От смерти Гранти они перешли к вопросу о невыплаченной сумме.
- Этот мудак отбросил коньки перед самым днём делёжки. У него была одна тыща восемьсот. Если разделить на шесть, получается по три сотни на рыло, - проскулил Билли.
- Их уже не вернёшь, - отважился сказать Джэкки.
- Чёрта с два! Мы делим эту капусту каждый год, бля, за две недели до отпуска. Я заказал на эти деньги путёвку в Бенидорм. У меня нет ни копья. Если я отменю заказ, Шейла сыграет моими яйцами в бильярд. Так не пойдёт, чуваки, - заявил Нац.
- Вот именно, бля. Мне, конечно, жаль Фиону и её мальца. Всем жалко. Бараза нет. Но это же наша капуста, блядь, а не её, - сказал Билли.
- Мы сами во всём виноваты. Я так и знал, что этим всё кончится, - Джэкки пожал плечами.
Позвонили в дверь. Пришли Ленни и Писбо.
- Тебе легко говорить. У тебя денег до хрена, - наехал на него Нац.
Джэкки ничего не ответил. Он взял банку «лагера» из груды, которую Писбо свалил на пол.
- Херовая новость, пацаны, - произнёс Писбо, пока Ленни угрюмо отхлёбывал из своей банки.
- Один из самых классных чуваков, которых я знал, - сказал Ленни.
Он вовремя вмешался. Нац чуть было не начал оплакивать свои денежки, как вдруг понял, что Писбо имел в виду Гранти.
- Я понимаю, сейчас некрасиво говорить о себе, но давайте разберёмся, что нам делать с капустой. На следующей неделе день делёжки. Мне надо заказать путёвку на отпуск. Мне нужны башки, - сказал Билли.
- Ну и сука ж ты, Билли. Бедняга ещё не успел закоченеть, а мы уже будем обсуждать всё это дерьмо? - презрительно усмехнулся Ленни.
- Фиона может просрать все наши деньги! Нужно сказать ей, что это наша капуста. Иначе она накупит на них всякой херни. Сколько там было? Почти две тонны. До хрена. А потом она укатит на какие-нибудь ёбаные Карибы, а мы останемся в этом ебучем Линксе с парой бутылок сидра вместо отпуска.
- Ты городишь чепуху, Билли, - сказал ему Ленни.
Писбо серьёзно посмотрел на него, и Ленни почувствовал, что зреет предательство.
- Мне неприятно говорить об этом, Ленни, но Билли по-своему прав. Гранти не очень-то баловал Фиону, он был ещё тот жук. Пойми меня правильно, я ничего не имею против этого чувака, но если ты найдёшь у себя дома две тонны, то сначала потратишь их, а уж потом станешь задавать вопросы. Ты б именно так и поступил. И я б тоже так поступил. По правде сказать, любой бы на её месте так поступил.
- Ну хорошо. А кто спросит у неё про деньги? Чур, не я, - прошипел Ленни.
- Мы все спросим. Это же наши общие бабки, - сказал Билли.
- Правильно. После похорон. Во вторник, - предложил Нац.
- Отлично, - согласился Писбо.
- Ладно, - пожал плечами Джэкки.
Ленни устало кивнул. В конце концов, это были их башки…
Наступил вторник. Ни у кого не хватило духу заговорить об этом на похоронах. Они все надрались и хором оплакивали смерть Гранти. О деньгах никто и не вспоминал. Они встретились на следующий день с тяжёлого похмелья и пошли к Фионе домой.
Никто не открывал.
- Наверно, она у матери, - сказал Ленни.
К ним вышла соседка по лестничной клетке - седоволосая леди в платье с голубым рисунком.
- Фиона уехала сегодня утром, мальчики. На Канарские острова. Ребёнка оставила у матери, - ей не терпелось сообщить им эту новость.
- Здурово, - пробормотал Билли.
- Вот как? - сказал Джэкки и самодовольно пожал плечами; это не пришлось по вкусу кое-кому из его друзей. - Что ж, ничего не поделаешь.
Неожиданно Билли оглушил его ударом в челюсть. Он упал и покатился по лестнице. В конце концов, ему удалось ухватиться за перила, и он в ужасе посмотрел снизу на Билли.
Все остальные были шокированы поступком Билли не меньше, чем Джэкки.
