https://wodolei.ru/catalog/kuhonnie_moyki/pod-stoleshnicy/
- Ничего еще не заметно…
Обнаружив, что девочки, даже моложе ее, купаются, разумеется, в полноценных купальниках, Лида расплакалась, убежала в бунгало и отказалась выходить на пляж. Она лежала на кровати и обиженно читала взятые в библиотеке затрепанные, пахнущие соленой сыростью книжки. Но Татьяна Игоревна была неумолима:
- Ну, прямо из пятнадцатой школы! Запомни, меня не переупрямишь!
На второй день родители поссорились, отец обозвал жену «унтером Пришибеевым в юбке», взял из спрятанных в матрас «фруктовых» денег десять рублей, поехал в пицундский универмаг и вернулся с пестрым, в цветочках, жутким купальником, который вдобавок оказался еще и велик. Татьяна Игоревна, потрясенная мужниным бунтом, безмолвно взяла купальник и ушила. Наутро Лида вышла и гордо проследовала к воде, удивляясь, почему никто из разлегшихся на берегу не замечает, что она теперь уже совсем как взрослая.
Над оградой смотровой площадки вспыхнул ослепительный блик: охранники рассматривали их уже в бинокль.
- Надо Косте сказать! - взорвалась Лида, закрываясь полотенцем.
- Да брось ты, Нептуновна! - отозвалась Нинка. - Костя заодно с ними. Тебе жалко? Пусть мужики посмотрят, пока есть на что!
От скуки они читали дурацкие дамские романы, сочиненные полными идиотками, и цитировали друг другу особенно восхитительные своей мезозойской глупостью места:
- Лидк, вот слушай: «Он долго целовал ее отзывчивое тело, словно хотел губами изучить каждый миллиметр этой бархатной, пьянящей кожи, а потом властно, почти грубо вошел в нее…»
- И заблудился…
- И заблудился! - подхватывала Нинка, хохоча. - Слушай, Лидк, а может, нам с тобой стать лесбиянками?
- Зачем?
- Ну, так… для разнообразия. Знаешь, ко мне на втором курсе приставала эта… как ее? Сцендвижение у нас преподавала…
- Елена Леопольдовна?
- Ага, Елена Леопольдовна. Я тогда молодая была, глупая, ничего не понимала, а недавно вдруг сообразила, что она за мной, оказывается, ухаживала.
- А как ухаживала?
- Показать?
- Иди к черту!
- Какая-то ты все-таки, Лидка, грубая, нелесбическая, честное слово!
Лидия Николаевна подолгу плавала в море, ныряла как можно глубже и старалась понять, что чувствовал отец, охотясь в зеленом подводном сумраке, среди поросших длинными бурыми водорослями скал, которые словно раскачивались в такт пробегавшим наверху волнам. Иногда она воображала, что если навсегда сдержать дыхание, перетерпеть страх, то в организме произойдут волшебные изменения - и она превратится в русалку. Но в русалку она, конечно, не превращалась, а выскакивала на поверхность и долго не могла надышаться, потом выходила из воды, валилась на песок, еще оставшийся кое-где возле сосен, и мокрое тело покрывалось влажной сыпучей коркой.
А если песок пристанет к коже навсегда, фантазировала Лида, и она вернется к мужу в таком вот наждачном состоянии, интересно, бросит ее Эдуард Викторович?
Как-то вечером они с Нинкой поехали в ресторан «Моллюск», вылепленный из цветного бетона в виде гигантской раковины с циклопическими шипами. Когда подруги вышли из машины, прибрежные альфонсы буквально бросились им навстречу, но, завидев страшенную физиономию Кости, сразу остыли и с тоской наблюдали их одинокий ужин, не отваживаясь даже пригласить на танец.
