все для сантехники 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Это была крайняя мера, на которую следовало решиться. Вопреки всем протестам и влиянию самых важных персон Института пришлось вскрыть еще совсем свежие могилы Жеана Мортимара и Максима д'Ольнэ.
Судебно-медицинские эксперты не обнаружили ни малейших следов яда в их организме. На теле Жеана Мортимара также не было ничего подозрительного. Однако на лице Максима д'Ольнэ виднелись какие-то пятна, которые в обычных условиях остались бы незамеченными. К тому же их появление можно было отнести за счет естественного разложения тканей. Пятна походили на следы от ожога, оставшиеся на лице в форме звезды. Если приглядеться к этим пятнам, утверждали двое из врачей (так как третий вообще ничего не увидел), то на лице Максима д'Ольнэ можно различить нечто вроде веснушек.
Судебные медики обследовали также тело Мартена Латуша и обнаружили лишь слабое кровотечение из носа и изо рта. Вообще-то на самом деле видно было лишь несколько капель крови у кончика носа, а в углу губ на стороне, которой труп навалился на шарманку, была обнаружена струйка запекшейся крови.
В действительности это кровотечение могло произойти от падения тела, но под влиянием разговоров в обществе пресса не преминула придать этим незначительным следам некий таинственный смысл, создавая вокруг трех смертей атмосферу преступления, окончательно окутавшую безумствующую толпу.
Эксперты со всей тщательностью изучили оба письма с угрозами, которые были вручены двум первым претендентам при полном сборе Академии. Они заявили, что эти письма были написаны не Элифасом де ля Ноксом, почерк которого они перед этим также тщательно изучили. Однако нашлись люди, утверждающие, что эксперты слишком часто ошибаются, подтверждая подлинность почерка, и в этом случае прекрасно могли ошибиться, заявляя, что почерк не его.
Оставалась еще шарманка. Нашелся эксперт-антиквар, занимавшийся иногда продажей более или менее подлинных скрипок Страдивари, который попросил разрешения взглянуть на этот инструмент.
Ему разрешили в надежде успокоить наиболее горячие головы, вообразившие, что этот старый ящик, игравший музыку в тот момент, когда Мартен Латуш испустил дух, не мог быть обычной шарманкой и, возможно, такой человек, как Элифас, способен запрятать в инструмент таинственное средство преступления. Антиквар осмотрел шарманку со всех сторон, прошелся по каждому шву и даже сыграл «мелодию преступления», как выражалась Бабетта.
— Ну и как? — спросили у него. — Это обычная шарманка?
— Нет, — ответил антиквар, — совсем не обычная… Это одна из самых старинных и любопытнейших вещиц, которые попали к нам из Италии.
— Но вы нашли в ней что-нибудь особенное?
— Ничего особенного я в ней не нашел.
— Считаете ли вы эту шарманку орудием преступления?
— Об этом ничего сказать не могу, — весьма двусмысленно ответил антиквар. — Я не был там в тот момент, когда в ней что-то скрипнуло и оглушительно заиграла «мелодия преступления».
— Так вы полагаете, что было совершено преступление?
— Гм! Гм!
Напрасно пытались выяснить у антиквара, что сие означает. Он ограничивался только «Гм! Гм!».
И это последнее «Гм! Гм!» лишь окончательно смутило взбудораженные умы.
Эксперт, кроме всего прочего, занимался также продажей картин. А жил он на улице Лаффит, и звали его мсье Гаспар Лалует.
Глава 7
Секрет Тота
Через несколько дней после описываемых событий в четверть четвертого пополудни из вагона второго класса поезда Варенна — Сент-Илэр вышел пассажир лет сорока пяти, округлый живот которого украшала красивая толстая золотая цепь.
Тщательно укутавшись в свое пальто с пелериной, поскольку время еще было холодное, и перебросившись несколькими словами со служащим вокзала, проверяющим билеты, он вышел на центральную улицу, ведущую к Марне, пересек мост на Шенвьер и справа от него спустился к реке. Около четверти часа он шел пешком, потом остановился, как бы ориентируясь, куда идти дальше. Вот он оставил позади последние, с лета пустующие виллы и теперь находился на абсолютно ровном и пустынном пространстве. Огромная снежная скатерть после недавних снегопадов простиралась перед ним, и человек этот в своем пальто с полами, взлетавшими от ветра при ходьбе, казался большой черной птицей.
Вот вдалеке, у самого горизонта, показалась остроконечная крыша, окруженная деревьями, почти невидимыми из-за мелкой крупы падающего снега. Заметив крышу, человек громко выругался. По его мнению, только чокнутый способен жить зимой в этих краях. Тем не менее он пошел быстрее, хоть и не слышал звука своих шагов, так как был обут в резиновые галоши. Путешественника окружала безбрежная белая тишина.