- Успокойся, Билли, - Ленни схватил его за руку, но не сводил глаз с его лица. Ему страшно хотелось узнать мотивы его поведения. - Ты не в себе. Джэкки ни в чём не виноват.
- Так-таки не виноват? Я долго молчал, блядь, но этот хитрожопый меня уже достал, - он показал на распростёртую фигуру Джэкки, который пытался спрятать своё стремительно распухающее лицо.
- Что тут, бля, происходит? - спросил Нац.
Билли не обращал на него внимания и смотрел на Джэкки в упор:
- И давно это продолжается, Джэкки?
- О чём это он? - спросил Джэкки, но его хнычущему голосу недоставало уверенности.
- Канары, ебена мать! Где вы встречаетесь с Фионой?
- Ты ебанулся, Билли. Ты же слышал, что сказала эта тётка, - покачал головой Джэкки.
- Фиона - сестра моей Шерон, бля. Ты думал, я закрою на всё глаза, сука? Сколько ты с ней трахаешься, Джэкки?
- Это было только один раз…
Биллино возмущение заполнило собой всю лестницу и проникло в сердца его товарищей. Он высился над Джэкки, как карающий ветхозаветный бог, выносящий свой приговор.
- Один раз, блядь! И кто мне теперь скажет, что Гранти об этом ничего не знал? Кто мне скажет, что его сгубило не это? Его «лучший друг», блядь, ебёт его же тёлку!
Ленни посмотрел на Джэкки, трясясь от злости. Потом он перевёл взгляд на остальных: глаза у них горели. За какую-то долю секунды они заключили между собой негласный договор.
Вопли Джэкки разносились эхом по всей лестнице, пока они пинали его ногами и волочили с одного марша на другой. Он тщетно пытался защищаться, надеясь, несмотря на страх и боль, что всё-таки останется в живых и сможет уехать из Лейта, когда этот самосуд кончится.


Слезая по новой

Общий вагон

Ох, ё- моё! Голова, как чайник, бля, я говорю, бля. Иду прямиком к ебучему холодильнику. Йес! Два батла «бэка». В самый раз. Выпиваю их одним залпом. Сразу полегчало. Но надо следить за временем, бля.
Когда я возвращаюсь в спальню, она ещё дрыхнет, сука. Гляньте на неё: толстая, ленивая стерва. Она думает, если у неё бэбик, так значит, можно валяться целый божий день, бля… но об этом в другой раз, бля. Короче, я собираюсь… лучше бы джинсы постирала мне, сучка… 501-е… где мои 501-е, бля?… вот они. Её счастье.
Она проснулась.
- Фрэнк… что ты делаешь? Куда ты собрался? - спрашивает у меня.
- Я ухожу. У меня дела, - говорю ей. - Куда, на хуй, делись мои носки?… - С бодуна на всё уходит в два раза больше времени, а тут ещё эта сука капает мне на мозги.
- Ты куда? Куда?
- Я же сказал, мне надо заныкаться, блядь. Мы с Лексо натворили делов. Больше ничё сказать не могу. Мне лучше исчезнуть на пару недель, бля. Если придут менты, ты меня сто лет не видела. Ты думала, я вожу ёбаные грузовики. Запомни, ты меня не видела.
- Но куда ты собрался, Фрэнк? Куда ты идёшь, чёрт возьми?
- Много будешь знать, скоро состаришься. То, о чём ты не будешь, бля, знать, они не смогут из тебя, на хер, выбить, - сказал я ей.
Тогда эта сукина кляча встаёт и начинает, бля, орать на меня, типа, я не могу просто так уйти. Я заехал ей по еблу, а потом выписал подсрачник. Сука падает на пол и стонет. Сама виновата, блядь, я ж объяснял ей, со мной нельзя говорить в таком тоне. Таковы правила игры, принимай их или вали на хуй.
- РЕБЁНОК! РЕБЁНОК!… - вопит она.
Я типа передразниваю её:
- ЛИБЁНОК! ЛИБЁНОК!… Заткни свою ёбаную пасть и не говори мне про этого ёбаного ребёнка! - А она валяется на полу и вопит, как хуева труба.
