Сейфхаузы — тюрьмы для ликантропов. Их изначально задумывали как убежища для оборотней-новичков, чтобы у тех было место, где привыкнуть к первым нескольким полнолуниям. Идея неплохая, потому что первые полнолуния могут превратиться в вакханалию убийств, если не приглядит за новичком старший оборотень. Новички в первые полнолуния не помнят, что они делают, и очень мало в их животной форме остаётся от человека. Сейфхаузы были в теории хороши, но на практике — кто туда вошёл, уже редко оттуда выходит. Ты опасен, и опасен будешь всегда. АКЛУ затеяло юридические битвы по поводу незаконного тюремного заключения без должного судебного процесса, но пока что все равно лучше в сейфхаузы не попадать.
— Больничный персонал боится, что Джил опасен, и говорил уже об этом.
— Тебе там нужен адвокат?
— Я позволил себе позвонить в адвокатскую контору, которой платит коалиция.
— Мне странно, что так быстро стало так плохо. Обычно, чтобы на кого-то надели наручники и поволокли в сейфхауз, нужно нападение. Ты чего-то недоговариваешь?
Я слышала, как он колеблется.
— Тедди?
Я произнесла его имя, как папа произносил моё, когда подозревал, что я делаю то, чего делать не должна.
— Весь персонал приёмного покоя одет в полные костюмы химзащиты.
— Ты шутишь!
— К сожалению, нет.
— Ты думаешь, это у них просто паника?
— Полагаю, так.
— Джил все ещё без сознания?
— Постепенно приходит в себя.
— Ладно, оставайся с ним и ждите адвоката. Я не могу сегодня приехать, Тедди, не обессудь.
— Я не по этому поводу звонил.
Ничего себе!
— Хорошо, так в чем дело?
— Есть другая аварийная ситуация, где прямо сейчас кто-нибудь нужен.
— Черт, что ещё?
— Звонил один член стаи. Он в баре. Кажется, он перепил, а он совсем новенький.
— То есть ты хочешь сказать, что он может утратить над собой контроль в баре?
— Боюсь, что да.
— Твою мать!
— Это ты уже говорила.
— Знаю, знаю, что бранью делу не поможешь.
Тедди стал недавно осуждать меня за избыток ругательств. Составил компанию моей мачехе.
— Я не могу поехать, Тедди.
— Кто-то должен. Адвоката здесь нет, а ты знаешь, что в законе есть маленький пунктик: находящегося без сознания оборотня можно поместить в сейфхауз, если он признан представляющим опасность. Я не знаю, отчего здесь все так паникуют, но если я его сейчас оставлю, нам его придётся извлекать из тюрьмы, откуда на поруки не выпускают.
— Знаю, знаю!
Я радовалась, что Ричард наконец разрешил волкам присоединиться к коалиции. Самая большая популяция оборотней в городе, и это очень удобно в чрезвычайных ситуациях. Оборотная сторона заключается в том, что Ричард решил: раз стая приходит на помощь, то она тоже может пользоваться услугами чрезвычайной службы. Кажется справедливым, но так как волков в округе около шестисот, нагрузка на наши службы учетверилась. Волки дали нам нужное количество персонала, и это оказалось и решением, и проблемой.
— Этот волк звонил своему брату?
«Братом» на сленге называется старший или более опытный вервольф, которого приставляют ко всем новым волкам. Новички носят с собой номер телефона брата на случай, если понадобится помощь.
— Говорит, что звонил и не получил ответа. Судя по голосу, он на грани, Анита. И если он перекинется в баре, люди вызовут полицию…
— И его пристрелят на месте.
— Да.
Я вздохнула.
— Я так понимаю, что и туда ты не можешь поехать, — сказал Тедди.
— Я — нет, но Мика может.
Мика вошёл в кухню как раз вовремя и глянул на меня вопросительно. Он уже снял костюм и, насколько я его знаю, аккуратно его повесил. Сейчас на нем была пара тренировочных штанов и ничего больше. От одного его вида без рубашки, шлёпающего по полу босиком, у меня сердце заколотилось. Волосы он прихватил сзади резинкой, но это я могла ему простить, видя мускулатуру груди и живота. Руки и плечи у него такие, будто он долго занимался с железом, но на самом деле это от природы. Не все, но почти все. Он просто отлично сложен.
— Анита, ты меня слышишь?
До меня дошло, что Тедди что-то говорил.
— Извини, Тедди, не мог бы ты повторить?
— Дать адрес бара тебе или подождать Мику?
— Он здесь.
Я передала Мике трубку, и он приподнял брови. Я объяснила ситуацию как можно короче.
Он закрыл микрофон рукой:
— Ты уверена, что это удачное решение?
Я покачала головой:
— Почти уверена, что неудачное, но я ехать не могу, когда ardeur может выплыть с минуты на минуту. Я не могу тронуться с места, пока он не удовлетворится.
— Да, но может быть, мог бы поехать Натэниел?
— Что? Войти в бар, быть может, в подозрительном месте, и бороться в рукопашную с вервольфом настолько новым, что он ещё и пить без риска не научился? — Я покачала головой. — У Натэниела много умений, но это в его список не входит.
