https://wodolei.ru/catalog/sushiteli/vodyanye/latun/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 




Б. К Седов
Без Веры


Воровская Любовь Ц 1




Аннотация

«Не верь, не бойся, не проси» – воровской кодекс. Не исключено, что к этим трем «не» надо добавить четвертое – «Не люби». Можно ли верить женщине, которую ты любишь, если ты, как Константин Разин, по прозвищу Знахарь, поменял имя, биографию, даже лицо? Ведь из-за любви можно снова попасть на зону. А можно ли оттуда выбраться с помощью любви?

Б. К Седов
Без Веры

Тем, кто недавно вернулся с войны, она снится. Кому - почти каждую ночь, кому - лишь иногда. Кому - только первые месяцы, кому - всю оставшуюся жизнь. Обязательно! Не отпускает от себя. Засасывает, словно трясина, куда только ступи шаг - сгинешь. Обволакивает, будто туман, в который лишь сунься - заплутаешь. Очень непросто вытравить ее из себя. Из своих воспоминаний. Из своих снов. И бывшие солдаты поднимаются по ночам в атаку, прут вперед с автоматами наперевес и перекошенными от страха и исступления рожами. Давят на спусковой крючок и не слышат выстрелов. Падают за укрытие, но тут же оно рассеивается, как дым. И приходится снова бежать. Снова стрелять. Опять убивать… Но чаще убивают в этих снах их самих.
Тем, кто недавно вернулся с зоны, она тоже снится. Кому - постоянно, кому - лишь иногда…
Меня уже на протяжении месяца преследовал один и тот же сон. Притом донимать меня он начал именно тогда, когда все было позади, - караульные вышки, бараки, побег, переход через парму, полная неизвестность того, что ждет впереди. К этому времени я обрел новую внешность, чистую ксиву. Я стал другим человеком. О том, кто я такой на самом деле, знали лишь несколько человек, и любому из них я мог доверять, как самому себе. Казалось бы, все мои прошлые геморрои надежно помещены в архив, покрываются там пылью и плесенью, и никто их больше не потревожит. Все позади…
Ан нет!
И для начала, наверное, чтобы жизнь не казалась мне медом, пришли эти сны. Вроде бы о кичи. А вроде и нет. Точнее будет сформулировать так: сны о неволе. Там не было ни запретны, освещенной лучами прожекторов, ни вертухаев, наглых и беспринципных, ни озлобленной, готовой взорваться, поднеси только спичку, братвы. Ни кума, ни Чечева, ни Блондина. Ни единой живой души вообще.
Было тесное и холодное помещение, в котором я уже миллион лет отрешенно сидел на тонкой бугристой подстилке. Скованный по рукам. Скованный по ногам. Ко всему прочему, прикрепленный к толстой цепи.
Вот такой кошмар снился мне чуть ли не каждую ночь. И даже по утрам он не выветривался из головы, обретя облик навязчивой мысли, которая, словно заноза в мозгу, изводила меня, заставляя еще и еще раз пытаться найти ответ на вопрос: "И куда это нечистая заносит меня по ночам? В какую дыру? На какую-такую цепь?"
В этой дыре не было видно ни зги, но я откуда-то знал, что вокруг меня надежные стены, в которых не проковырять и маленькой щелочки, под которые не сделать подкоп.
В этой дыре не было видно ни зги, но было достаточно просто ощущать на себе крепкие кандалы и тяжесть цепи, один конец которой был закреплен у меня на руках, другой же - и это я снова откуда-то знал - был намертво прикован к мощной чугунной болванке.
В этой дыре не было видно ни зги, но не надо было быть зрячим, чтобы понять, что отсюда не вырваться.
Этот сон был воплощением безысходности.
И этот сон впоследствии оказался пророческим.
Если б я знал… Но я никогда не верил в вещие сны. И думать не мог, что жизнь вдруг опять даст резкий крен и кувырком полетит под откос.
Ведь я вообще не привык думать о чем-либо наперед.

ПРОЛОГ

- Здра-а-авствуй, красавица!
Робко, бочком-бочком, она просочилась в кабинет Главного и замерла на пороге, подумав о том, что последние месяцы ей почти каждую смену приходится бывать в этих просторных, отделанных по евростандарту чертогах. И при этом ее всякий раз встречают одной и той же уже набившей оскомину фразой: "Здра-а-авствуй, красавица". Далее следует: "Проходите, Стрелкова. Присаживайтесь". Этаким мягоньким и пушистым, елейным голоском, в котором сквозит скрытая угроза. И едкая змеиная улыбочка.
- Проходите, Стрелкова. Присаживайтесь.
Да, точно. Пока все по сценарию. Прелюдии ее встреч с Главным разнообразием не отличаются. Разнообразие будет потом.
А пока девушка, испытывая легкий мандраж, пересекла кабинет и скромно приткнулась на уголке мягкого стульчика, установленного возле стола для совещаний. Это место она занимала всегда. Точнее, последние два месяца, за которые ей довелось побывать у Главного уже больше десятка раз - с тех пор, как ее уличили в том, что она несколько раз вступала в интимную связь с находящимися на излечении зеками.
И, кроме того, - что в тысячу раз хуже - иногда смела таскать для них барбитураты и наркотики.