Может, это даже не мой ребёнок, бля. И вобще, у меня уже были дети от других девок. Я врубаюсь, что по чём. Они думают, если появится ребёнок, то всё, на хер, изменится, но их ждёт охуенный облом. Я насмотрелся на этих ёбаных детей. Они как чиряк на жопе.
Станок для бритья. Вот это мне пригодится. Что-то ещё было.
Она продолжает орать, как ей плохо и чтобы я вызвал ей ебучего доктора, и всё такое. У меня нет, на хер, времени на это, и если я, бля, опоздаю, то только благодаря этой сучке. Пора съёбываться.
- ФРРРЭЭЭЭНННК! - орёт она, когда я выхожу из квартиры. Похоже на ёбаную рекламу «харп-лагера»: «Самое время улизнуть»; это про меня.
Бар кишмя кишел: короткий день, и всё такое. Рентон, этот рыжий, ставит, бля, чёрный шар, чтоб сыграть с Метти.
- Реб! Запиши меня на пул, бля! Ты чё будешь? - я подхожу к стойке.
У Реба, или Второго Призёра, как мы его называем, нехуёвый фингал под глазом. У кого хватило наглости его разукрасить?
- Реб. Какой мудак это сделал?
- А, пара чуваков в «Лохенде». Я бухой был, - он робко смотрит на меня, как ёбаная овца.
- Имена знаешь?
- Не-а, но ты не беспокойся, я всё разузнаю, брат.
- Обязательно разузнай. Ты с ними знаком?
- Не-а, тока в лицо.
- Когда мы с Рентсом вернёмся из Лондона, бля, мы наведаемся, бля, в «Лохенд». Доузи там недавно кинули. Надо выяснить пару вопросов, бля, это уж точно.
Я поворачиваюсь к Рентсу:
- Ты готов, браток?
- Просто не терпится, Франко.
Я ставлю шары и по очереди их закатываю, оставляя этому мудаку всего две штуки.
- Можешь дрючить всяких там Метти и Сэксов, но когда за столом Ураганный Франко, можешь об этом забыть, рыжий, - говорю я ему.
- Пул - это для чмырей, - говорит он. Коротышка, бля. Если у этого рыжего чего-то не получается, он всегда говорит, что это для чмырей.
Нам пора двигаться, и нет смысла начинать игру. Я поворачиваюсь к Метти и вытаскиваю капусту:
- Эй, Метти! Знаешь, чё это такое? - Я машу банкнотами у него перед носом.
- Э… да… - говорит он.
Я показываю на стойку:
- А знаешь, что это такое?
- Э… да… стойка, - он малехо тупой. Как валенок, бля. Но я знаю, как с ним говорить.
- Знаешь, чё это такое? - я показываю на своё пиво.
- Э… да…
- Может, тебе сказать по буквам, блядь? Пинта ёбаного «специального», «джэк-дэниэлс» и кола, сука!
Он подходит ко мне и говорит:
- Э, Фрэнк, я на мели, понимаешь…
Понимаю, блядь.
- Может, выберешься на глубину, бля, - говорю я. Чувак понимает намёк и отходит к стойке. Он опять колется, если он вообще когда-нибудь слезал с иглы, блядь. Когда я вернусь из Лондона, надо будет сказать ему на ушко пару тёплых слов. Ёбаные торчки. Никчёмные уроды. Но Рентс ещё не ширялся. Можно судить по тому, как он хлещет пивко.
Жду не дождусь, когда мы приедем в Лондон. Мы с Рентсом впишемся на пару недель у его друга - этого Тони и его чувихи-лярвы. Они уехали куда-то в отпуск. Я знаю там пару парней из тюряги; загляну к ним, помянем прошлое.
Эта Лоррен обслуживает Метти. Ёбаная писька. Я подхожу к стойке.
- Привет, Лоррен! Подойди-ка сюда! - я отбрасываю ей волосы с лица и щупаю её за ушами. Такие чувихи. Эрогенные зоны и всё такое, блядь. - Можно проверить, занималась ты вчера сексом или нет, если пощупать за ушами. Тепло, врубаешься? - объяснил я.
Она только улыбнулась, Метти тоже.
- Не, бля, это научно доказано. Вы ни хуя не врубаетесь!
- Ну что, занималась Лоррен вчера сексом? - спрашивает Метти. Этого мудилу будто с креста сняли.