Было около четырех часов дня, когда человек достиг наконец деревьев. Усадьба, на которой они находились, была окружена высокими стенами. Вход в парк преграждала тяжелая железная решетка. С решетки свисала железная проволочка звонка. Путешественник позвонил. Тотчас же появились два огромных пса, которые брызгая слюной, с лаем ринулись на посетителя. И если бы не решетка, они бы его просто загрызли.
Человек отступил, хотя ему нечего было опасаться ярости этих хищников. Чей-то странный гортанный голос скомандовал: «Аякс! Ахилл! Домой! Чертовы собаки!» И тут же появился великан.
О! Это был самый настоящий великан! Что-то чудовищное! Более двух метров ростом, может быть, двух с половиной, когда он выпрямился во весь рост, так как в данный момент он шел, чуть наклонившись вперед. Его тяжелые плечи были слегка опущены, так, вероятно, ему было привычнее. Круглая голова в ежике коротких волос, свисающие усы, страшная челюсть, похожая на пасти животных, вгрызающихся сейчас в решетку. Схватив псов за загривки своими огромными ручищами, он оторвал их от решетки и отбросил назад.
Посетитель слегка вздрогнул. О! Ничего особенного! Это так, просто плечи вздрогнули! Очевидно, весьма прохладно!
Он пробормотал сквозь зубы:
— Меня предупреждали: остерегайся собак, но о великане ничего не сказали.
Чудовище — речь идет о великане — приблизило к решетке свою страшную рожу дикаря:
— Вчмдло?
Посетитель догадался, что это должно означать: «В чем дело?» — и ответил, отойдя на почтительное расстояние:
— Я хотел бы поговорить с мсье Лустало.
— Чтвтнгте?
Совершенно очевидно, что у посетителя был средний уровень образованности, так как ему снова удалось понять великана. Тот, вероятно, спрашивал: «Что вы хотите ему сказать?»
— Передайте ему, что дело срочное и касается Академии.
И человек протянул великану свою визитную карточку, которую держал наготове в кармане пальто. Великан забрал карточку и удалился в направлении крыльца, ведущего, по всей вероятности, к главному входу в дом. Аякс и Ахилл тотчас же возвратились и просунули сквозь решетку свои грозные пасти. Но на этот раз они не лаяли, а лишь молча разглядывали пришельца, однако по налитым кровью глазам можно было предположить, что они по кусочкам оценивали свой обед, от которого их отделяла эта решетка.
Посетитель, неприятно пораженный, отвернулся и заходил взад и вперед.
— Я знал, — сказал он громко, — что нужно проявить терпение, но не подозревал, что и смелости не мешает набраться.
Он взглянул на часы и продолжил свой монолог, как бы надеясь, что звуки слов помешают ему думать о трех чудовищах, охраняющих этот одинокий дом.
— Еще не поздно! — сказал он. — Тем лучше… Похоже, я могу прождать час, два, три часа, прежде чем он меня примет… Не любит он отвлекаться от своих опытов.., и порой он о вас забывает.. Все дозволено великому Лустало…
Эти несколько слов позволят нам оценить радостное удивление путешественника, когда он вдруг увидел, что к нему идет не исчезнувший великан, а сам великий Лустало..
Великий Лустало, честь и слава мировой науки, был невелик ростом — так, ниже среднего.
Известно было, что он, кроме своих трудов, был равнодушен ко всему и крайне рассеян; что он был среди людей как легкая, отдаленная тень, не ведающая никаких обстоятельств. Эти детали его портрета были известны всем, и уж по крайней мере о них должен был знать посетитель, поскольку он, уже будучи очень удивлен столь быстрым появлением мсье Лустало, всем своим видом показал настоящее изумление при виде коротышки великого ученого, устремившегося к решетке со всей скоростью своих ножек и приветствовавшего его словами:
— Это вы, мсье Гаспар Лалует?
— Да, мэтр.., это.., к вашим услугам… — пролепетал Гаспар Лалует, взмахнув широким жестом своей мягкой фетровой шляпой (наш эксперт-антиквар, он же торговец картинами, носил в особых случаях пальто с пелериной и мягкие фетровые шляпы, чтобы как можно больше походить на очень известных писателей, например лорда Байрона или Альфреда де Виньи и его сына Чаттертона, ибо любовь к литературе была для него превыше всего и к тому же — не следует об этом забывать — он был удостоен знака отличия самой Академией).
Маленькое розовое и улыбающееся личико великого Лустало появилось у решетки приблизительно на уровне устрашающих собачьих морд, как раз между ними. Вот это была картина!
— Значит, это вы проводили экспертизу шарманки? — спросил великий Лустало. Его маленькие глазки, обычно прикрытые, когда он окунался в какое-нибудь научное невообразимое мечтание, вдруг стали живыми и пронзительными. Он часто заморгал.
— Да, мэтр, это был я! — Новый взмах фетровой шляпой в холодном воздухе.