В углу ресторанной залы имелась небольшая сцена, уставленная аппаратурой. Сначала сцена пустовала, но потом на ней появились простолицая, скромно одетая девушка и длинноволосый парень в джинсах и майке. Завидев их, Нинка сначала даже поморщилась: «Ну вот, пожрать спокойно не дадут!» Но это только сначала. Пела девушка замечательно. Репертуар ее состоял в основном из курортных шлягеров. И хитренькая девушка начинала каждую песню именно так, как исполняла ее какая-нибудь звезда, - временами казалось даже, что она просто старательно раскрывает рот под «фанеру». Но потом хитрунья, лукаво и нежно переглянувшись с длинноволосым парнем, мороковавшим у синтезатора, вдруг обнаруживала необыкновенно сильный, изощренный голос и начинала вытворять такое, что столичные аранжировщики поиздыхали бы от зависти в своих миллионных студиях. После каждого исполнения ресторан взрывался аплодисментами, и восхищенные курортники несли певице деньги, которые она не брала - лишь величественно кивала на корзиночку, стоявшую на одном из усилителей, а потом, улучив мгновение, исподтишка взглядывала в ожидании похвалы на своего аккомпаниатора. Тот благосклонно улыбался, но было заметно, что корзиночка интересует его куда больше, нежели влюбленная в него певица.
- Талантливая! - восхищенно сказала Лида, отправив с официанткой сто долларов, перемещение которых от сумочки до корзиночки было тщательно отслежено длинноволосым.
- Супер! Московские курлыкалки отдыхают! - согласилась Нинка, отрывая взгляд от понравившегося ей бармена, похожего чем-то на Харатьяна. (Она, кажется, совсем уже позабыла свои однополые фантазии…)
- Неужели ее до сих пор никто здесь не заметил?
- Кто? Талант - это укор бездарностям. А их всегда больше. Разве пустят?
- Но ведь кто-то же прорывается?
- Конечно! Некоторые и до Москвы добираются. Автостопом - на попутных кроватях. Но у этой не получится. На мордочку ее посмотри! Будет здесь всю жизнь глотку драть, кормить своего патлатого, заведет от него ребеночка, и ку-ку… Талант должен доставаться стервам!
- Жаль.
- Жизнь безжалостна, как нож гинеколога! - вздохнула подруга.
В перерыве певица подсела к стойке и залпом осушила бокал красного вина.
- Вот, а потом сопьется, - буркнула Нинка.
Странно, что она это вообще заметила, так как вовсю переглядывалась с барменом. В самый разгар переглядываний позвонил из Африки Рустам и сообщил, что застрелил льва.
Выйдя из ресторана, подружки решили прогуляться по широкой, уходившей вдаль аллее, явно недавно проложенной, вымощенной белыми плитами и обсаженной по сторонам молодыми кипарисами. Никто за ними не увязался: их тыл надежно прикрывал Костя. В воздухе веяли головокружительные ночные ароматы, где-то мерно шуршало море, а звезды над головой сияли, словно иллюминация в далеком небесном городе. Аллея оборвалась внезапно. Из-за последнего кипариса выскочил непонятно как оказавшийся впереди Костя и предупредил:
- Дальше - грязь!
И в самом деле, впереди была огромная, полная звезд лужа.
Старков возник неожиданно - за день до отъезда. Он тихо вошел на пляж и замер, сравнительно разглядывая обнаженных подружек. Первой заметила его Лидия Николаевна.
«Закройся!» - взвизгнула Дама.
«Не так быстро!» - очнулась Оторва.
Глядя, как подруга набрасывает на себя полотенце, Нинка, наоборот, раскинулась еще завлекательнее и томно упрекнула нежданного гостя:
- Майкл, как вам не стыдно находиться в обществе голых дам одетым?
Он радостно улыбнулся, стянул шорты вместе с плавками, показательно игранул мышцами и с разбегу нырнул в воду.
- Хорош, хомо самец! - вздохнула Нинка. - К тебе приехал…
- Ты с ума сошла! - Лида быстро натягивала купальник. - Зачем ты его заставила раздеться?