- Это наш секрет. Правда, цыпка? - говорю я ей. Мне кажется, она в меня втрескалась, потому что она всегда затихает и робеет, когда я с ней, блин, разговариваю. Как только вернусь из Лондона, сразу же загляну сюда, бля, и мы с ней, сука, ещё побеседуем.
Ебать меня во все дыры, если я останусь с Джун из-за бэбика. А если эта сучка его хоть пальцем тронет, я её убью, на хуй. Когда у неё родился ребёнок, она решила, что может хамить мне, бля. Ни одна сука не смеет мне хамить, есть у неё ребёнок или нет никакого, на хуй, ребёнка. Она это знает и всё равно наглеет, блядь. Пусть только что-нибудь случится с ребёнком…
- Слышь, Франко, - говорит Рентс, - пора выдвигаться. Не забывай, что нам ещё надо собраться.
- Ага, конечно. А чё ты взял?
- Пузырь водовки и несколько банок пива.
Можно было и так догадаться. Этот рыжий говорил, что терпеть не может ёбаной водки.
- Я взял батл «джей-ди» и восемь банок «экспорта». Я могу сказать Лоррен, чтоб она налила нам ещё по кружке.
- Мы возьмём ещё по кружке, и опоздаем на поезд, - говорит он. Иногда я не догоняю его юмора. Мы с Рентсом знаем друг друга давным-давно, но с тех пор он сильно изменился, а я никогда не увлекался наркотиками и всей этой хуйнёй. У него своё кино, а у меня своё. Но всё равно он уматный чувак, этот рыжий ублюдок.
Короче, я заказываю две кружки, одну со «специальным» для меня и одну с «лагером» - для рыжего. Мы собираем шмотки, ловим тачку и пиздуем на север. В привокзальном баре по-быстряку опрокидываем ещё по пинте. Я болтаю с тем чуваком за стойкой, его брательник в Сафтоне учится. Неплохой пацан, насколько я помню. Мухи не обидит.
Лондонский поезд набит под завязку, блядь. Я просто хуею от этого. Ты платишь капусту за ёбаный билет, а потом оказывается, что мест, на хуй, нет! Ёбаные железнодорожники.
Мы проталкиваемся с банками и пузырями. Мои шмотки вываливаются из ёбаной сумки. Ох, уж эти суки с рюкзаками и ручной кладью… да ещё в придачу дети в колясках. Нужно запретить садиться с детьми на поезд, блядь!
- Ну и народу, сука, - говорит Рентс.
- Всё из-за этих гадов, что бронируют места. Ещё б ничего, если б они бронировали от Эдинбурга до Лондона, это столичные города и всё такое, но они же, суки, бронируют со всяких там ёбаных Беруиков. Просто не надо останавливаться на всех этих станциях. Надо ехать прямиком из Эдинбурга в Лондон, и пиздец. Если бы это от меня зависело, я бы так и сделал, - кое-кто вытаращился на меня. Но я высказываю своё, блядь, мнение, и пошли они все в жопу.
Ох, уж эта броня! Ёбаная свобода, блядь. Кто не успел, тот опоздал. Бронирование мест, сука… я им покажу бронирование мест…
Рентс садится рядом с двумя чувихами. Ничё так. У этого рыжего губа не дура!
- Эти места свободны до Дарлингтона, - говорит он.
Я срываю таблички «Место забронировано» и засовываю их себе в задний карман:
- Теперь они свободны до самого Лондона, бля. Я покажу этим сукам броню, - говорю я, улыбаясь одной из чувих. - Всё правильно. Билет стоит сорок фунтов. Эти железнодорожники в конец охренели, - Рентс только пожимает плечами. Этот пижон нацепил на себя зелёную бейсбольную кепку. Как только он закемарит, бля, она полетит в окно, ручаюсь, сука.
Рентс вовсю хлещет водяру: не успели мы доехать до Портобелло, а он уже выдул полпузыря. Этот рыжий говорил, что терпеть не может водясика. Ладно, раз такие дела, бля… я достаю «джей-ди» и пью с горла.
- А вот и мы, а вот и мы… - говорю я. Он только посмеивается. Не отрывает глаз от чувих, они типа как американки. Беда рыжего в том, что он не умеет замолаживать чувих. А ведь у него есть какой-никакой стиль. Типа как у нас с Дохлым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41