— Так входите… На улице холодно…
И великий Лустало, избавившись от всякой рассеянности, ловко отодвинул внутренние засовы на решетке.
«Входите!» Легко сказать… Для этого нужно дружить с Аяксом и Ахиллом. Как только решетка открылась, собаки тут же бросились вперед, и бедный Гаспар Лалует подумал, что пришел его конец, но мсье Лусало цокнул языком, и оба цербера замерли на месте.
— Не бойтесь моих собачек, они безобидны, как ягнята.
Действительно, Аякс и Ахилл уже валялись в снегу и лизали руки своему хозяину.
Мсье Гаспар Лалует героически вошел за решетку. Лустало, закрыв вход, пошел впереди. Собаки следовали за ними, и Лалует даже не осмеливался оглянуться из страха вызвать собак каким-нибудь неосторожным движением на непоправимую игру.
Лустало жил в большом красивом загородном доме, прочном и удобном, построенном из кирпича и камня. Вокруг дома во дворе и в саду виднелись небольшие строения, наверняка связанные с огромными трудами великого Лустало. Эти труды совершали переворот в химии, физике, медицине и вообще во всех ложных теориях, включенных вследствие рутинного невежества людей в основу того, что мы в своей гордости называем наукой.
Особенность великого Лустало заключалась в том, что он работал в одиночку. Очень недоверчивый по характеру, он не выносил никакого сотрудничества.
И жил в этом доме круглый год со своим слугой, единственным слугой — великаном Тоби. Это всем было известно. И никто не удивлялся. Гению требуется уединение.
Вслед за Лустало Гаспар Лалует прошел в узкий вестибюль с лестницей, ведущей на верхние этажи.
— Я проведу вас в салон, — сказал великий Лустало. — Там нам будет удобнее беседовать.
Он стал подниматься на второй этаж. Лалует последовал за ним, за Далуетом бежали собаки.
Дойдя до второго этажа, они стали подниматься на третий. И тут остановились, так как дальше пути не было. Салон великого Лустало находился под самой крышей. Он открыл дверь. Это оказалась совершенно пустая комната с голыми стенами. Из мебели там стояли лишь круглый столик на одной ножке и три плетеных стула. Лустало и Лалует вошли в салон, за ними последовали собаки.
— Немного высоко, — заметил великий Лустало, — но по крайней мере посетители, а, знаете, есть среди них и такие, что очень шумят и везде держатся как у себя дома, ходят туда-сюда, так вот, я прошу их подождать здесь на чердаке, пока сам работаю у себя в подвале. Садитесь же, дорогой мсье Лалует. Я не знаю, что вас привело, но был бы весьма рад доставить вам удовольствие. Из газет мне стало известно.
— Я, дорогой мэтр, никогда их не читаю, но мадам Лалует иногда читает их мне. Таким образом, я не теряю времени и в то же время пребываю в курсе всего. больше он не успел ничего сказать. Столь приятное до этого момента поведение великого Лустало вдруг стало тревожным. Его живая фигурка вдруг застыла на стуле, как восковая кукла, а бегавшие глазки внезапно уставились в одну точку, словно он вслушивался, не донесется ли какой-нибудь звук.
В это же время оба пса, находившиеся по обе стороны от мсье Гаспара Лалуета, медленно разевая свои огромные пасти, начали печально завывать. Так воют собаки по покойнику.
Пораженный мсье Лалует, хоть и был не робкого десятка, в испуге встал. Лустало, по-прежнему неподвижно сидевший на стуле, все прислушивался. Наконец он словно вернулся издалека и с проворностью заведенной механической игрушки бросился к собакам, принявшись молотить по ним своими маленькими кулачками, пока они не замолчали.
Затем, повернувшись к Лалуету, он снова усадил его и довольно резким тоном сказал:
— Давайте! Выкладывайте! У меня нет времени на вас! Говорите! История с Академией очень печальна… эти три смерти… такие странные смерти… Но я-то здесь при чем? Остается надеяться, что эта больше не повторится! А то к чему мы придем, к чему же мы придем, как выражается милейший мсье Патар! Никакой теорией вероятности не объяснить четвертую естественную смерть… Конечно, если бы Французская академия, членом которой мне выпала честь быть.., если бы она существовала уже десять тысяч лет и еще.., подобная вещь за десять тысяч лет! Нет! Кончено… Три — этого уже более чем достаточно! Можно быть уверенным, что больше ничего не случится! Но говорите же, мсье Лалует. Я вас слушаю! Итак, вы провели экспертизу той шарманки? И вы сказали я в газетах читал.., вы сказали: «Гм! Гм!» В сущности, что вы об этом думаете? — И добавил смягчившимся, почти ребяческим тоном: — Любопытная эта история о музыке-убийце. Не правда ли? — осмелился наконец вставить мсье Гаспар Лалует, который, всецело отдавшись занимавшей его теме, уже не думал больше о псах, не спускавших, однако, с него глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19


А-П

П-Я