- Ага, такого заставишь! А нудизм, подруга, единственное утешение в нашей нудной жизни!
Лида встала и положила полотенце у самой воды. Миша выходил из волн, словно молодой бог, простодушно не ведающий срама. Увидев полотенце, Старков снисходительно улыбнулся и неторопливо обернулся им, давая возможность по достоинству оценить содержимое загорелых чресл. Нинка, вняв возмущенным взглядам подруги, прикрылась книжкой с целующейся парочкой на обложке, и весело спросила:
- Какими судьбами, мистер Старк, в наш женский монастырь?
Оказалось, Миша был в Ялте по делам очень важного груза, надолго застрявшего там из-за незалежной упертости хохляцких таможенников, а дальше его путь лежал в Севастополь, где ему под видом металлолома обещали продать свеженький противолодочный крейсер, заказанный и уже частично оплаченный китайцами. И вот он, так сказать, по пути решил проведать очаровательных дам.
- Майкл, ты, наверное, шпион? - засмеялась Нинка.
- Конечно, меня зовут Бонд. Джеймс Бонд. И я очень люблю красивых женщин!
- Эдуард Викторович знает, что вы здесь? - тревожно спросила Лида.
- Разве я похож на самоубийцу? - захохотал Старков.
Ужинать поехали в «Моллюск». По пути наперебой расхваливали Майклу необыкновенную певицу.
- Если вы не преувеличиваете, то это интересно! У меня есть знакомый продюсер - ищет таланты…
Но в тот вечер, как назло, пела совсем другая девушка, восполнявшая полное отсутствие вокальных данных буйной автономией роскошных ягодиц. Денег ей несли еще больше, и она благодарно вминала их в свой бездонный лифчик.
Когда проходили мимо бара, Нинка кивнула белокурому двойнику Харатьяна, словно старому знакомому. В тот вечер она была томно рассеянна, жаловалась на духоту и несколько раз выбегала из-за стола якобы подышать свежим воздухом. Майкл рассказывал о том, как жил с родителями в Америке и долго, поначалу безуспешно, учился быть нерусским. Со временем научился, и однажды, затащив в постель студентку соседнего колледжа, наутро он признался ей, что приехал из России.
- Сначала эта воспиха обалдела и подумала, что я ее разыгрываю…
- Кто? - не поняла Лида.
- WASP - white Anglo-Saxon protestant, - объяснил Старков. - Жуткие зануды! Потом она страшно испугалась и прямо от меня, кажется, побежала в ЦРУ…
- А разве в Америке тоже стучат? - удивилась Нинка, в очередной раз вернувшаяся с воздуха.
- Вау! Так стучат, как в доме во время ремонта!
Весь ужин он смотрел на Лидию Николаевну с нескрываемым вожделением, и она всячески корила себя за то, что надела платье с глубоким вырезом.
«А ведь я тебя предупреждала!» - ворчала Дама.
«Нормально, - успокаивала Оторва. - Тебе же приятно!»
«Ничего приятного! У этого Майкла ухмылка сексуально озабоченного тинейджера!»
«А по-моему, у него очень милая детская улыбка…»
Нинка объявила, что у нее страшно болит голова и что Костя отвезет ее, а потом сразу вернется за ними. Оставшись вдвоем, они еще долго разговаривали. Майкл рассказывал, как страшно испугался, когда после ареста отца к ним ввалились с обыском и перерыли всю квартиру в поисках запрещенной литературы. Он даже стал заикаться, и вылечили его только в Америке - старенький логопед из военной еще эмиграции. У него на стене в кабинете висел портрет генерала в очках - Власова.
- Теперь я заикаюсь только, когда очень в-в-волнуюсь! - с улыбкой сказал Майкл и под столом положил ей руку на колено.
«Пощечину! Дай ему пощечину!» - заголосила Дама.
