Нунций дал возможность дерптскому епископу в полной мере осознать
щедрость полученного предложения, и еще раз повторил:
- Вы доставите ее сами. Я обещаю.
- Хорошо, - кивнул епископ. -- Я верну реликвию. Господом клянусь.
Мужчина удовлетворенно кивнул и поднялся из-за стола, накидывая на
голову капюшон:
- Светает. Мне лучше уйти до того, как кто-либо узнает о нашей
встрече, брат. А вы, дорогой прелат, можете остаться.
- Нет-нет, я с вами, - засуетился старик. - Я, вообще, должен быть
в Могилеве. Все знают, что я в Могилеве. Все в этом совершенно
уверены.
Разумеется, хозяин замка не стал удерживать гостей. После того,
как они ушли, сопровождаемые невозмутимым привратником, дерптский
епископ отошел к окну и еще раз припомнил весь разговор от первого и
до последнего слова. Усмехнулся, вспомнив намеки на звание Великого
магистра: они хотели предложить ему звание магистра! В обмен на крышку
Гроба Господня - титул магистра умирающего ордена! Затем, правда,
предложения стали куда более серьезными...
Разумеется, нельзя выдавать подобную тайну польско-литовскому
королю. Если поляк получит подобную реликвию в свои руки - это не он
поедет с нею в Рим, а Рим приедет к нему. Святой престол станет ручной
собачонкой славянского, полуязыческого княжества. Разумеется, подобное
недопустимо. А вот Орден, который принесет эту величайшую
драгоценность хозяину и тут же издохнет у его ног - совсем другое
дело. Здесь обмана случиться не может. Вот только странно, что Ватикан
так долго медлил с возвращением реликвии...
И вот тут служитель Господа вспомнил про страшное побоище тысяча
двести сорок второго года. Он вспомнил, как первый и последний раз в
своей истории Орден начал войну с новгородцами, стремясь захватить их
город. Поначалу компания шла по правилам: крестоносцы, обеспечивая
тылы, взяли Изборск, и Копорье, нашлись бояре, открывшие перед ними
ворота неприступного Пскова. Войска начали выдвигаться к ближним к
Новгороду крепостям. Однако тут из монгольских степей примчался князь
Александр. Он разорил тылы немецких армий, вернул себе захваченные
рыцарями города, перекрыл дороги. В таких . условиях Орден обязан был
отступить, отложить планы на более благоприятное время - но воины
Господа поступили точно наоборот. Они собрались в единый кулак и пошли
на Новгород - пошли, несмотря на то, что не имели прикрытых тылов,
подкреплений, подвоза еды и фуража. Пошли на явную смерть - и погибли.
Теперь епископ понимал: у них просто не было выбора. Они были
обязаны войти в Новгород и вернуть реликвию или умереть. Тогдашние
рыцари еще умели соблюдать взятые на себя обеты...
Тогда, три века назад, Святой престол использовал первую же
возможность, чтобы вернуть крышку Гроба. Не удалось. Три столетия
Орден копил силу для выполнения своей миссии - но Польское и Литовское
княжества постоянно грызли возникшее на берегах Балтийского моря
государство, пока не растерзали его в клочья. По иронии судьбы первым
рухнул более могучий Тевтонский Орден, но и Ливонскому явно оставалось
существовать считанные десятилетия. Готард Кетлер хороший воин, не
политик, способен соблюдать данные клятвы, любим рыцарями. Пожалуй,
пока он будет носить титул верховного магистра, Орден еще продержится.
Но люди смертны... Сейчас, в эти самые дни Святой престол использует
последний шанс на возвращение реликвии - и другого уже не появится.
- Я могу стать равным самому Папе, - вслух произнес епископ, - и
тогда возможности мои в служении станут огромны.
В пустом зале его слова отдались многократным эхом, но никакого
ответа не последовало. Епископ вернулся к столу, взмахнул рукой -
опрокинутый краем рукава колокольчик с коротким придушенным звяканьем
свалился набок. Дверь немедленно распахнулась, внутрь заскочил служка
и почтительно поклонился в ожидании распоряжений.
- Рыцарский завтрак, - бросил ему господин. Мальчик исчез, а
епископ неторопливо обошел стол и сел лицом к окну.
На улице постепенно светлело. Просто светлело: небо над
епископством застилала однообразная белесая пелена, к вечеру
становившаяся темной и непрозрачной; к полудню ярко-белой, а с утра
зачастую густой и непрозрачной. Местные сервы называли эту дымку
туманом, хотя, по мнению епископа, туман над Дерптом стоял всегда.
Просто иногда он становился более прозрачным, а иногда - густым, как
вуаль новобрачной принцессы.
