. Я начала собирать “Ямаху”. Надо же, какая активная девушка. “Дуделки!” Можно подумать, она сама заработала на свое сверхэлегантное черное платье, а главное, на огромные бриллиантовые серьги, которые зачем-то нацепила на похороны. И потом, при всей шикарности она просто глупа и нелогична. Ругаться неприлично не только у свежей, но и у “старой” могилы. На кладбище надо сохранять хоть…
- Эй, Лампа, - раздался за спиной шепот. Я обернулась и заорала от неожиданности:
- Ты!!!
- Тише, - шепнул Володя Костин, - не на базаре стоишь, спокойно, нечего визжать.
- Как ты сюда попал? Знал покойного?
- Служба привела, - вздохнул приятель. Володя Костин работает в системе МВД и дослужился до звания майора. Мы знакомы давно, он наш хороший, верный друг. Более того, наши квартиры находятся на одной лестничной клетке. У Костина однокомнатная, из которой он сделал “двушку”, просто уничтожив кухню. Да и зачем ему, холостому и бездетному, “пищеблок”? Ничего, кроме электрочайника и не надо, все равно ест он у нас. Так что Володина кухня больше похожа на гостиную, где по недоразумению стоят холодильник и мойка. Вместо плиты у него панель с двумя конфорками, кстати, очень удобная вещь для тех, кто не собирается печь пироги. А представить себе майора, выпекающего пироги, я не могу.
- Что за работа такая, на похороны ходить?! Володя глянул на меня:
- Потом объясню.
- Ты и на поминки поедешь?
- Да.
- Эй, Романова! - заорал Ванька. - Ну ты просто тормоз! Давай, давай, нам надо вперед всех приехать!
- Ладно, вечером поболтаем, - сказала я и побежала к “девятке”.
Димка унесся на “Мерседесе”, словно пуля, выпущенная из пистолета. Мы поехали достаточно тихо. Я расслабилась и бездумно смотрела в окно. Мелькали дома, магазины, потом вдруг показалось широкое шоссе, появился и исчез транспарант “Магазин “Три кита”.
- Слушай, а куда мы едем? - изумилась я.
- Поминки будут у покойного на даче, - спокойно пояснил Ванька, - в Алябьеве.
- Ну ничего себе! И где же, адрес какой?
- Соловьиная аллея.
Так это противоположный от нас конец поселка, и я там почти никого не знаю.
Мы свернули влево и покатили по узкой дороге, впереди показались первые дачи писательского поселка.
- Слышь, Романова, - пробурчал Ванька, - сегодня отыграем, и все.
- Как это все? - не поняла я.
- Ну, перерыв устроим. Надоело, налабухали на лето, отдохнуть охота. Какой смысл в Москве париться, заказов мало идет. Впрочем, если хочешь, можешь одна с “Ямахой” кататься, за оркестр сойдешь.
- Не, Ваняшка, - покачала я головой, - не хочу, жарко очень, и потом без вас я не смогу, лучше подожду до осени, посижу на даче, почитаю детективы, телик посмотрю, кайф!
- И мы с Танькой на дачу, - вздохнул Лыков, - хоть я и не люблю кверху жопой на огороде стоять. У тебя что растет?
- Крапива, - ухмыльнулась я, - на щи. Была зелень, да дети с собаками повытоптали, а я и не расстраиваюсь. Нет, и не надо, лучше куплю, у меня при виде грядки и семян сразу мигрень начинается.
- Счастливый у тебя характер, - вздохнул Ванька, - моя Таняха просто ненормальная. Кабачки, тыквы, помидоры, огурцы, клубника. Мрак! Одной воды для полива три бочки надо, а водопровода нет, таскаю в баклажках из речки. Ей-богу, никаких заготовок не захочется!
Мы пропрыгали на ухабах, свернули на бетонку и въехали в широко распахнутые железные ворота.
Дом был высотой с наш, но в ширину намного превосходил его, два крыла и средняя часть, просто усадьба. Небось тут чертова туча комнат.
Безукоризненно вежливая горничная провела нас на задний двор. Там, под цветным шатром, был сервирован стол, а чуть поодаль сооружена эстрада. Не успели мы устроиться на помостках, как стали появляться люди.
Часам к пяти вечера присутствующие окончательно забыли, зачем собрались. Кое-кто, довольно сильно набравшись, отправился в дом на мягкие диваны. Небольшая группка фальшиво выводила песню, а один из участников, потный мужик в очень измятой и очень дорогой шелковой рубашке, подошел к помосту, вытащил сто долларов, слегка покачиваясь, влез на эстраду, сунул зеленую бумажку мне в вырез сарафана и прогудел:
- Эй, ребята, “Мурку” могете?
- Могем, - ответила я, выуживая купюру, - запросто.
Димка с Ванькой переглянулись, и дальше вечер потек по знакомому руслу: “Мурка”, “Зайка моя”, “Калина красная”… Потом “быстренькое” и “тихонькое”.