«Зачем? Тебе же нравится!» - хмыкнула Оторва.
- Значит, сейчас вы волнуетесь? - спокойно спросила Лидия Николаевна.
- К-конечно! - рассмеялся Старков, и его теплая ладонь осторожно двинулась дальше.
- Уберите руку! - тихо приказала Лидия Николаевна.
- Почему? Я же вас люблю! Давно. Вы же знаете.
- Нет, не знаю. Надеюсь, Эдуард Викторович тоже не знает.
- Надеюсь, - помрачнел Майкл и убрал руку.
- Скажите, Майкл, что происходит у вас с моим мужем? - очень серьезно спросила она.
Эта серьезность происходила, наверное, от стыда и недовольства собой, потому что на том месте, где побывала его ладонь, остались теплые благодарные мурашки.
- Эдуард, к сожалению, не может понять, что теперь время цивилизованного бизнеса.
- Он очень переживает из-за порта.
- Вы, русские, странные люди. Переживать надо из-за другого. Вот я переживаю из-за того, что совсем вам не нравлюсь, - Майкл отхлебнул вина и внимательно посмотрел Лидии Николаевне в глаза. - Я правильно вас понял?
- Я замужем, - вытерпев его взгляд, ответила она.
- Вы просто как наши воспихи! Они, конечно, изменяют мужьям, но потом очень переживают.
- Мне эти переживания не грозят.
- Жаль. А Эдуард просто не умеет управлять портом. Это может плохо кончиться, и я этого никогда не допущу. Я вложил в дело слишком много денег.
Когда они покидали ресторан, за стойкой хлопотал совершенно другой бармен. Костя довез их, лихо вписываясь в извилистые повороты. Казалось, машина мчится не по шоссе, а скользит, словно по монорельсе, по белой разделительной полосе. Лидия Николаевна, поблагодарив за ужин, направилась в свой номер, а Майкл остался около машины и о чем-то заговорил с телохранителем.
Она была немного пьяна, возбуждена, хотела перед сном поболтать с Нинкой, но дверь подруги оказалась заперта, и на стук никто не откликался. Огорченная Лидия Николаевна долго сидела на балконе, прислушиваясь к странным таинственным звукам, какие может рождать только сонное море. По телу блуждали нежные безымянные воспоминания, вызывавшие в душе умиротворяющую тоску. Потом она легла в холодную и чуть влажную постель, но спать не хотелось. Лидия Николаевна дочитала книжку, закончившуюся, как всегда, сногсшибательной свадьбой героев, выключила ночник и уже почти задремала, когда скрипнула дверь. Она открыла глаза: на пороге - совершенно голый - стоял Старков и улыбался с детским лукавством. В свете заоконного фонаря его тело напоминало вырезанного из черного дерева языческого идола.
- Вы с ума сошли! Уходите сейчас же! - почти закричала она. - Если Эдуард Викторович узнает…
- Не узнает. Я заплатил Косте.
- При чем здесь Костя?
- Не бойся! Никто ничего не узнает! - он медленно подошел к кровати и встал на колени. - Нам будет очень хорошо. Очень!
- Я закричу!
- Обязательно закричишь! Я обещаю…
- Нет! - она с размаху ударила его по лицу.
Он поймал ее руку и поцеловал.
«А он нахал!» - возмутилась Оторва.
«Заткнись, дура!» - совершенно Нинкиным голосом ответила ей Благонамеренная Дама.
Старков в самом деле оказался необычайным постельным искусником, обладающим почти спортивной сноровкой, - и поначалу Лидия Николаевна чуть не потеряла сознание от неведомой прежде остроты содроганий, но ближе к утру она испытывала уже тошнотворное состояние человека, объевшегося деликатесами.
- Ты не разочарована? - спросил Миша во время недолгого тайм-аута.
- Я устала, - ответила Лидия Николаевна.