***

- Не поленись, пожалуйста, девочка, ознакомься. - Два месяца назад Главный начал их первую встречу с того, что швырнул на стол перед ней несколько листов бумаги. - Здесь показания сотрудников охраны и кое-кого из медперсонала о том, чем ты занимаешься с заключенными помимо своих обязанностей медсестры. Кстати, есть более десятка свидетелей. И этого хватит с избытком, чтобы тебя, потаскуху, уже сегодня, прямо сейчас, выпнуть хорошим ударом под зад из этого заведения. С отметкой в трудовой книжке о полном служебном несоответствии. И сомневаюсь, что тебе после этого будет просто найти другую работу. Какова перспективка?
Она молчала. А что говорить в такой ситуации?
- Так какова перспективка? Не слышу?! - повысил голос начальник. - Слышь, кошка блудливая?!
- Увольняйте, - обреченно пробормотала она.
- "Увольняйте", - кривляясь, передразнил ее Главный. - Сейчас это было бы проще простого. Вот только у нас все гораздо сложнее. - Пыхтя, он поднялся из кресла, небрежно сгреб рассыпанные по столу для совещаний листы с показаниями. - Это цветочки. Переходим, красавица, к ягодкам.
И на стол лег еще один лист бумаги.
- Постановление о возбуждении против тебя уголовного дела, - ликующим тоном пропел из-за спины девушки Главный. А она совсем не к месту подумала, что начальник надушен дорогой туалетной водой. - Хищение и распространение наркотических средств. Причем с использованием служебного положения. Статьи 228-я, пункт 3-й и 229-я, пункт 2-й Уголовного кодекса. От шести до десяти лет лишения свободы. И никаких там тебе "условно" или "с отсрочкой". - Главный чуть помолчал, картинно вздохнул: - А ведь уже в изоляторе тебя, такую красивую, сделают ковырялкой. Знаешь, что это такое? - И, не дожидаясь ответа, забрал со стола постановление, присоединил его к показаниям о развратном поведении его подчиненной и все бумаги аккуратно сложил в картонную канцелярскую папку. - Ну, чего застыла, как изваяние? Отправляйся работать. На сегодня у меня к тебе все, - добродушно, разве что не отеческим тоном произнес Главный, вернулся на свое рабочее место и, чуть повозившись с замком, открыл небольшой несгораемый шкаф. Картонная папка отправилась в его неглубокое чрево. - Ты что там, заснула? Не слышу, Стрелкова?
- Меня теперь будут судить? - не сказала, скорее, проблеяла она, тяжело поднимаясь из-за стола. Коленки позорно дрожали. Руки тряслись. В голове царил полнейший сумбур. И лишь одна мысль выделялась из всех остальных своей беспощадной определенностью: "Все, допрыгалась, дура! И черт тебя дернул когда-то оформиться на работу в это гадючье гнездо! Чего добивалась? К чему стремилась? До чего доигралась?" - Меня посадят?
- Не мне решать, - коротко бросил ей Главный. - Там будет видно. Все материалы на тебя я придержу у себя. Дальше они никуда не пойдут - пока. А ты отправляйся работать. И не вздумай пуститься в бега. Нужна будешь, вызову. Все, - отрезал он и уткнулся в какие-то документы…
Она оказалась нужна уже в свою следующую смену. В отличие от первой встречи на этот раз Главный мучил ее вопросами часа полтора.
"Сколько раз вступала в интимные связи с заключенными?" - "Только два раза". - "Врешь, овца шелудивая! Мне известно как минимум о четырех таких случаях". - "Но ведь это неправда! Это поклеп!"
"Какие лекарства передавала своим пациентам?" - "Один раз - оксибутират натрия, еще пару раз реланиум". - "А еще омнопом и промедол.[1] Чего ты пытаешься врать, идиотка? Ведь нам все известно. Ведь за подобными препаратами ведется строжайший учет".
"В каких количествах изымала наркотики?" - "Да понемножку! В медицинских целях. Поверьте, только для этого!" - "Ха! Так и поверил! Сестра милосердия!" - "Но это правда! Только для тех пациентов, кому совсем плохо".
"И сколько на этом загребла бабок, тварь?" - "Я не помню. Немного. Ну… долларов двадцать, не больше". - "Нет, больше. Приплюсуй к этой двадцатке еще десять лет заключения".
"Кому продавала наркотики?" - "Не помню". - "Нет, помнишь!" - "Поверьте, я, правда, не помню! Их много, а я одна".
"И каково тебе трахаться с зеками? Понравилось?" - В ответ гробовое молчание. - "Не слышу?! Ты это делала по любви? Или за деньги? А может, у тебя бешенство матки?"
"И за щеку тоже брала? Че молчишь-то, подстилка дешевая?!"
"Ладно, на сегодня достаточно. На, подмахни: "С моих слов записано верно, мною прочитано".
…Потом были еще три-четыре подобных допроса в кабинете у Главного. Всегда с глазу на глаз. Какие-то дурацкие, ничего не значащие вопросы, которые поражали ее своей несуразностью. Порой эти вопросы повторялись по нескольку раз. Иногда две трети из сказанного не заносилось в протокол.
А потом произошло то, чего она подсознательно ждала, но никак не решалась признаться себе, что подобное неизбежно.
Но это, конечно, произошло. В пятую или шестую ее встречу с начальником…
- Подойди ко мне, - неожиданно приказал он ей, прервав на полуслове допрос.
Словно находясь под гипнозом, она поднялась, обогнула рабочий стол Главного.
- Встань здесь… Так, хорошо. Раздевайся.
- Не поняла. - Действительно, в первый момент не дошло до нее, чего желает начальник. - Как, совсем?
- Конечно, - ухмыльнулся ее мучитель. - Хочу посмотреть, что же ты из себя представляешь.
- Не буду, - нерешительно покачала она головой, отчетливо сознавая, что это всего лишь пустые слова. Куда она денется!
- Нет, ты разденешься. - Мясистая рожа начальника приобрела выражение довольного жизнью кота, набившего до упора брюхо жратвой. - Ты забыла о том, что хранится вот здесь? - Главный хлопнул ладонью по сейфу. - Все документы сегодня же могут оказаться там, где им и положено находиться. И тебе звездец, девочка. Полный звездец! Ты ж понимаешь. Ты же не дура… Она, красавица, ведь ты не стеснялась вонючих похотливых бандитов. Так чем же я хуже?… Ну! Жду!
И она начала трясущимися руками расстегивать пуговички у себя на халате…
"Шантажируя меня накопленным материалом, эта сволочь теперь превратит меня в свою наложницу, - размышляла она позже, когда пришла в себя. - А кроме того, надо быть готовой к тому, что уже в ближайшее время получу предложение, вернее, приказ, работать на администрацию. Доносчицей. Стукачкой. Агентом. Или как там у них называется эта грязная "должность"? Одним словом, быть теперь мне, идиотке, последней шкурой, которая на отделении станет выискивать компромат на своих сослуживцев. И докладывать об этом наверх. О, черт! Ненавижу!!!"
Она верно определила ту перспективу, что была ей уготована: во-первых, наложница, а во-вторых, оперативный агент, давший подписку о сотрудничестве и неразглашении…
Она ошиблась только в одном. Работу ей предложили совсем не на отделении.