Зашелестела открывающаяся дверь. Служка бесшумно подкрался к
столу, поставил перед господином поднос с пшеничными сухарями, бокал
вина. Замер, прижав поднос к груди. Епископ легким движением кисти
указал на стол, потом пренебрежительно взмахнул. Мальчик с облегчением
подхватил колокольчик и торопливо убежал: на него сегодня более
никаких обязанностей не налагалось.
Господин епископ подобрал сухарик, обмакнул его в кислое рейнское
вино и положил к себе в рот, тщательно прожевав. Улыбнулся.
Сухой хлеб и дешевое кислое вино, сохранившееся в подвалах с
неудачных лет, оставались основным воспоминанием его детства. Хозяин
епископского замка родился в деревне Овелгон, на берегах полноводного
Везера, немногим ниже Бремена по течению, в семье малоземельного
дворянина. Гренки в вине, получившие в народе прозвище "лакомство
нищего рыцаря" были в семье основной пищей на протяжении долгих лет.
Нынешний глава епископства хорошо помнил, как давясь пахучим, плохо
размокшим хлебом, он клялся себе, что когда вырастет, будет есть
только запеченных в тесте перепелов и жирных гусей, которых на
городском рынке столь придирчиво выбирали судейские кухарки и жены
мастеровых. Клялся - и не верил в возможность достижения подобного
богатства. Ведь он родился вторым, и все поместье по закону наследовал
только старший сын, Густав. Второму дворянскому сыну по обычаю
следовало отдать себя Церкви.
Будущий дерптский епископ отдал себя служению целиком и полностью,
угадывая не только явные, но и скрытые пожелания учителей и
вышестоящих священников, никогда не морщился, получая странные на
первый взгляд поручения, не жалел ни себя, ни отданных под его руку
послушников. Теперь он радовался, что не остался ютиться на отцовской
земле, где бедный Густав наверняка по-прежнему питается только
размоченном в вине хлебом, и только в большие праздники позволяет себе
кружку молока. Что касается его самого - то получив возможность
съедать на завтрак хоть целого теленка" епископ дерптский утратил к
чревоугодию всякий интерес. Наоборот: теперь он предпочитал, как и в
детстве, начинать день с гренок, замоченных в кислом вине, и лишь
перед торжественными богослужениями согревал горло кружкой горячего
молока.
Хозяин замка вновь усмехнулся, вспомнив, что слухи о его аскетизме
достигли не только императора Священной Римской империи, но и Святого
престола. Знали бы они, что вместо вина он нередко использует куда
более питательный напиток...
Дневной свет, постепенно просочившись через окна в пустынный зал,
окончательно разогнал тени, и в стене за камином стала видна узкая
дверь. Промакнув губы кружевным платком, епископ поднялся, подошел к
очагу, снял с каминной полки один из приготовленных там факелов, зажег
его и уверенно толкнул собранную из деревянных брусков створку.
Крутая каменная лестница плотно обвивала камин - точнее, каменный
фундамент камина. Три десятка ступеней, и хозяин замка ступил в
расположенное под залом помещение, кажущееся ослепительно-белым из-за
множества смотрящих со всех сторон черепов.
Три с половиной века назад, в тысяча двести двадцать четвертом
году, когда доблестные христианские воины взяли Дерпт, носивший тогда
нечестивое имя Юрьев, они вырезали все население города и соседних
деревень от глубокого старика и до новорожденного младенца. В те дни у
крестоносцев, принесших на эту дикую землю истинную веру и европейскую
цивилизацию, черепов имелось в избытке. Крепкими костяными кирпичиками
новые властители мостили полы и стены подвалов, дно каналов, засыпали
их в вечно жидкие колеи дорог. Черепа тупоголовых эстов, ливов и
прочих славян оказались воистину непрошибаемы, век за веком крепко
удерживая на себе стены немецких замков, католических костелов и
крепостных валов.
Вот и сейчас на повелителя западных берегов Чудского озера
смотрели черные глазницы выбеленных временем целехоньких черепов -
смотрели со всех сторон, смотрели из-под ног, смотрели из небольшого
очага и из узких, уходящих наверх продыхов. Каждым своим шагом
дерптский епископ попирал нечестивых язычников.