Светало, когда Старков, еще раз основательно продемонстрировав свою неутомимость, поднялся с постели и пошел к двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Обнаружив, что девочки, даже моложе ее, купаются, разумеется, в полноценных купальниках, Лида расплакалась, убежала в бунгало и отказалась выходить на пляж. Она лежала на кровати и обиженно читала взятые в библиотеке затрепанные, пахнущие соленой сыростью книжки. Но Татьяна Игоревна была неумолима:
- Ну, прямо из пятнадцатой школы! Запомни, меня не переупрямишь!
На второй день родители поссорились, отец обозвал жену «унтером Пришибеевым в юбке», взял из спрятанных в матрас «фруктовых» денег десять рублей, поехал в пицундский универмаг и вернулся с пестрым, в цветочках, жутким купальником, который вдобавок оказался еще и велик. Татьяна Игоревна, потрясенная мужниным бунтом, безмолвно взяла купальник и ушила. Наутро Лида вышла и гордо проследовала к воде, удивляясь, почему никто из разлегшихся на берегу не замечает, что она теперь уже совсем как взрослая.
Над оградой смотровой площадки вспыхнул ослепительный блик: охранники рассматривали их уже в бинокль.
- Надо Косте сказать! - взорвалась Лида, закрываясь полотенцем.
- Да брось ты, Нептуновна! - отозвалась Нинка. - Костя заодно с ними. Тебе жалко? Пусть мужики посмотрят, пока есть на что!
От скуки они читали дурацкие дамские романы, сочиненные полными идиотками, и цитировали друг другу особенно восхитительные своей мезозойской глупостью места:
- Лидк, вот слушай: «Он долго целовал ее отзывчивое тело, словно хотел губами изучить каждый миллиметр этой бархатной, пьянящей кожи, а потом властно, почти грубо вошел в нее…»
- И заблудился…
- И заблудился! - подхватывала Нинка, хохоча. - Слушай, Лидк, а может, нам с тобой стать лесбиянками?
- Зачем?
- Ну, так… для разнообразия. Знаешь, ко мне на втором курсе приставала эта… как ее? Сцендвижение у нас преподавала…
- Елена Леопольдовна?
- Ага, Елена Леопольдовна. Я тогда молодая была, глупая, ничего не понимала, а недавно вдруг сообразила, что она за мной, оказывается, ухаживала.
- А как ухаживала?
- Показать?
- Иди к черту!
- Какая-то ты все-таки, Лидка, грубая, нелесбическая, честное слово!
Лидия Николаевна подолгу плавала в море, ныряла как можно глубже и старалась понять, что чувствовал отец, охотясь в зеленом подводном сумраке, среди поросших длинными бурыми водорослями скал, которые словно раскачивались в такт пробегавшим наверху волнам. Иногда она воображала, что если навсегда сдержать дыхание, перетерпеть страх, то в организме произойдут волшебные изменения - и она превратится в русалку. Но в русалку она, конечно, не превращалась, а выскакивала на поверхность и долго не могла надышаться, потом выходила из воды, валилась на песок, еще оставшийся кое-где возле сосен, и мокрое тело покрывалось влажной сыпучей коркой.
А если песок пристанет к коже навсегда, фантазировала Лида, и она вернется к мужу в таком вот наждачном состоянии, интересно, бросит ее Эдуард Викторович?
Как-то вечером они с Нинкой поехали в ресторан «Моллюск», вылепленный из цветного бетона в виде гигантской раковины с циклопическими шипами. Когда подруги вышли из машины, прибрежные альфонсы буквально бросились им навстречу, но, завидев страшенную физиономию Кости, сразу остыли и с тоской наблюдали их одинокий ужин, не отваживаясь даже пригласить на танец.