***

- Пиши. - Главный протянул ей чистый лист бумаги и ручку.
- Что? - Она подняла на начальника растерянный взгляд.
- Заявление. - Хитро блеснул поросячьими глазками Главный. - На увольнение по собственному желанию. С сегодняшнего дня. По стандартной форме. Знаешь, как? Писала когда-нибудь?
- Да. - Па мгновение на нее накатила горячая волна животной радости, она уже была готова вздохнуть с облегчением: "Ура-ура! О, непомерное счастье! Все обошлось как нельзя лучше. Я просто увольняюсь. И даже "по собственному". Этот мерзавец со мной наигрался, я ему надоела, и он решил дать мне "вольную" без каких-либо неприятных последствий. Я свободна!.."
"…Нет! - тут же оборвала себя она. Волна радости лишь облизала ей ноги и сразу же откатилась назад. - Нет, не свободна! Никогда так просто эти мерзавцы не отпускают на волю своих рабов. А ведь я сейчас его рабыня. Он вцепился в меня мертвой бульдожьей хваткой. И будет держать, пока не подохну. А заявление об увольнении - просто завязка какой-то закрученной комбинации, в которой мне уготована роль простой пешки. А пешкой совсем не жалко пожертвовать. И она почти никогда не проходит в ферзи… Тебе еще предстоит помучиться, девочка!"
- Чего ж ты не пишешь, Стрелкова? - проявил нетерпение Главный. - О чем задумалась?
- Ни о чем. - Качнула головой она и принялась корпеть над заявлением…
Потом, как того подспудно и ожидала, она подписывала какие-то бумаги о сотрудничестве и неразглашении. Даже толком их не читая. Просто подписывала, и все. Находясь в какой-то прострации.
- Ну, вот и умница. - Главный сгреб все подписанные ею обязательства и сложил их в ту самую папку, где хранился собранный на нее компромат, оставив лишь заявление об уходе. Завизировал его: "Не возражаю…" и, довольный, откинулся на спинку своего кресла. - С заявлением сегодня же в кадры. А сейчас внимательно слушай, что тебе предстоит…
Она уперлась в начальника внимательным взглядом. Ей было страшно. Но, признаться, ей было и интересно. Как-никак, первое задание в качестве оперативного агента. И что же ей прикажет этот заплывший жиром мерзавец?
- …Завтра с утра отправляешься вот по этому адресу. - Главный протянул ей недорогую визитку, на которой она прочла: "Клиника "Эскулап". Вознесенский пр., д. 34/12". - Оформляешься там на должность медицинской сестры. О твоем приходе главный врач предупрежден, на работу будешь принята без вопросов. Рабочее место тебе определят в приемном покое. Или как там это у них называется?
1 2 3 4 5 6 7


А-П

П-Я