— В твой тоже, — сказал он, смягчая улыбкой горькую правду.
Я улыбнулась, потому что ну прав он был.
— Нет, я могла бы поехать в больницу и не дать сунуть Джила в сейфхауз, но угомонить вервольфа не смогла бы. Застрелить — да, но не уговорить. Если я его не знаю.
Мика записал адрес и название бара и повесил трубку. Потом посмотрел на меня, тщательно сохраняя спокойное выражение лица.
— Я не против оставить тебя и Натэниела наедине с ardeur’ом. Вопрос в том, не против ли ты?
Я пожала плечами.
Он покачал головой:
— Нет, Анита, я должен получить ответ перед тем, как уехать.
Я вздохнула.
— Тебе надо успеть туда, пока волк не потерял контроль окончательно. Езжай, все будет в порядке.
Он посмотрел недоверчиво.
— Езжай.
— Я не только о тебе беспокоюсь, Анита.
— Я сделаю для Натэниела все, что смогу, Мика.
Он нахмурился:
— И что это значит?
— Значит то, что я сказала.
Ответ его не слишком устроил. Я добавила:
— Если ты будешь ждать, пока я скажу: «О да, все путём, я утолю ardeur и дам Натэниелу», за это время волк перекинется, копы его застрелят, прихватив ещё парочку штатских, пока ты ещё из дому не выйдешь.
— Вы оба мне дороги, Анита. Наш пард дорог. То, что случится сегодня здесь, может переменить… все.
Я сглотнула слюну — вдруг мне стало трудно смотреть ему в глаза.
Он взял меня за подбородок, приподнял:
— Анита?
— Я буду хорошая.
— Что это значит?
— Я не знаю, но сделаю все, что в моих силах, и больше этого я ничего не могу предложить. Я никогда не знаю наперёд, что я буду делать, когда проснётся ardeur. К сожалению, это правда. Сказать что-то другое — значит соврать.
Он глубоко вдохнул, грациозно поднялась и опустилась его грудь.
— Наверное, на этом я и успокоюсь.
— А что же ты хотел бы от меня услышать?
Он наклонился и нежно поцеловал меня в губы. Редко мы целовались так целомудренно, но когда ardeur так близко, Мика был осторожен.
— Чтобы ты сказала, что ты это берёшь на себя.
— Что значит — «беру на себя»?
Теперь вздохнул он:
— Мне надо пойти одеться.
— Ты возьмёшь джип?
— Нет, свою машину. Тебя может опять вызвать полиция на новый труп, а все твоё снаряжение в джипе.
Он улыбнулся мне почти печально и пошёл одеваться. Я услышала его тихое восклицание, когда он свернул за угол, и разговор с другим мужчиной. Голос не Натэниела.
Из-за угла выплыл Дамиан.
— Сильно же ты отвлеклась, если не учуяла меня раньше.
Он был прав, я отлично чую нежить. Ни один вамп не мог бы подойти ко мне так близко незаметно, тем более Дамиан.
Он мой слуга-вампир, как я у Жан-Клода — слуга-человек. Ardeur мне достался по вине Бёлль Морт и Жан-Клода — их наследие, заразившее меня. Но то, что Дамиан — мой слуга, это уже я виновата. Я — некромант, и, очевидно, сочетание некромантии с состоянием слуги-человека даёт непредвиденные побочные эффекты. Один из них и стоял сейчас у входа в кухню, глядя на меня глазами цвета зеленой травы. У людей таких глаз не бывает, но у Дамиана, очевидно, были, потому что превращение в вампира не меняет исходных черт. Может побледнеть кожа, могут удлиниться кое-какие зубы, но цвет кожи и глаз останется тот же. Единственное, наверное, что от этого стало живее, были его волосы. Рыжие волосы, сотни лет не видавшие солнца, приобрели цвет почти свежей крови — ярко-алый. Все вампиры бледные, но Дамиан начал жизнь молочно-медовый, как часто бывает с рыжими, так что он был бледнее других, будто кожа у него была из мрамора, и какой-то демон или бог вдохнул в неё жизнь. Так, стоп. Тот демон — это я.
Фактически именно моя сила, сила некроманта заставляла биться сердце Дамиана. Он старше тысячи лет, и мастером вампиров ему уже никогда не стать. Если же ты не мастер, то тебе нужен мастер, дающий тебе силу восстать из могилы — не только в первую ночь, но каждую ночь. Иногда, бывает, мертвецы поднимаются случайно, когда мастера рядом нет, и становятся упырями. Ходячими трупами, почти как зомби, но им нужна кровь, а не мясо, и они не разлагаются. Подобные мелкие проблемы и явились причиной вампирских законов, как можно нападать на людей и как нельзя. Нарушь такой закон — и вампиры тебя за это убьют. Причём это в странах, где вампиры до сих пор вне закона. В США, где у них есть права, вампиры ведут себя цивилизованней — если есть шанс, что полиция докопается. Если же они могут сохранить дело в тайне, то разбираются сами, пусть это даже значит убить своего.