В углу ресторанной залы имелась небольшая сцена, уставленная аппаратурой. Сначала сцена пустовала, но потом на ней появились простолицая, скромно одетая девушка и длинноволосый парень в джинсах и майке. Завидев их, Нинка сначала даже поморщилась: «Ну вот, пожрать спокойно не дадут!» Но это только сначала. Пела девушка замечательно. Репертуар ее состоял в основном из курортных шлягеров. И хитренькая девушка начинала каждую песню именно так, как исполняла ее какая-нибудь звезда, - временами казалось даже, что она просто старательно раскрывает рот под «фанеру». Но потом хитрунья, лукаво и нежно переглянувшись с длинноволосым парнем, мороковавшим у синтезатора, вдруг обнаруживала необыкновенно сильный, изощренный голос и начинала вытворять такое, что столичные аранжировщики поиздыхали бы от зависти в своих миллионных студиях. После каждого исполнения ресторан взрывался аплодисментами, и восхищенные курортники несли певице деньги, которые она не брала - лишь величественно кивала на корзиночку, стоявшую на одном из усилителей, а потом, улучив мгновение, исподтишка взглядывала в ожидании похвалы на своего аккомпаниатора. Тот благосклонно улыбался, но было заметно, что корзиночка интересует его куда больше, нежели влюбленная в него певица.
- Талантливая! - восхищенно сказала Лида, отправив с официанткой сто долларов, перемещение которых от сумочки до корзиночки было тщательно отслежено длинноволосым.
- Супер! Московские курлыкалки отдыхают! - согласилась Нинка, отрывая взгляд от понравившегося ей бармена, похожего чем-то на Харатьяна. (Она, кажется, совсем уже позабыла свои однополые фантазии…)
- Неужели ее до сих пор никто здесь не заметил?
- Кто? Талант - это укор бездарностям. А их всегда больше. Разве пустят?
- Но ведь кто-то же прорывается?
- Конечно! Некоторые и до Москвы добираются. Автостопом - на попутных кроватях. Но у этой не получится. На мордочку ее посмотри! Будет здесь всю жизнь глотку драть, кормить своего патлатого, заведет от него ребеночка, и ку-ку… Талант должен доставаться стервам!
- Жаль.
- Жизнь безжалостна, как нож гинеколога! - вздохнула подруга.
В перерыве певица подсела к стойке и залпом осушила бокал красного вина.
- Вот, а потом сопьется, - буркнула Нинка.
Странно, что она это вообще заметила, так как вовсю переглядывалась с барменом. В самый разгар переглядываний позвонил из Африки Рустам и сообщил, что застрелил льва.
Выйдя из ресторана, подружки решили прогуляться по широкой, уходившей вдаль аллее, явно недавно проложенной, вымощенной белыми плитами и обсаженной по сторонам молодыми кипарисами. Никто за ними не увязался: их тыл надежно прикрывал Костя. В воздухе веяли головокружительные ночные ароматы, где-то мерно шуршало море, а звезды над головой сияли, словно иллюминация в далеком небесном городе. Аллея оборвалась внезапно. Из-за последнего кипариса выскочил непонятно как оказавшийся впереди Костя и предупредил:
- Дальше - грязь!
И в самом деле, впереди была огромная, полная звезд лужа.
Старков возник неожиданно - за день до отъезда. Он тихо вошел на пляж и замер, сравнительно разглядывая обнаженных подружек. Первой заметила его Лидия Николаевна.
«Закройся!» - взвизгнула Дама.
«Не так быстро!» - очнулась Оторва.
Глядя, как подруга набрасывает на себя полотенце, Нинка, наоборот, раскинулась еще завлекательнее и томно упрекнула нежданного гостя:
- Майкл, как вам не стыдно находиться в обществе голых дам одетым?
Он радостно улыбнулся, стянул шорты вместе с плавками, показательно игранул мышцами и с разбегу нырнул в воду.
- Хорош, хомо самец! - вздохнула Нинка. - К тебе приехал…
- Ты с ума сошла! - Лида быстро натягивала купальник. - Зачем ты его заставила раздеться?