В районе одиннадцати девушка, похожая на фотомодель, дала Димке конверт и сказала:
- Теперь поешьте - и свободны. На столах высились горы еды. Я окинула взглядом это изобилие.
- Пирожки возьми, - тихо шепнул один из официантов, мужик лет сорока, в красном костюме с золотыми пуговицами, - а рыбу не трогай, говно, а не рыба.
Я улыбнулась:
- Спасибо. А пирожки какие замечательные, мои дети все бы съели.
- Погодь, - велел гарсон, - ща все сделаем! Он исчез, я принялась за пирожки. И впрямь, тают во рту. Ванька с Димкой сразу ухватились за бутылки. Но я не стала с ними ругаться. Вечер закончен, расчет произведен, моя доля в сумочке, и с ними в машинах мне сегодня не ехать, дойду до своей дачи пешком. Пусть оттянутся перед отпуском. Жены у них суровые и ни капли мужикам на отдыхе не нальют. Погода стоит теплая, ежели напьются до свинячьего визга, переночуют в автомобилях, не декабрь на дворе.
От души поев, я осмотрелась по сторонам. Володи Костина нигде не было видно, небось узнал, что хотел, и уехал. Я пошла к воротам.
- Эй, Ямаха, погоди! - раздалось сзади. Официант протягивал мне несколько туго набитых пакетов и коробку. Я заглянула в один пластиковый мешок: много кульков и горлышко бутылки.
- Что это?
- Бери, бери, не сомневайся, с блюд положил, не с тарелок, - заботливо сказал официант.
- Спасибо, но…
- Да ладно тебе, - отмахнулся мужик, - детям снесешь, пирожки, салаты, а бутылевич мужику.
- Я не замужем.
- Правда? Значит, с подругами выпьешь. Да не стесняйся, гляди, сколько всего осталось, забирай. Эти денег не считают.
Я хотела было отказаться и сказать, что совершенно не нуждаюсь, но лицо официанта лучилось такой радостью и благодушием, что я невольно пробормотала:
- Ну спасибо тебе, теперь неделю в магазин не пойду.
- Видишь, как здорово, - ответил он и быстрым шагом двинулся в сторону дома.
Я вышла из ворот и побежала по узенькой тропинке вверх. Идти было недалеко, минут пять, не больше.
В нашей даче приветливо горел свет. На веранде у стола удобно расположились Кирюша, Лиза и Володя.
- Чего принесла? - оживились дети.
- Объедки с барского стола, - ответила я и поинтересовалась:
- Вовчик, останешься на ночь?
- Естественно, - ответил майор и сунул Муле в пасть кусок сыра. Мопсиха щелкнула челюстями, сыр исчез. Тут же подлетела Ада и завертела жирным задом, за ней, почуяв, что раздают сыр, ломанулись Рейчел и Рамик. Володя продолжал угощать собак.
- Ни фига себе, объедки! - завопила Лиза. - Пирожки, пирожные, сырокопченая колбаса, салаты… Они начали пробовать принесенное.
- Эх, жаль, нет осетрины, - вздохнул Кирюша.
- Рыба была отвратительная, - фыркнул Костин, - просто дрянь.
После ужина мы перебрались с террасы в большую комнату, и дети включили видик. Володя и Кирюшка расположились в креслах, Лиза легла на диван, я пристроилась у нее в ногах, и к нам моментально залезли Муля и Ада, тут же затеяв возню.
- Что за фильм? - зевая, поинтересовалась я.
- Боевик, Костя Рябов принес, - откликнулся Кирюша.
На экране мелькали лица, слышалась стрельба. Я закрыла глаза. Тут Лизавета поинтересовалась:
- А зачем этой тетке дали конверт с фотографиями и деньги?
Я уставилась на экран. Худенькая блондинка, звезда американского кинематографа, только что разорвала бумагу и вертела в руках снимки, на столе валялись купюры.
- Эта тетка - сообщница наемного убийцы, - пояснил Володя, - сам киллер на встречу с заказчиком, естественно, не пошел, послал ее. Деньги - это аванс.
- А снимки? - спросил Кирюша.
- Ну, ребята, вы даете, - ухмыльнулся майор, - как же исполнителю жертву узнать? Правда, иногда ему ее показывают, но чаще всего и у них, и у нас система одна, деньги и фото в конверте забирает посредник.
Я почувствовала, как в висках быстро-быстро застучали молоточки. А Володя как ни в чем не бывало продолжал:
- Тут сегодня ребята анекдот рассказали, про киллера. Значит, так. Стоят два убийцы в подъезде.
Один другому говорит: “Слушай, наш-то объект всегда в семь с работы возвращается, а сегодня, смотри, уже девять, а его нет. Я так волнуюсь, не случилось ли чего?"
- А вот еще, - подпрыгнул Кирюшка. - Нанимает один человек киллера и говорит: “Поедете по адресу: Новослободская улица, дом 129, квартира З”. - “Простите, - перебивает убийца, - а сколько я получу?” - “200 тысяч долларов”. - “За такие деньги номер квартиры можете не сообщать”.
1 2 3 4 5 6