Дамиан, видно, пришёл прямо с работы, потому что, хотя он, как большинство недавно приехавших из Европы вампиров, почти никогда не надевает джинсы и кроссовки, официальную одежду он не любит с той же силой, с какой Жан-Клод на ней настаивает.
Он был одет во фрак, который я уже видала. Темно-зелёный, будто из восемнадцатого века, но фрак был новый, пошитый так, чтобы открывать белое сияние груди и живота. Вышивка покрывала обшлага и лацканы почти сплошь, отчего вся эта белая кожа начинала переливаться, штаны атласные, чёрные, свободные, будто материала взяли больше, чем нужно было бы для изящных ног Дамиана. Пояс заменял широкий зелёный кушак, ноги уходили в чёрные кожаные сапоги — вполне пиратский убор.
— Как работалось? — спросила я.
— «Данс-Макабр» — самый горячий на сегодня дансинг в Сент-Луисе.
Дамиан шёл ко мне, точнее, скользил. Что-то в его манере мне показалось непривычным.
— Единственное место во всем городе, где люди могут танцевать с вампирами. Ещё бы ему не быть горячим.
Я посмотрела на Дамиана, сосредоточилась и поняла, что сегодня он подкормился, на женщине-добровольце. Добровольная отдача крови рассматривается как добровольный секс. Достигни совершеннолетия, и можешь кормить нежить и хвастаться укусами перед подругами. Я приказала Дамиану кормиться только на добровольных жертвах, а поскольку мы связаны, он не может меня ослушаться. Некроманты из легенд умели командовать любым видом нежити, и мёртвые выполняли все их приказы. Единственная нежить, которой могу командовать я, это зомби и Дамиан, и, честно говоря, мне от этого неуютно. Я вообще не хочу иметь ни над кем такой власти.
Конечно, есть и у Дамиана власть надо мной. Мне все время хочется его трогать. Только он вошёл, тут же возникло почти непреодолимое желание погладить его кожу. Так оно и должно быть между мастером и его слугой. Такая тяга к слуге, потребность касаться и гладить — одна из причин, почему так драгоценны слуги. Я думаю, что это ещё и не даёт самым сумасшедшим и злобным вампирам убивать слуг, потому что вамп часто не может пережить смерть своего слуги — так сильна эта связь.
Он обошёл вокруг стола, проведя пальцами по спинкам стульев:
— А я из тех вампиров, к которым они всю ночь телом прижимаются.
— Клубом все ещё командует Ханна?
— Ну да, а я — просто холодное тело, которое посылают в публику. — Он обошёл стол, выйдя к островку, отделяющему рабочую часть кухни от остального помещения. — Реквизит, как статуя или штора.
— Ты лукавишь, Дамиан. Я видела твою работу — ты любишь заигрывать с публикой.
Он кивнул, обойдя островок. Теперь нас ничто не разделало, кроме того, что я все ещё стояла, прислонившись к шкафу, а он остановился у края островка. Тяга сократить расстояние, забросить руки вокруг его тела была почти неодолима. У меня просто руки ныли, и я их сунула за спину, прижав телом, как стоял недавно Натэниел возле джипа.
— Заигрывать я очень люблю. — Бледные пальцы скользили по краю островка, нежно, медленно, будто он чего-то совсем другого касался. — Но нам не разрешают секс на работе, хотя многие об этом умоляют.
Изумрудная радужка ширилась, поглощала зрачки, и он глядел на меня двумя зелёными огнями. Сила Дамиана плясала по моей коже, от неё перехватывало в горле дыхание.
И голос у меня слегка дрожал, но я набралась твёрдости, пока говорила, и наконец смогла почти нормально произнести:
— У тебя, Дамиан, есть моё разрешение встречаться, трахаться, что тебе захочется. Ты можешь иметь любовниц, Дамиан.
— И куда же мне их водить?
Он прислонился к островку, скрестив руки на широкой бледной груди.
— В смысле?
— У меня гроб в твоём подвале. Достаточно, но вряд ли романтично.
Я от него готова была услышать что угодно, но только не это.
— Извини, Дамиан, мне просто в голову не приходило. Тебе ведь нужна комната?
Он слегка улыбнулся:
— Да, комната, куда приводить подруг.
Тут до меня дошло.
— Ты имеешь в виду — приводить сюда незнакомых? Женщин, которых ты никогда до того не видел, а потом, после ночи, чтобы они с нами завтракали?
— Да, — ответил он, и теперь я поняла выражение его лица: это был вызов. Он знал, что меня не обрадует мысль о чужих людях в моем доме, уж тем более с утра первым делом увидеть незнакомую женщину, которую он привёл просто потрахаться.
На меня накатила волна злости, и это помогло собраться с мыслями, отпихнуть потребность касаться его, не имеющую ничего общего с ardeur’ом и порождённую только силой.
— Я знаю, что у тебя была комната в Цирке. Можно будет договориться с Жан-Клодом, чтобы ты туда водил женщин.
— Мой дом здесь, с тобой. Ты теперь мой хозяин.
От слова «хозяин» меня слегка покоробило.
— Я знаю, Дамиан.
— Нет, правда? — Он оттолкнулся от островка, подошёл и встал передо мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16