- Ага, такого заставишь! А нудизм, подруга, единственное утешение в нашей нудной жизни!
Лида встала и положила полотенце у самой воды. Миша выходил из волн, словно молодой бог, простодушно не ведающий срама. Увидев полотенце, Старков снисходительно улыбнулся и неторопливо обернулся им, давая возможность по достоинству оценить содержимое загорелых чресл. Нинка, вняв возмущенным взглядам подруги, прикрылась книжкой с целующейся парочкой на обложке, и весело спросила:
- Какими судьбами, мистер Старк, в наш женский монастырь?
Оказалось, Миша был в Ялте по делам очень важного груза, надолго застрявшего там из-за незалежной упертости хохляцких таможенников, а дальше его путь лежал в Севастополь, где ему под видом металлолома обещали продать свеженький противолодочный крейсер, заказанный и уже частично оплаченный китайцами. И вот он, так сказать, по пути решил проведать очаровательных дам.
- Майкл, ты, наверное, шпион? - засмеялась Нинка.
- Конечно, меня зовут Бонд. Джеймс Бонд. И я очень люблю красивых женщин!
- Эдуард Викторович знает, что вы здесь? - тревожно спросила Лида.
- Разве я похож на самоубийцу? - захохотал Старков.
Ужинать поехали в «Моллюск». По пути наперебой расхваливали Майклу необыкновенную певицу.
- Если вы не преувеличиваете, то это интересно! У меня есть знакомый продюсер - ищет таланты…
Но в тот вечер, как назло, пела совсем другая девушка, восполнявшая полное отсутствие вокальных данных буйной автономией роскошных ягодиц. Денег ей несли еще больше, и она благодарно вминала их в свой бездонный лифчик.
Когда проходили мимо бара, Нинка кивнула белокурому двойнику Харатьяна, словно старому знакомому. В тот вечер она была томно рассеянна, жаловалась на духоту и несколько раз выбегала из-за стола якобы подышать свежим воздухом. Майкл рассказывал о том, как жил с родителями в Америке и долго, поначалу безуспешно, учился быть нерусским. Со временем научился, и однажды, затащив в постель студентку соседнего колледжа, наутро он признался ей, что приехал из России.
- Сначала эта воспиха обалдела и подумала, что я ее разыгрываю…
- Кто? - не поняла Лида.
- WASP - white Anglo-Saxon protestant, - объяснил Старков. - Жуткие зануды! Потом она страшно испугалась и прямо от меня, кажется, побежала в ЦРУ…
- А разве в Америке тоже стучат? - удивилась Нинка, в очередной раз вернувшаяся с воздуха.
- Вау! Так стучат, как в доме во время ремонта!
Весь ужин он смотрел на Лидию Николаевну с нескрываемым вожделением, и она всячески корила себя за то, что надела платье с глубоким вырезом.
«А ведь я тебя предупреждала!» - ворчала Дама.
«Нормально, - успокаивала Оторва. - Тебе же приятно!»
«Ничего приятного! У этого Майкла ухмылка сексуально озабоченного тинейджера!»
«А по-моему, у него очень милая детская улыбка…»
Нинка объявила, что у нее страшно болит голова и что Костя отвезет ее, а потом сразу вернется за ними. Оставшись вдвоем, они еще долго разговаривали. Майкл рассказывал, как страшно испугался, когда после ареста отца к ним ввалились с обыском и перерыли всю квартиру в поисках запрещенной литературы. Он даже стал заикаться, и вылечили его только в Америке - старенький логопед из военной еще эмиграции. У него на стене в кабинете висел портрет генерала в очках - Власова.
- Теперь я заикаюсь только, когда очень в-в-волнуюсь! - с улыбкой сказал Майкл и под столом положил ей руку на колено.
«Пощечину! Дай ему пощечину!» - заголосила Дама.
«Зачем? Тебе же нравится!» - хмыкнула Оторва.