Помимо очага, в помещении имелось еще две железных жаровни, одна
из которых стояла рядом с грубо сколоченным столом, а вторая - у
подножия кресла святого Иллариона, отличающегося от обычного только
торчащими из спинки, сиденья и подлокотников множеством кованых
гвоздей, да колодками для ног внизу. За креслом возвышалась "железная
дева" - два деревянных силуэта, с выемкой по форме человеческого тела
внутри, ощетинившиеся множеством мелких гвоздей. Рядом красовалась
"дева нюренбергская" - в ней вместо сотен маленьких гвоздиков
человеческую плоть поджидало два десятка длинных, темных от засохшей
крови ножей. Окружали эту коллекцию средств для вершения правосудия:
несколько тисочков самой разной формы и размера, влажный от сырости
крест святого Андрея, с толстыми ремнями на концах скрещенных бревен,
развешанные над верстаком клещи-пауки, имеющие привычные каждому
кузнецу рукояти, но до странного вычурную форму рабочей части. На
самом верстаке лежал, готовый к немедленному употреблению, обычный
комплект из семи пыточных ножей.
Впрочем, епископа плоды садистской фантазии детей Божьих,
сотворенных по Его образу и подобию, ничуть не заинтересовали. Он
скользнул по ним безразличным взглядом, пересек комнату и откинул
полог, закрывающий проход дальше, в самый сокровенный уголок.
За пологом находилась естественная пещера около пяти метров в
диаметре, с низким потолком и неровным полом. С одной ее стороны
лежало, закрепленное на высоте трех футов большое распятие, с другой -
свисал с потолка белый полупрозрачный камень. Под камнем стоял
трехногий медный столик, с нацеленным вертикально вверх, бронзовым
острием, а под столом, вмурованное в такой же полупрозрачный камень,
таращилось наружу странное существо: вытянутая вперед, похожая на
спелый кабачок голова, с круглыми глазами и чуть приоткрытой пастью;
скрюченное, покрытое короткой шерстью тело; ноги с огромными
когтистыми ступнями и слегка разведенные в стороны мохнатые крылья на
спине.
Епископ вставил рукоять факела в специальный держатель, опустился
на колени, поцеловал камень в то место, куда был устремлен взгляд
навеки замурованного уродца, затем выпрямился во весь рост и
торжественно перекрестился: от пупка ко лбу, и от левого плеча к
правому:
- Прости меня, Лучезарный, за невольное отступничество во имя
сохранения должности своей и обуздания смертных.
Хозяин замка низко поклонился, после чего сел перед столиком прямо
на распятие.
- Я верен тебе, Лучезарный, верен душой и телом и готов служить до
последнего вздоха в жизни этой и после ее окончания во веки вечные,
подвластные только тебе.
С верхнего камня оторвалась капля воды, упала на бронзовое острие
и стекла в оставленное у его основания отверстие. Спустя мгновение
капля упала на камень, скрывающий странного уродца, и словно
растворилась в нем.
- Сегодня меня посетили двое братьев. Господин. Они поручили мне
совершить подвиг на благо Святого престола. Свершив его, я смогу
занять новый, высокий пост в Риме, мои возможности станут
безграничными, я смогу принести тебе намного, намного больше пользы,
Лучезарный. Царствие твое приблизится на много лет, а волю твою станут
исполнять миллионы преданных рабов.
Новая капля упала на бронзовое острие, но на этот раз она не
утекла в отверстие, а скатилась в сторону. Епископ склонился вперед.
По центру столик был разделен на две равные части "Jа" и "Nein", a по
самому его краю шла череда букв и цифр. Капля явно направлялась в
сторону буквы "W", не добежав до нее нескольких дюймов. Хозяин замка в
напряжении ждал.
Кап! - на этот раз влажная полоска указала на букву "А". Затем на
"Н", на "R", снова на "Н". На букву "Е".
- Wahrhe... - задумчиво пробормотал епископ. Еще две капли - и
ответ Лучезарного стал совершенно ясен: "Wahrheii", "Правду". Истинный
повелитель Земли желал знать правду.
Епископ, откинувшись к стене, пригладил волосы. Какую "правду"?
Неужели Лучезарный подозревает его во лжи? Но этого не может быть! Он
всевидящ, и не может не знать о каждом произнесенном сегодня в замке
слове. Тогда что?
Хозяин замка закрыл глаза, вспоминая последние фразы. Он обещал
Господину, что сможет занять высокий пост в Риме и получит новые
возможности в служении. Разве это ложь? Ведь сможет... Но в этот миг
епископ успел заметить ускользнувшую в потаенные уголки сознания
мыслишку, цепко ухватил ее своим вниманием, и сразу понял, что ложь
все-таки была. Очень трудно заметить обман, когда стараешься обмануть
сам себя, но Лучезарный отнюдь не всемилостив, а потому, служа ему,
нужно уметь смотреть правде в глаза.
- Я солгал тебе, Господин, - покорно склонил голову епископ
Дерпта. - Я стремился занять высший пост не из желания лучше служить
тебе, а теша свою непомерную гордыню.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6