- Значит, сейчас вы волнуетесь? - спокойно спросила Лидия Николаевна.
- К-конечно! - рассмеялся Старков, и его теплая ладонь осторожно двинулась дальше.
- Уберите руку! - тихо приказала Лидия Николаевна.
- Почему? Я же вас люблю! Давно. Вы же знаете.
- Нет, не знаю. Надеюсь, Эдуард Викторович тоже не знает.
- Надеюсь, - помрачнел Майкл и убрал руку.
- Скажите, Майкл, что происходит у вас с моим мужем? - очень серьезно спросила она.
Эта серьезность происходила, наверное, от стыда и недовольства собой, потому что на том месте, где побывала его ладонь, остались теплые благодарные мурашки.
- Эдуард, к сожалению, не может понять, что теперь время цивилизованного бизнеса.
- Он очень переживает из-за порта.
- Вы, русские, странные люди. Переживать надо из-за другого. Вот я переживаю из-за того, что совсем вам не нравлюсь, - Майкл отхлебнул вина и внимательно посмотрел Лидии Николаевне в глаза. - Я правильно вас понял?
- Я замужем, - вытерпев его взгляд, ответила она.
- Вы просто как наши воспихи! Они, конечно, изменяют мужьям, но потом очень переживают.
- Мне эти переживания не грозят.
- Жаль. А Эдуард просто не умеет управлять портом. Это может плохо кончиться, и я этого никогда не допущу. Я вложил в дело слишком много денег.
Когда они покидали ресторан, за стойкой хлопотал совершенно другой бармен. Костя довез их, лихо вписываясь в извилистые повороты. Казалось, машина мчится не по шоссе, а скользит, словно по монорельсе, по белой разделительной полосе. Лидия Николаевна, поблагодарив за ужин, направилась в свой номер, а Майкл остался около машины и о чем-то заговорил с телохранителем.
Она была немного пьяна, возбуждена, хотела перед сном поболтать с Нинкой, но дверь подруги оказалась заперта, и на стук никто не откликался. Огорченная Лидия Николаевна долго сидела на балконе, прислушиваясь к странным таинственным звукам, какие может рождать только сонное море. По телу блуждали нежные безымянные воспоминания, вызывавшие в душе умиротворяющую тоску. Потом она легла в холодную и чуть влажную постель, но спать не хотелось. Лидия Николаевна дочитала книжку, закончившуюся, как всегда, сногсшибательной свадьбой героев, выключила ночник и уже почти задремала, когда скрипнула дверь. Она открыла глаза: на пороге - совершенно голый - стоял Старков и улыбался с детским лукавством. В свете заоконного фонаря его тело напоминало вырезанного из черного дерева языческого идола.
- Вы с ума сошли! Уходите сейчас же! - почти закричала она. - Если Эдуард Викторович узнает…
- Не узнает. Я заплатил Косте.
- При чем здесь Костя?
- Не бойся! Никто ничего не узнает! - он медленно подошел к кровати и встал на колени. - Нам будет очень хорошо. Очень!
- Я закричу!
- Обязательно закричишь! Я обещаю…
- Нет! - она с размаху ударила его по лицу.
Он поймал ее руку и поцеловал.
«А он нахал!» - возмутилась Оторва.
«Заткнись, дура!» - совершенно Нинкиным голосом ответила ей Благонамеренная Дама.
Старков в самом деле оказался необычайным постельным искусником, обладающим почти спортивной сноровкой, - и поначалу Лидия Николаевна чуть не потеряла сознание от неведомой прежде остроты содроганий, но ближе к утру она испытывала уже тошнотворное состояние человека, объевшегося деликатесами.
- Ты не разочарована? - спросил Миша во время недолгого тайм-аута.
- Я устала, - ответила Лидия Николаевна.
Светало, когда Старков, еще раз основательно продемонстрировав свою неутомимость, поднялся с постели и пошел к двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35